Глазам влиятельного человека мало иметь красивые цвет и форму, им необходимо ещё выражать непоколебимую волю и ум, и такими глазами обладала Кира. Если она уже осознала, каким невероятным обаянием наделена – закрывай глаза и спасайся. Либо смирись и утони. В момент, когда почувствуешь нехватку воздуха – ты будешь уже потерян. Отныне ты её раб и выполнишь любое веление.

Ради таких женщин на войну не идут – ради такой женщины войну ведут.

Но вот руки… Э-эх!.. Не в шрамах дело, не сильно они уродуют их вид, кого-то, наоборот – впечатлят. Драка с волками нешуточное дело, не каждый мужик таким похвастать сможет, так что если шрамы остались только на руке – тебе крупно повезло. Дело в мозолях, потёртой кожи на ладонях и погрызенных ногтях, которые редко чистят. Опять же: руки выдают характер человека, а этот свои постоянно чем-то занимает, не гнушается никакой работы. Это перед вами не принцесса. Это – прилежная хозяйка дома, умелая охотница и заботливая мать. Вчерашняя ранка ещё зажить не успела, а сегодня опять где-то занозу загонишь или обожжёшься.

Сколько же ей лет? Судя по коже на лице и отсутствии каких-то морщинок не могло быть больше двадцати. И всё её тело так и пыхало молодостью, как цветущая вишня весной. Пусть она не такая открытая душой, как Вета – та была чуть ли не нараспашку открыта, – и скорее даже натура скрытная, но такая же естественная, что внушало не меньше доверия. Скорее даже больше – такие люди не разбалтывают секреты.

Марья всё время ловила себя на том, что невольно пыталась понять сущность Киры. И чем дольше за ней наблюдала, тем больше вопросов порождалось, на которых никто не давал однозначного ответа. Загадка-женщина – одним словом.

Вета, взяв пустой магазин, который Кира ей протянула с таким же бессловесным требованием, повозилась в этот раз с пистолетом подольше. Не всё у неё получалось так слаженно с переводом затвора в разное положение и перезарядкой, как у той, но она старалась. Разговаривала шёпотом сама с собой, рассуждая. Когда не могла что-то вспомнить или совсем не получалось – подбегала и просила показать. Как держать при этом пистолет, передавая другому, чтобы исключить несчастный случай, она усвоила после первого же настойчивого напоминания (вот так правильно – за ствол, дулом вниз, рукояткой вперёд – повтори, тогда возьму). Последняя часть задания состояла в том, чтобы зарядить магазин патронами. Не обязательно дополна, насколько пальчикам хватит сил продавливать пружину. Хотя бы два. У Веты, кстати, руки выглядели намного лучше и погрызенных ногтей не было. Значит, дело не в отсутствии удобного ножичка (какое тут может быть отсутствие, если у каждого по два ножа на себе в чехлах?).

– Мам, а можно я ему покажу? – спросила шёпотом Вета, смотря на Дария. Уловила, что он с большим интересом смотрел на пистолет и упражнения с ним, чем на собаку.

Кира согласно кивнула, но в то же время забрала магазин с патронами себе (от греха подальше), доделывая то, на что у Веты терпения не хватило – аккуратно вдавливать патроны.

– Прости за вопрос, но ты правда её мама? – спросила шёпотом Марья, доверительно пригнувшись над столом. Не выдержала. – Просто когда мы знакомились, она назвала тебя «Кира», а тут всё время говорит: «мама».

Видимо, это обстоятельство настолько укоренилось в семье – ни Миллу, ни Рола это совершенно не смущало, – что Кира от такого вопроса немного растерялась. Нечасто, значит, сюда заглядывают гости, поняла Марья, – а если, то из очень узкого круга знакомых.

– Они родные сёстры, – пояснила Милла, мгновенно придя на выручку.

– То есть?.. Я не совсем понимаю…

Простите, пожалуйста, глупую бабу, если касаюсь болезненной темы…

– Вета плохо помнит свою мать, она тогда была ещё маленькой. Кира её воспитывала, вот она её и называет мамой. Она её когда как называет, сейчас тут много людей и разговоров, и ей удобней её так звать, чтобы не путаться. У неё это привычка, а для нас всех в порядке вещей. Мы между собой всегда понимаем, кто есть кто.

