Получив ещё несколько согласных мнений, что три дня – оптимальный вариант, больше не надо, мужики успели отдохнуть и подлечиться, – Кира решительно поджала губы и посмотрела старику в лицо. Если он действительно любил Юну, как свою родную дочь, то он не мог с безразличием отнестись к судьбе её детей. Кира в полной мере поняла, что только от неё зависит исход этой игры в жизнь и смерть родных. Сейчас она была хозяйкой положения и обязана была довести дело до конца – что бы оно кому ни стоило. Как это сделала мать в своё время. Её решение было верным.

Равиль видел отчаянную душевную борьбу девушки и в порыве чувств сделал робкий шаг навстречу, но Кира отступила назад, показывая этим, что не желает никакой близости, и твёрдо проговорила:

– Мы выступаем через три дня, если условия не заставят нас сделать это раньше. Чем больше времени мы даём врагу, тем сильнее и наглее он становится. В обороне города вам всё-равно не нужны помощники – как я понимаю, поэтому мы будем делать то, что враг меньше всего ожидает. То, что давно нужно было сделать. Мы сами нападём на него. Если найдутся добровольцы, мы с радостью примем всех. Нас осталось немного, было бы неплохо набрать хотя бы полную сотню. Нет – мы выступим тогда собственными силами. Передай это людям в своём городе. Это моя единственная просьба к тебе.

Не став ждать ответа, Кира развернулась и торопливо пошла в сторону барака, тупясь в пол. Ноа, которая стояла в стороне и всё слышала, пошла догонять подругу, исчезнув вслед за ней за дверью. Всем было понятно – этот разговор был теперь только для больших девочек, просьба не тревожить.

Равиль глубоко вздохнул. Сколько всего он пережил за этот час и сколько чувств разрывало его сердце на части, невозможно было передать. И это был ещё не конец его мучениям. Ему предстояло ещё сделать заявление на площади, которое буквально взорвёт город. Другого выбора Кира ему не предоставила. Слишком хорошо он знал, что против этого врождённого упрямства какие-то уговоры и мольбы были бессильны. Ровно как и угрозы. При отказе она сама бы пошла на площадь и объявила это во всеуслышание. Удержать её от своего твёрдого намерения можно было только арестом. Хотя южанам тоже не удалось силой удержать эту смутьянку в плену, что ещё больше закалило её.

Динат, слывший хорошим дипломатом (балаболом – на сутемьском наречии), подошёл к Равилю и с сочувствием похлопал его по плечу. В его жесте, как он показал на дверь барака и себя, выразились все эмоции, которые только он мог так точно без слов выразить. «Старик, честно, нам жаль тебя, но ты теперь понимаешь, каково нам с ней приходится?»

– Она нам как сестра родная, – высказал он свои чувства другими словами.

Нашёл таки подходящие. Бывают, конечно, семьи, где между людьми больше вражды, чем любви, где браться и сёстры ненавидят друг друга, где мужья бьют жён, – но не в Сутеми. Там такое не приемлют. Можно поссориться – в какой семье не бывает? – сглупить, повздорить (дети только этим и заняты), – но всегда быть уверенным: брат вступится за сестру, муж – за жену. Семья – это святое. В Сутеми они все друг другу братья и сёстры.

– Он некрасиво поступил, – сказал Динат, показывая на Назара, который уже давно махнул рукой и уходил восвояси. – Вот не надо говорить «гоп», пока не перепрыгнешь, так ведь? Она вместе с нами отбивалась, а не визжала где-то сзади. Радуйся, что вообще видишь её живой, потому что одна половина обстреливала нас, мужиков, а другая – её одну. Обратил внимание на вот это? – Динат показал себе на шею. – Этот платочек у неё не ради красоты, у неё там царапина от болта. Если бы вам удалось раздеть её в игре, вы бы увидели больше таких. Хотя я сильно сомневаюсь. Она Ларса в два счёта обыграла, а он был ни в одном глазу даже не подвыпивший. Если Назар хочет поговорить – пусть приходит и толкует на равных, а не смотрит на неё, как на шлюху. Мы за это не только по морде дадим. Сам трезво посуди – она ведь знает про чужаков больше нас всех вместе взятых, да только так просто из неё это не вытянешь.

Динат примирительно протянул руку: «Мир?»

