Это было последнее, что он видел – Марью, бежавшую на врагов с занесённым над головой арбалетом, чтобы задержать их, и Киру, к которой уже с двух сторон спешила шайка, пользуясь её слабым состоянием. Дарий в тот момент естественным образом решил, что её ранили выстрелом из арбалета. Всё было потеряно – в этом не оставалось сомнения. Единственной надеждой оставалось только бежать за помощью, и это мог сделать – и должен был – только он.

– Меня нашли скауты. Я по дороге споткнулся и ударился головой об бревно, очнулся только утром. Они меня спрашивают – кто такой, откуда? – а я не могу ответить, потому что в голове всё перемешалось и гудит. Только через пару часов начал соображать. Мы вас всю неделю искали, до самой Бурной дошли. Я хотел, чтобы мы на тот берег пошли, а Ларс сказал, что это самоубийство и он не пошлёт туда никого из своих людей. Я его тогда уже терпеть не мог, кричал и обозвал трусом – там был-то только отряд дозорных за мостом. Во мне было столько злобы… А когда он бросил что-то дерзкое в своём духе, я набросился с кулаками на него. Даже умудрился пару раз заехать ему куда-то, пока он не дал мне под дых. «Прибереги свою ярость для других, – сказал он, – она тебе ещё пригодится».

Действительно пригодилась. Дубиной он превосходно умел махать – и то принесло большую пользу. Когда Кира подскользнулась и упала на склоне горы, потеряв контроль над ситуацией, Дарий был первым, кто подоспел на выручку. Видимо, специально держался ближе к этому краю. Ларс будто в воду глядел. Ещё одна жертва грубого тирана, которого теперь вспоминали с тёплой благодарностью за зажившие синяки на теле. Кира спокойно выслушала оправдания Дария. Ей по большому счёту давно было безразлично, почему он так в тот день поступил. Когда она переходила реку по мосту, то оставила у дерева на берегу всю прежнюю жизнь – со всеми прошлыми радостями и горестями. Порой жизнь складывается таким нелепым образом, что трудно определить, кто виноват в этом, а кто нет. Только в сказках всё всегда налаживается чудесным образом, в действительности же есть вещи, которые уже не исправишь никакими оправданиями и извинениями.

– Я никому не говорил про тебя. Не знаю, почему. Это было глупо, наверное…

Кира пожала плечами, чтобы показать хоть какую-то реакцию. Мол, какая разница после всех сделанных глупостей? Она в свою очередь тоже никому про него не говорила и если быть откровенной, вообще не хотела говорить. Роль загадочной незнакомки была очень комфортной, и она не торопилась раскрывать секрет того, почему некоторые южане с откровенным ужасом смотрели на неё и бежали прочь. В принципе, нормальная реакция любого человека при виде утопленницы, восставшей из мёртвых. Да ещё такой, которую и при жизни побаивались. А теперь ещё с небезызвестной винтовкой в руках. И ножами, которыми она очень ловко орудует.

Самое главное – что отец с Ветой не появлялись в крепости – Кира уже успела узнать от Ларса, поэтому ничего нового Дарий ей точно сообщить не мог. Когда-то приходит время ставить точку.

– Оставим всё, как есть, – сказала Кира. – У меня нет на тебя обиды. Всё, что я хочу – это отыскать Вету. Она пропала по моей вине.

Кира размеренными движениями встала, опираясь на винтовку (прямо как старушка на свою неразлучную клюку), и невольно скривилась от боли в боку. Как ни старайся, а всё-равно где-то резанёт.

– Что случилось с остальными? – спросил Дарий.

– Милла с Ролом остались в плену на том берегу. Я единственная, кому удалось сбежать.

– Что с моей мамой?

– Я не знаю, – коротко ответила Кира.

Ей стало теперь понятым, зачем Дарий на самом деле приходил – не чтобы извиниться, а чтобы узнать о судьбе матери.

– Разве вы не были вместе? Потом…

В аду – хотел он этим размытым «потом» сказать. Дарий стыдливо опустил глаза.

– Марью не взяли в плен.

