Я ошеломленно наблюдаю за ними, словно смотрю пьесу с двумя действующими лицами. Диалог интригующий, да вот сюжет чересчур неправдоподобный. Зато игра на уровне, прямо «Оскара» заслуживает.

Словно бы для придания большего драматизма, Рейнот начинает всхлипывать.

— Ну вот, похоже, круг замкнулся, — замечает Клемент. — Я снова рядом, ты хнычешь.

— Пожалуйста, — причитает гангстер. — Я не… Простите…

Великан встает и смотрит на раскисшего пленника.

— Мне следовало бы поблагодарить тебя… Потому что теперь я знаю, что я вовсе не чей-то спаситель… И никогда им не был.

Он склоняется над уже содрогающимся от рыданий Рейнотом, и его застывшие черты источают суровость.

— Библию читал когда-нибудь?

Сложно сказать, трясет ли наркоделец головой из страха или же в отрицании.

— «К римлянам», глава шестая, стих двадцать третий, — сухо провозглашает Клемент. — «Ибо возмездие за грех — смерть, а дар Божий — жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем».

Он выдерживает паузу, затем продолжает:

— Ты слишком долго избегал возмездия. И вот настало время предстать перед судьей.

Рейнот в ужасе отшатывается. Глаза у него закатываются, дыхание частое и прерывистое. Это не игра.

— Черт, Клемент, — вскрикиваю я. — Кажется, у него сердечный приступ.

Великан поворачивается ко мне и лишь пожимает плечами.

— Я не могу смотреть, как он умирает. Мы об этом не договаривались!

Устремляюсь к креслу, намереваясь применить свои подзабытые навыки оказания первой помощи, однако Клемент преграждает мне путь.

— Тут уж ничего не попишешь, док. Он все равно уже покойник.

— Но это неправильно!

— Это не наше дело. Ни твое, ни мое.

— Э нет! — возмущаюсь я. — Вы обещали, что никто не умрет! Разве не так вы говорили?

— Я обещал, что никого не убью. И от своего слова не отступился. А этот умрет, потому что он гнусный кусок дерьма… Как и все остальные. Теперь-то я это понимаю.

Словно по сигналу, Рейнот начинает биться в кресле и хрипеть. А в следующее мгновение все мышцы его коренастого тела разом обмякают. Он заваливается на спину, голова падает набок, глаза стекленеют.

В комнате три человека, и все неподвижны, вот только по совершенно разным причинам. В наступившей тишине мое внимание цепляется за тиканье часов. Бросаю взгляд в направлении звука на каминную полку — и затейливо украшенные латунные каретные часы вдруг останавливаются.

Со стороны может даже показаться, будто в гостиной Фрейзера Рейнота два мертвеца. Один в кресле, а другой на краешке журнального столика — сидит, обхватив голову руками. Конечно же, второй-то вовсе не покойник. Просто пребывает в эдаком столбняке, пока его разум пытается пробиться через ворох вопросов.

— Эй! — раздается вдруг окрик.

Я выхожу из ступора и вижу, что Клемент натягивает Рейноту брюки, предварительно развязав ему руки. Затем великан перетаскивает второе кресло на прежнее место. За исключением осколков вазы и статуэтки на ковре возле стены, комната представляет собой совершенно нормальное зрелище — ни единого намека на предшествующее безумие.

— Давай, док, пошевеливайся. Пора валить.

Я встаю, избегая смотреть на труп Рейнота. И вовсе не потому, что ощущаю какую-то вину за его смерть, а потому что его стеклянные глаза таращатся прямо на меня.

Клемент быстро проходит в заднюю часть комнаты и приседает на корточки возле штор. Буквально через секунду возвращается обратно и подхватывает свою сумку.

Я раскрываю было рот поинтересоваться, что он там делал, но тут же получаю ответ в виде мерцания у самого пола возле стеклянных дверей. Пламя стремительно начинает пожирать плотную ткань штор.

— Какого черта вы это сделали? — в ужасе вскрикиваю я.

— Огонь — лучшее средство от улик.

— Улик?

— Ничто не укажет, что мы здесь были. А полиция припишет поджог его конкурентам.

— А как же Рейнот? Нельзя же просто оставить его здесь… Это неправильно!