– Прости… – ещё тише, почти беззвучно, прошептала Марья, смотря на Киру и с трудом глотая ком в горле.

Какая же она дура! Чего только не надумала себе, стыдно даже от одних мыслей. Так и хотелось пересесть к ней на одну скамью и крепко обнять – из сострадания и безмерного восхищения. Марья прекрасно знала, каково это – тянуть на себе одной семью. Пусть у Киры и была крепкая и надёжная опора в виде отца, тем не менее ей одной пришлось нести на себе бремя хозяйки, хранительницы очага и воспитательницы в том возрасте, когда она к этому была совершенно не готова. От такого тяжёлого удара Марью судьба уберегла – мать она потеряла, когда была уже зрелой девушкой.

Кира пожала плечами и мягко улыбнулась, разряжая эмоциональный наплыв, который у гостьи грозил перелиться через край глаз.

– А она мне наполовину мама, – сказала она, смотря с признательной улыбкой на Миллу. – Мы все тут друг другу в чём-то наполовину.

Так и живём – добавляют женщины постарше со вздохом.

Так и жили до сих пор.

Теперь Марья всё поняла. Эта семья состояла не их отдельных членов, а была одним целым. В неё никому не удастся вогнать клин раздора, ибо они безусловно доверяют друг другу и любой встал бы на защиту другого – худо тогда придётся тому, кто недооценит их. И поняла, почему Милла не любила распространяться о жизни своего брата – вовсе не из стыдливых чувств, а из-за нежелания наводить людей на завистливые мысли. Она вместе с Ролом так же причислялись к этой семье, как и собака.

Потупившись в стол, Марья чувствовала на себе пристальный взгляд мужчины (идеального и свободного!) за своей спиной и оттого терялась и краснела всё больше. Так неудобно ей было, что поставила себя в глупое положение (он ведь слышал – если не всё, то достаточно), что хотелось сквозь землю провалиться. И сыну, для которого тут провидение приберегло идеальную невесту, наверное, тоже этого хотелось.

Что-то нужно было сказать, но в голове всё окончательно пошло кругом. В порыве чувств Марья схватила руку Киру, и не в силах поднять глаза (выдадут, черти, всю её с потрохами), сдавленно прошептала:

– Спасибо… Спасибо за всё… Вам всем.

Других слов не нашлось.

И не нужно было. Марье, в любом случае. Будь она на месте своего сына, она бы говорила стоя на коленях и смотря этой лесной владычице прямо в глаза – и не так смущённо, а пылко и торопливо, боясь что она вырвет руку. Говорила слова благодарности, восхищения, радости, любви… просто изливала бы весь поток восторга, который испытывала… Дарюша, не будь же таким тупицей и сделай это… Человеческий век насколько короткий и подобный шанс выпадает лишь единожды. Будь достоин его!

Идиотка… Полная. Правильно укоряют, что как с малышом обращается и лучше бы о себе больше думала, чем о нём. Горшочек и тот в узелок засунула при побеге, чтобы его тёплым кормить. Когда Аким при первой встрече в лесу на него смотрел, у него прямо с глаз можно было считать мысль «страх страхом, а горшочек-то прихватить успела». И что?! Да, такая она баба – и в горящий дом забежит детей вытащить, и котелок с едой прихватит! Как же ей опостылело, что всю жизнь на неё вот таким взглядом смотрят и по какой-то мелочи судят – не горшочек, так носовой платочек. Сама себя не похвалишь – никто не сделает…

А всё почему? А всё потому, что есть такой неписанный закон природы, по которому всё, что одни недополучают, как бы ни просили и не трудились ради этого, получит кто-то другой! Сразу за всех, как некое божество, которому полагается приносить жертвенные подаяния. Олениху она добыла… А Марьин дылда – сверстник ведь на вид! – зайца даже добыть не может. Ни силки ставить не умеет, ни из лука толком стрелять. Дубиной только махать и по деревьям колотить. Аким свою дочь большему научил, чем многие отцы своих сыновей. Зуб даст, что любую шишку с ели собьёт – хоть из ружья, хоть из лука, хоть ножом. Девчонка – десяти лет от роду – и та стоит, учит парня, как с пистолетом обращаться. Стыд и срам.