– Ты счастлив в своем новом приходе? От удивления Коул даже не сообразил, что ответить. Он лег на траву и заложил руки за голову.

– В общем-то, да. Здесь добрые люди, которые больше всего на свете хотят построить церковь. И я, конечно, помогу им.

– А потом ты уедешь из Тумстоуна?

– Возможно, – ответил он задумчиво, вспомнив о том, как бы мог быть далеко отсюда.

– А ты? Вернешься на Восток? Аманда не знала, что он хотел услышать: «да» или «нет».

– Я не решила окончательно. Может быть, открою магазин в городе. Он будет кстати. И доктор Гудфеллоу считает, что я смогу помочь ему. Он убеждает меня остаться.

– Но ты не доктор, – поспешно сказал Коул.

– Я знаю. И для него это – не секрет, но я многому научилась у отца и могу оказывать помощь, если врачей не будет в городе.

Аманда ждала, как он отреагирует. Вдруг ее бросило в жар: пастор хочет, чтобы она уехала после того, что сегодня произошло.

– Тебе не нравится, что я собираюсь остаться?

Коул пальцем провел по ее щеке.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала, но не хочу также, чтобы ты занималась не женским делом.

– А какое это – женское дело? Наверное, то, чем я занималась недавно.

Он хитро улыбнулся.

– С этим все нормально. Но магазин – это очень серьезно.

Аманда стала надевать юбку.

– Давай не будем говорить на эту тему. Было так хорошо… А теперь надо возвращаться.

Она застегнула кофточку.

– Мы ведь не хотим, чтобы нас тут застал Детка Могильщик.

Коул застыл с одеждой в руках.

– Что ты о нем знаешь? – спросил он как можно хладнокровнее.

– Только то, что уже сказала. Он – настоящий головорез, ужасный человек. Может и обокрасть и перерезать горло. Я бы не хотела с ним встретиться, – Коул обнял ее и нежно поцеловал за ухом.

– Не беспокойся, Я не лам тебя в обиду. Мы гложем остаться здесь даже на ночь.

– Не думаю, что эта идея хороша, – возразила Аманда, снова ощущая дрожь во всем теле. – Иначе я стану совсем порочной и потеряю всякую благовоспитанность.

Он при поднял ее лицо.

– Ты не порочная женщина, а благовоспитанности у тебя больше, чем у кого-либо.

Аманда почувствовала искренность его слов, и у нее отлегло от сердца. Однако голосом постаралась не выдать своих чувств.

– Спасибо на добром слове, преподобный Стори.

Они обнялись и пошли к лошадям.

Аманда сидела перед небольшим зеркалом в своей комнате и внимательно разглядывала себя. Она не могла сказать, что изменилась внешне, потеряв девственность. Она слышала о какой-то особой печати на лицах порочных женщин. Но если такая печать и была, то сама Аманда ее не видела. Она поднесла зеркало ближе, провела пальцем по щеке, вокруг глаз. Возможно, ее карие глаза выглядели более запавшими? Может быть, лицо стало вульгарным? Или губы порочными? Но все, что Аманда могла разглядеть, так это свои ненавистные веснушки, ярко проступившие на переносице от того, что она провела много времени на солнце. Не помогла даже модная шляпка.

«Нет, – подумала она, отворачиваясь от зеркала, – если разница и появилась, так только внутри меня самой, в неистовой сумятице мыслей и чувств». Согласно законам общества Аманда поступила неправильно: нельзя отдаваться мужчине до свадьбы, даже не получив предложения выйти за него замуж. Да они, к тому же, едва знакомы. А она отбросила все условности в поглотившей ее страсти. Наверное, ей должно быть стыдно.

Но нет, Аманда вовсе не сожалела о случившемся. Наоборот, она была в восторге от того, что приподняла завесу любовных тайн. Аманда действительно мало знала пастора, но была уверена, что он не поступит с ней подло. Он был нежным, страстным, любящим и знал, что делает. Опыт пастора намного превосходил ее скромные познания. Но Аманде это нравилось, хотя она ни на минуту не забывала, что ее первый мужчина – священник.