– Не составишь ли мне компанию назад, друг? – предложил Равиль, с радостью принимая рукопожатие. – Поговорим обо всём спокойно. Видишь, в чём наша злостная проблема – нам до границ далеко, пока что-то узнаем, уже пару дней пройдёт. Тоже не всякому верить можно. Мы как кроты, на ощупь всё понимаем, оттого и осторожничаем. Ты уж точно больше сможешь рассказать, чем наши разведчики все вместе взятые.

Почесав бородатую шею, Динат пожал плечами.

– Пойдём, чего бы и нет? Ты за неё не переживай, она отойдёт. Её главное не трогать, когда она горячится. Ну, а если не стерпит, так убьёт кого-нибудь и потом успокоится. Нам-то что, не привыкать к этому…

С такими шутками (вполне серьёзными, но ежели не хотите верить – дело ваше) и разговорами обо всём, что случилось за прошедший год вокруг Сутеми и подвластной ей территории, время обратного пути пролетело быстро, хотя собеседники шли медленно, останавливаясь порой ненадолго на особо важных моментах. Динат охотно жестикулировал и показывал разное, то водя рукой по округе и выискивая подходящие сравнения, то грубо чертя прутом по пыли. Равиль не льстил, когда говорил, что он может рассказать больше других – это было правдой. За какой-то час градоправитель узнал невероятно многое, и если намерение Киры в первый момент казалось следствием вспыльчивости (наследственная черта от матери), то в свете всех событий и полученной информации было абсолютно логичным. Крайне рискованным, не без этого. Но война, если так судить – сплошной риск и проигрывает в ней тот, кто ведёт себя как на соревновании, где нужно придерживаться определённых правил.

Как ни крути, одно стало всем ясным – южане не дадут никому спокойно жить, как раньше. Они не пришли сюда, чтобы мирно соседствовать. Они пришли господствовать. Терпеливой и бесплодной дипломатии миракандцев пришёл конец, и теперь, если они считали себя хозяевами этих земель, нужно было встать и идти разбираться по-львиному.

Лучшей кандидатуры на роль льва, кроме разъярённой львицы, которая заперлась в бараке, не было и в этом положении дел быть не могло.

Даже не расставив фигуры на доске в стартовую позицию, Кира поставила их в ситуацию, в которой при любом ходе следовал мат. Так умеет играть только настоящий мастер.

– Пойдём, разговор есть.

Рустам протянул руку, чтобы помочь встать. Кира помедлила (ровно столько, чтобы это не показалось отказом) и поднялась, схватившись здоровой рукой за крупную, мясистую ладонь. Недавно затянувшиеся раны на боку недовольно намекнули, что можно вставать и поосторожней.

– Ты тоже, – Рустам протянул руку Ное.

Та помедлила, но по другой причине. Она не ожидала приглашения на серьёзный разговор между мужчинами и поэтому нерешительно приняла руку, робко следуя за великаном, за спиной которого могла бы спрятаться вместе с Кирой.

В течении последних дней дружная компания скаутов заметно уменьшилась. Во время похода собираться вместе было своего рода необходимостью, ибо каждое утро приходилось обговаривать, по каким тропам дальше идти, как обстоят дела в таборе, кому и как помочь, и у всех была единая цель: дойти живыми до столицы. А сейчас днём все разбредались по самым разным делам и порой весь день друг друга не видели, а вечером хотелось просто свалиться и спать – благо не нужно было переживать за безопасность: городской гарнизон регулярно патрулировал все подходы, а на крестьянских дворах на окраинах держали сторожевых собак, которые поднимали лай на ночных незнакомцев. Если кто-то засиживался за костром до ночи или вставал на рассвете, то скорее по старой привычке.

Этим вечером собралось намного больше людей, чем обычно. На площади, где днём хозяйничали женщины, теперь у мерно полыхающих костров сидели мужчины – все, кто был в состоянии прийти и считал это для себя важным.

Когда Кира и Ноа пристроились в компанию своих боевых товарищей – на что те всегда смотрели с радостью, – Динат, который не стал садиться, а остался стоять, поднял руку, привлекая к себе внимание окружающих. Судя по тому, что ему не пришлось долго ждать и громко призывать, до прибытия последних гостей тема сборища была уже оглашена.