© Виктор По-Перечный, 2024

© Издательский дом «BookBox», 2024

Чем животные отличаются от людей? Животные, как и люди, включены в колесо самовоспроизведения. Да и любопытство у животных тоже наблюдается, и знания, и своё сознание. Это сознание прайта, популяции, улья, муравейника. Если где-то появился источник пропитания или, наоборот, какая-то опасность, то об этом знает уже вся популяция.

Вот разве что рефлексия. А? Рефлексия как оборачивание сознания на себя, как оборачивание сознания на мир, в котором человек живёт. Животные не рассматривают себя отделёнными от мира, не анализируют, они просто приспосабливаются к миру. Человек же по-иному относится и к себе, и к миру. Человек не просто анализирует эти две, безусловно, разные, сущности, но он ещё и норовит воздействовать на них. Человек не устаёт изменять себя и мир, причём не только согласно физическому происхождению этих, а, главное, согласно чему-то, своему человеческому вне физического разумения.

Что там у человека вне его физического тела? Что-то инстинктивное, аутоиммунное, гормональное, защищающее тело, восстанавливающее, исцеляющее, воспроизводящее, иногда это называют эфирным. Впрочем, и у животных есть свой такой же животный заботящийся Бог.

Или это что-то мыслящее, сознательное, думающее, эмоциональное, порывистое, может быть, даже порочное, втягивающее тело во все тяжкие, или, наоборот, добродетельное, заботливое, любящее и бескорыстное, и тогда точно что-то живое, но не животное.

Или третье, что-то высшее, мотивирующее и заставляющее думать, действовать, транслирующее задачу, миссию, волю, предъявляющее высшую этику и справедливость, ничего не забывающее, никогда не исчезающее, даже с уходом тела, и уносящее опыт познанного, чего-то самого существенного в какие-то самые высшие сферы.

И тогда вот это человек, и в нём намешано и первое, и второе, и третье, и упаковано всё это в крайне уязвимое и недолговечное тельце, чтобы успеть проявиться третьему (существенному), и не замотаться, не закружиться на втором (повседневном), и не повестись только на первое (физиологическое).

И вот в пяти главах этой книжки предлагается понаблюдать, пробьётся ли сквозь бытовое и физическое что-то существенное, что-то очень-очень важное, самое, может быть, главное.

И тогда, продолжая всматриваться в себя, вы обнаруживаете что-то как будто не из этой жизни. Как будто такие события с вами не происходили, а вы из них вынесли свой опыт. Как будто вы посещаете одни и те же места, в которых в вашей текущей жизни вы не бывали. Или вдруг вы вспомнили что-то, но непонятно откуда. Чаще всего такое приходит во сне. Как будто есть какая-то память, не связанная с вашей нынешней жизнью. Как будто книга вашей жизни написана вся, и вы можете открыть её как на страницах прошлого, так и будущего. Что-то такое приведено в первой главе этой книжки, что-то такое, что не вытекает из вашей обыденной памяти. И вот она, первая глава, дана читателю так, чисто для разбега, для настройки вслушиваться в себя.

А вот во второй главе это то, что вы вполне можете помнить прямо из своего детства. Это детские истории про детей сложного детства. Некоторые из них прямо рассказаны девочкой. Некоторые записаны взрослыми по событиям, произошедшим с девочкой в возрасте примерно от трёх до семи лет. Здесь ваше человеческое существенное обживается в новом теле, ощущает недоумение от ограничений. Поскольку традиции общества, культурные нормы видят в вас ребёнка, поэтому на всё, что вы знали до вхождения в тело, здесь нет спроса. И вы всё забудете ещё до того, как научитесь владеть речевым аппаратом. Разочарование бывает настолько сильным, что вам с этими взрослыми вообще не интересно, даже разговаривать. Но они вас любят, они стараются и через любовь вовлекают-таки вас в новую игру в вашем новом теле.