— Прах к праху, док. Пошли.

Огненные языки уже лижут карниз, так что продолжать дискуссию неблагоразумно, если только я не хочу составить компанию наркодельцу на том свете. Толком не оправившись от потрясения, следую за великаном в прихожую.

— Как вот только нам ворота открыть? — задумчиво произносит он.

— И вы спрашиваете это сейчас? После того, как устроили пожар?

Я осматриваю стены и возле входной двери замечаю блок управления. Бросаюсь к нему и нажимаю на кнопку с пиктограммой ворот сверху.

— Должны открыться.

Покидаем дом и по заиндевелой подъездной дорожке спешим убраться с участка.

На улочке тихо, и поскольку уже почти одиннадцать вечера, большинство домов погружено в темноту. Что ж, их ожидает внезапное пробуждение, когда прибудут пожарные расчеты. Если, конечно же, кто-то из соседей еще не спит и заметит огонь в резиденции Рейнота.

Великан перебрасывает сумку через водительское сиденье и устраивается за рулем. Я оглядываю напоследок улицу, желая убедиться в отсутствии свидетелей нашего бегства. В холодном ночном воздухе абсолютно никакого движения.

Спустя несколько мгновений мы уже направляемся к Грейт-Уэст-роуд. Маневры Клемента все так же непредсказуемы, однако теперь машин заметно меньше, что, конечно же, только на благо моей нервной системе. Впрочем, мне необходимо обсудить с ним куда более важные дела, нежели его манеру вождения.

— Послушайте: вам срочно нужно к психиатру!

— Думаешь?

— Знаю, Клемент!

— Вот так, значит. Я точно сумасшедший, да?

— Да вы на всю голову больной, мне даже не нужна докторская степень по психологии, чтобы это определить. Вы только что стояли и смотрели, как умирает человек… И что значит весь этот бред про «Трех монахов», а?

— Ты слышал Рейнота. Валяй, объясни, если сможешь.

— Ну уж нет! Я на это не поведусь, потому что можно найти уйму объяснений, как вы узнали о произошедшем в тот день. Давайте поговорим о вашем внезапном прозрении.

— О чем?

— Об озарении, будто вы призваны в наш мир вершить божественное возмездие. Вроде эдакого киллера с небес.

— Я же сказал, теперь все встает на свои места.

— В вашей голове, может, и встает. Не сочтите за труд, объясните для тех, кто не живет на планете Клемент, как вы пришли к такому нелепейшему заключению?

— Просто и ясно, док. Я-то думал, что меня отправили назад, там, делать добрые дела, искупать беспутное поведение в прошлом. На самом деле нет. Мне поручили провожать всяких шельмецов в суд.

— Просто невероятно! — хватаюсь я за голову. — Теперь вы утверждаете, что убивали людей, потому что на то была Божья воля?

— Да мать твою! — взрывается великан. — Ты вообще меня слушаешь? Никого я не убивал, и уж стопудово я не убивал Рейнота.

— Непосредственно, может, и не убивали, но у нас был шанс спасти его, если бы вы позволили мне провести СЛР.

— Чего-чего провести?

— Сердечно-легочную реанимацию. Я мог бы откачать его, вернуть к жизни.

— А с чего ты взял, что он заслуживал спасения? Назови-ка мне причину. Одну-единственную.

— Потому что… Потому что…

Я все еще силюсь подыскать убедительный довод, когда мы достигаем кругового перекрестка. Наша скорость чересчур высокая, и фургон под визг шин болтает из стороны в сторону, однако каким-то чудом мы благополучно проскакиваем развязку.

— Лично мне в голову ничего не приходит, — ликует Клемент. — А тебе?

— Он имел право жить. Как и любой другой.

— А как насчет нашего паренька, Камерона? По-моему, он тоже имел право, чтобы его не запирали в подвале, не пичкали насильно наркотой собственного изобретения, а?

— Конечно, имел, вот только злом зла не поправишь.

Великан качает головой.

— Вот здесь-то мы с тобой и расходимся, док. Ты думаешь, что можешь всех спасти, вот только некоторые… Ну, они просто гады, которых уже не спасешь. И Рейноту, как и прочей сраной мразоте, я всего лишь помог отправиться их собственной дорогой. Собственно, они сами сделали такой выбор.