Аманда расхаживала взад-вперед по своей узкой комнатке. Нет, она ни о чем не печалится, и вины за ней нет. Более того, она ощущала себя настоящей женщиной. Женщиной, познавшей сладость любви. И любящий Бог, который создал мужчин и женщин для взаимного наслаждения, не проклянет ее за это. А была ли любовь? На этот вопрос Аманда вряд ли ответила бы. Эйфория прошла, и она чувствовала себя несколько смущенной. С прошлой пятницы Аманда избегала встреч с пастором отчасти из-за страха, что будет отвергнута за легкомыслие, отчасти из-за того, что не могла разобраться в собственных чувствах. Пастор хоть и занимался духовными делами, но его поведение в тот памятный день было слишком уж земным. Что-то в нем тревожило Аманду, но она пока не понимала, что именно.

Несмотря ни на что, Аманда твердо знала: когда они встретятся, его объятия будут желаннее всего на свете. Что может быть лучше тех восхитительных мгновений?! Это – любовь? Или что-то иное?..

Торопливый стук в дверь оторвал Аманду от раздумий.

– Кто там?

– Аманда, это миссис Пул, – раздался приглушенный голос. – Вы просили сообщить, когда прибудет экипаж. Джимми только что сказал мне об этом.

– О, спасибо, миссис Пул, Я иду.

Она надеялась, что привезли лекарства из Туксона, которые она заказывала. Была использована вся настойка опия, привезенная Амандой из Сент-Луиса. Если не пополнить запасы, некоторые ее клиенты будут очень страдать. Аманда взяла шляпу и, стоя перед зеркалом, приколола ее к волосам большой булавкой.

– Ну, Аманда, ты – не порочная женщина! – сказала она решительно своему изображению. – Но будь осторожна и не давай волю чувствам. Ничего хорошего из этого не выйдет. Он не заинтересован в женитьбе, а тебе ни к чему нежелательные последствия. Держись от него подальше.

Светло-карие глаза задумчиво смотрели на нее из зеркала, казалось, этих аргументов им было недостаточно.

– Подальше, но не так уж далеко, – прошептала она, взяв сумочку, и направилась к двери.

Коул стоял на пороге парикмахерской, когда увидел, что по Аллен-стрит проехал экипаж. Взмыленные лошади пронеслись в облаке пыли. Кучер что-то кричал и щелкал кнутом. За экипажем бежали дети, шли взрослые, желавшие посмотреть, кто приехал.

– Он очень быстро едет, – сказал парикмахер, подходя к Коулу с полотенцем в руках. – Что-то там не так.

– Может быть, просто хочет привлечь внимание, – ответил Коул. Он только что подстригся и уже надевал сюртук.

– Зачем ему это? Любой прибывший экипаж – событие в Тумстоуне. Нет, когда так спешат, знай, ограбили где-то за городом. Теперь это случается часто.

– Пойду посмотрю, может, вы и правы.

– Попомните мои слова, преподобный Стори. Уж я-то знаю.

– Сколько с меня, Сэм? – спросил Коул и достал деньги.

– Сейчас подсчитаем: бритье и стрижка – пятнадцать центов.

– Спасибо.

Сэм поднял край своего длинного передника и опустил деньги в карман.

– Сегодня собрание в церкви, преподобный Стори?

Коул задержался у порога.

– Да-да…

– Очень хорошо. Нам наконец надо решить со строительством церкви. Все так долго ждут этого. Надо договориться, что делать.

– Да, конечно.

– У меня есть некоторые соображения…

Коул бросил нетерпеливый взгляд в сторону экипажа: хотелось быстрее узнать, в чем там дело. Может быть среди пассажиров и Эйсис Мэлоун.

– Хорошо, Сэм. Надеюсь, вы расскажете об этом сегодня вечером, – поспешно произнес Коул, решительным жестом надел шляпу и пошел по мостовой.

Строительство церкви стало навязчивой идеей для прихожан. Они думали, что пастор приедет и сразу сотворит чудо, о котором весь приход Святого Ансельма мечтал два длинных года. Коул понимал, насколько это важно для прихожан, но ему становилось все труднее, когда они забрасывали его вопросами. Как ни странно, он ловил себя на мысли, что сам часто задумывается над тем, откуда взять средства и как воплотить задуманное в жизнь. Если бы нашелся Эйсис, то этот нелепый маскарад был бы не нужен, а решением всех проблем прихожан занялся бы настоящий Кэбот Стори.