И тогда, в какой-то момент, дочитав до третьей главы и чуть повзрослев, многие задаются вопросом: «А как правильно?» Не все, конечно, многие продолжают жить своей нормальной, размеренной жизнью, не оборачивая своё сознание ни на себя, ни на мир. Просто живут, гуляют, спят, едят, уходят, не доводят, желают, ищут, не находят, они совсем не чувствуют беды. Другие бдительны, дотошны, не спят, читают, вспоминают… задачу, взятую себе, чтоб были знания, чтоб не было беды.

Итак, этот вопрос у кого-то шелестит фоном, у кого-то и вовсе нет, а жизнь пока идёт своим чередом. Такая, какая есть! Поэтому в четвёртой главе собраны камешки с невероятно обширного, бесконечного пляжа жизни. Вот они, лежат на ладони. И у каждого из вас таких камушков и своих полно. А если заглянуть в походный рюкзак? Или в кладовку своей души? Теперь, рассматривая камушки случившегося, мы всяко знаем, как было бы правильно тогда. Вот если бы я тогда поступил правильно, то не было бы у меня таких последствий. Но как быть правильно теперь, чтоб стало правильно потом и навсегда? И главное, почему всё так? И главное главного, при чём здесь я?

И вот следующая, пятая глава названа «Возвращение». Это потому, что автор полагает, что правильно будет вернуться. Он полагает, что мы здесь не просто от сырости завелись, что кто-то нас послал сюда с миссией, с задачей. И эта задача точно не про войны, колонизацию, рабовладение, геноцид, высокомерие, грубость, хамство и пр., и пр. За этим стоило ли снаряжать такую длинную экспедицию на Землю? Нет! Автор полагает, что вернуться предстоит с опытом, как от этой «чернухи» можно избавиться. Научиться избавляться, потом избавиться, потом только вернуться. И научиться избавляться предстоит не физиологическому и даже не повседневному переживающему, а третьему – существенному.

Хотя-а-а-а! У людей от животных есть ещё одно существенное отличие. Это иллюзии! Навыдумывают себе что-нибудь, нафантазируют, сами себе с пеной это доказывают и докажут. И потом верят в это, думают, что так оно и есть, и будет. Что ж, это всего лишь люди.

Потоп. Потоки заполняют то ли город, то ли горы. Я один, понимаю, что не избежать, и отдаюсь потоку. Но это не вода. Это как будто пушистый снег, мягкий, только что выпавший снег, когда в него падаешь. Только здесь падение не упирается в плотный наст. Я продолжаю лететь или плавать. Пытаюсь научиться двигаться в мягком снегу. Прикольно. Не страшно.

Заезжаю во двор на служебном микроавтобусе. Небольшой микроавтобус жёлто-оранжевой раскраски легко паркуется в просторном городском дворе. Там ещё детская площадка, хоккейная коробка, пацаны пинают мяч. Я приехал на семинар.

Л. М. говорит:

– Дайте мне хоть какую-то зацепку, хоть какой-то фонтанчик вверх пробейте, здесь я уже вас подхвачу.

Очередь до меня доходит, говорю:

– Может, в моём случае это тексты, ведь когда я сажусь писать, я не знаю заранее, что придёт. Эти слова, эти фразы, эти смыслы, они как будто спускаются помимо моей воли откуда-то сверху. Может быть, вы там их видите.

Л. М. в длинной тунике, на голове то ли своеобразно уложенные волосы, то ли витиеватый плетёный головной убор. Кивает:

– Вот, вот, вот. Хорошо, увидимся в четверг.

Выхожу во двор. Служебный микроавтобус изрядно помят, борта поцарапаны. Зеркала заднего вида с обеих сторон варварски завёрнуты внутрь и примяты дверями. «Как такое можно сделать, – думаю, – конечно, стоит без номеров, без регистрации, без страховки, вот позарились, варвары». Но он на ходу, сажусь, уезжаю.