Некоторое время Дарий осмысливал то, что Кира исчерпывающе недосказала. Вариантов тут было немного, чтобы долго думать. Только два: если Марья каким-то чудом спаслась бегством, то уже давно бы пришла в Сутемь. Если же не спаслась, то её убили либо поранили так, что она не могла идти сама. Оставить тяжело раненного человека в лесу было равносильно смертному приговору. После обильно пролитой крови от южан можно было ожидать того, что они захотят на ком-то выпустить своё зло – почему бы не на глупой бабе, на которую всё-равно никто бы не позарился? Что было более вероятным: могли в горячке драки нечаянно заколоть.

– Не брали?.. – переспросил Дарий. – Может, ты просто не видела?

Кира повертела головой.

– Нас троих уводили вместе. Меня, Рола и Миллу. Рол был ранен, но он дошёл, Милла его выхаживала в плену. Она и меня выхаживала, от неё я знаю, кто ещё из знакомых попал в плен. Марью оставили в лесу.

В глазах Дария отразилась боль, он заморгал, лицо исказилось в страдальческой гримасе. Понял. Сейчас действительно было жаль парня. Как Кира чувствовала себя виноватой за потерю младшей сестры, так он теперь чувствовал себя виноватым за гибель матери. А ведь всё могло быть иначе, задержись он ещё немного, чтобы защитить мать. Потерял бы время, но не потерял бы дорогого человека. Можно представить, как ему сейчас недоставало утешительных ласк своей девушки, которая не подозревала, какой ад царит в душе возлюбленного. Ведь он наверняка не рассказал ей ничего о своей первой любви, которую бросил в лесу. Пусть и против воли. Такое девушкам точно не рассказывают.

Оставив Дария одного справляться со своими чувствами, Кира направилась назад. Засиделась. Им уже и выходить пора. Желание пособолезновать парню Кира подавила в себе, не одарив его даже утешительным дружеским проглаживанием по голове или плечу. А вдруг их в этот момент заметят? Как это всё объяснять? Никто ведь не знает их предыстории. Кира всем, кроме Нои, отказывала в близости, а тут вдруг – нежности с парнем! Как на это посмотрят другие мужчины? Мол, пожалеть молодца хотела? Чем другие хуже? Тогда обнимай всех по очереди! И раз уж такая любвеобильная, то чего на этом останавливаться?

Нет. Лучше не ворошить осиное гнездо. Пусть всё останется, как есть. Её это устраивает. Да и его тоже.

– Воды, – прохрипел пожилой мужчина воинам горной заставы.

Они уже давно заметили со смотровой башни приближающегося путника и гадали, кто это мог быть. Гористая местность довольно далеко проглядывалась из каменной башни на ближайшей к Мираканду вершине, пройти незамеченным мимо неё было очень трудно, учитывая то, что там круглые сутки держали вахту. Дозорные, понаблюдав некоторое время через подзорную трубу за путником, пришли к однозначному выводу: что он очень уставший, поэтому его не стали дожидаться и выслали наряд из трёх воинов навстречу. С водой, естественно – это было обычно первое, что у них просили редкие странствующие.

Только когда бравый старичок с жадностью напился, он смог ответить на вопрос, кто такой и откуда.

– Арест меня зовут. Я из Сутеми.

Когда миракандцы слышали это название, оно всегда вызывало в них какую-то реакцию. Не став учинять подробный допрос, наряд тотчас довёл путника до башни, где он свалился от усталости у стены. Воины заставы засуетились, и очень скоро перед незнакомцем опустился старшина с чашкой картофеля, запечённого с кожурой, и ломтем хлеба. Обычный паёк дозорных, скрашивающий порой унылое занятие (вынужденное безделье – будет правильней). Соль в придачу да пару фруктов. Для свежих не сезон – деревья ещё не все отцвести успели – поэтому довольствовались сушёными и орехами.

Наспех отдышавшись, Арест взял картофелину, разломил пополам и начал жадно есть. Без соли – настолько оголодал. Старшина – статный красавец с тёмными, в меру длинными волосами, аккуратно собранными в косицу на затылке, – терпеливо ждал, когда путник утолит первый голод, сидя напротив на корточках. Приняв кружку чая, которую товарищ принёс вместе с низенькой короткой скамейкой, старшина поставил кружку на этот импровизированный столик и только тогда спросил: