Ладно уж, пусть муженёк гуляет с этой гадюшницей (не в обиду сказано) когда и где ему вздумается – лишь бы не трогал руками. Глупо ревновать после стольких лет и четверых детей. Красавицам некуда торопиться – а по оценкам женщин, которые очень компетентны в определении возраста, Кира не дотягивала до Нои, – и глупо уводить мужей от жён, если есть более подходящие и свободные от всяких обязательств кандидаты. Надоест ждать принца – пусть поставит желающих в ряд и выберет наугад какой-нибудь считалочкой с закрытыми глазами. То-то будет драка.
Пристроив миску между ногами так, чтобы она не опрокинулась, Кира одной рукой торопливо поедала ложкой кашу, а в другой продолжала цепко держать змею. Расправившись с завтраком, она решила, что вдосталь натешилась с бедной гадиной и пора её отпустить. Во избежание повторной встречи – не в той стороне, где поймала её и куда они с табором скоро направятся, а в той, откуда пришли. Заодно осмотрит местность и проверит, не рыскает ли кто ещё по горам в поисках приключений на свою голову.
Рослый пёс страшненького вида, который лежал на тропе, при виде приближающейся змеи вскочил и обежал Киру кругом, смотря ей вслед. Если не знать, что он был домашним, то его запросто можно было спутать с волком – и он походил на него не только породой, но и некоторыми повадками. В отличие от пастушьей собаки, которая ластилась к группе женщин с детьми в таборе, пёс всегда держался обособленно и к ласкам относился весьма прохладно. При бегстве табора из ущелья на собак никто внимания не обращал – те и были впереди с Игоней, и каким образом эта одна пастушья собака оказалась с табором, никто не знал. С псом было понятно – он если за кем-то ходил, то только за мужчинами, чаще всего за Арестом или Захиром. Вместе с ними он и присоединился к отряду в тот вечер, когда они уходили с Ларсом из крепости. Во время боя обе собаки держались наверху, считая своим священным долгом охранять «стадо», прижавшееся в страхе к скале, и ушли вместе с ним дальше: пастушья собака с первой вереницей, пёс – со второй, которую вёл Захир. Не любил он у баб под ногами путаться, и всё тут. Этим двум верным помощникам жители были теперь так же рады, как и ослам.
– Чей пёс? – спросила Кира утром перед уходом с мужчинами на охоту, на что Динат ей ответил:
– А ничей. Он сам себе хозяин, с кем хочет, с тем и ходит. У него и имени нет, только на свист и отзывается. Мы его часто берём с собой в походы. Он как мы – полудикий, не любит долго в городе жить. И знает, как вести себя. За зверьём попусту не гоняется, не лает, но если увидит опасность, озлобится и зарычит. Надо будет – и в драку полезет. Тропы находить умеет. Толковый пёс, в общем.
Динат похвально потрепал пса по голове. Тот зевнул, встал и направился следом за тройкой охотников, но не как типичная собака, радостно семеня с виляющим хвостом (ура, прогулка!), а походкой волка: хвост и голова опущены, взгляд цепко скользит по округе, зубы иногда тихо клацают (мне бы зайца в них, ох, попил бы я кровушки). Кира помнила, что во время боя, когда южане уже полезли на второй уступ, пёс не только злобно рычал сверху, но вслед за градом камней тоже бросился кусать врагов, заставляя их срываться вниз. Также от её внимания не ускользнуло и то, что он всегда занимал место с краю лагеря, рядом с дозорными. Собаки смотрят на людей, как на своих хозяев. Пёс смотрел на них, как на свою стаю, где у каждого есть своя роль в иерархии. Сторожевой – это была его роль, и он выполнял её добросовестно.
Услышав шорох шагов, Кира вытерла щёки и спрятала в карман ожерелье. Это был не пёс, который решил проверить, где она запропала, это был кто-то из людей. Уже и поплакать спокойно не дадут. Забеспокоились, наверное, что она с гадюкой не справилась. Вместо Нои, которая первая бы не выдержала отсутствия подруги, перед Кирой возник другой человек – которого она меньше всего ожидала.
Дарий, осмотревшись (нет ли змеи, жива ли укротительница), присел напротив. Несколько минут оба молчали. Дарий не находил слов, с которых лучше было начать разговор. Кира не видела смысла бросаться в истерике камнями (змеёй – было бы лучше). Она уже вчера поняла причину, почему он не подходил к ней, когда после боя увидела его в обнимку с незнакомой девушкой (по-хорошему, они все были для Киры незнакомыми). Странно как-то было смотреть на свою первую любовь и совсем не чувствовать ревности. Как, впрочем, и радости. Если бы он в прошлом году с такой яростью разбрасывал врагов в стороны, как вчера, они бы не попали в плен. Сама виновата, была бы вся из себя такая же беззащитная и перепуганная, в нём бы наверняка проснулся зверь пострашнее пёсика.
К Дарию скауты относились не так, как к ней. Они, конечно, уважали его – соответственно заслугам, – но не считали своим. Пожалуй, признание скаутов было труднее всего заслужить. Эти люди считали себя отдельной и независимой кастой. Чтобы понимать их и разговаривать на одном уровне, нужно было не хуже их знать язык леса, уметь покорять горы и ходить через болота. И самое главное: любить душой это дело. Сутемьских мужчин можно было грубо разделить на две части: скауты и все остальные. Основной костяк первой, меньшей части, состоял из компании, которую очень часто можно было видеть вместе: Аскар, Рустам, Влас, Динат, Арест, Захир. Если называть по возрасту, то в такой последовательности с небольшими погрешностями.
«Краснощёкий» явно не дотягивал до самого молодого скаута лет эдак пять-семь, а что касалось навыков следопыта, то вовсе казался рядом с ними неопытным во всём ребёнком. Вот таков он – внешне молодец хоть куда, а ведёт себя всё ещё как провинившийся мальчишка. Чего он, собственно, не подходил раньше? Боялся гнева? Думал, что она никогда не догадается о том, что он завёл себе другую любовницу? При чём относительно быстро справившись с потерей первой, исходя из степени выпуклости живота своей новой пассии (интересно, кто из них проявил решительную инициативу?). Или он опасался ревности с её стороны? Это было бы страшнее того, что они уже пережили? У Киры, по правде говоря, даже в худшие минуты минувшего года не было мыслей избить его. Зачем? Если бы он сдался вместе с ней в плен, это бы совершенно ничего не изменило, скорее даже наоборот – ухудшило. Она не смогла бы стать той несносной «шайтан-девкой», которая у многих южан запечатлелась в памяти.
– Я не знал, что делать, – проговорил наконец Дарий. Не за этим ведь пришёл, чтобы молчать. – Кого-то я должен был оставить.
Да, это очень гадко, когда стоишь перед этим выбором. И самое обидное то, что ты никогда не узнаешь, чем обернулась бы ситуация, прими ты другое решение. Прошлое не переиграешь заново на шахматной доске.
С того рокового дня в лесу в глазах Дария стояла одна картина: мать, отчаянно и слёзно умоляющая бежать за помощью в крепость, и Кира, сползающая вдалеке обессиленно у дерева на землю. Медлить нельзя было больше ни минуты. «Ты сильный, ты быстрее всех бегаешь, до крепости намного ближе, чем до Бурной, вы успеете нас догнать и отбить! – торопливо и горячо говорила мать, не давая ему опомниться. – Пожалуйста, Дарюша! Ты же понимаешь, что у нас нет шансов против стольких! Рол ранен, он не сможет долго защищаться. Не играй в героя, ты этим сделаешь всё только хуже! Беги, сейчас!..»
Марья не оставила ему времени на размышления и уже побежала навстречу двум преследователям, замахиваясь на них арбалетом, заряжать который было уже поздно. Перед Дарием стоял выбор из двух зол: броситься на защиту матери и потерять драгоценное время – или броситься прочь без оглядки. Решение, собственно, было уже принято до этого – когда Марья, поняв их обречённость, побежала напролом через лес, уподобляясь Вете, которая таким образом переключила всё внимание врагов на себя. С существенной разницей: девочка бегала резвее и была вооружена солидней. Один южанин купился на приманку, его Дарий свалил и огрел по голове дубиной, попавшейся очень кстати под руки, когда пустился вдогонку матери. Уже здесь был сделан выбор бросить остальных: Киру, Рола и Миллу, которые были в более отчаянном положении, чем запаниковавшая мать.
