– Мы так скучали, Деметра, – начала Алана. – Очень странно, что ты решила уехать на Вайлдхант даже не попрощавшись. И ни разу не приглашала нас к себе.

– А вы ждали приглашений? – двусмысленно спросила Деми, глядя при этом на сестру, контролировавшую работу лакеев.

– Ну, так мы хотя бы знали, что тебе не все равно, – пожала плечами Алана и чуть склонилась к ней, понизив голос: – Она ведь очень переживала, Деми… Все это время.

– А в каком именно особняке, позвольте поинтересоваться, ты проживаешь на Вайлдханте? – чопорно осведомилась бабушка Мари-Лор с таким видом, будто бы не знала верного ответа от своего мужа.

– В Лост-хаусе, – с терпеливой улыбкой ответила Деми.

– В новоприобретенном особняке лорда Далгарта, – заключила пожилая женщина и тут же скривила лицо. – Жить с молодым человеком, до брака, в одном доме… Может, вы еще и в одной кровати по ночам спите?

Приподняв брови, Деметра хотела было спросить, где уважаемая бабушка успела нахвататься таких аристократических замашек, всю жизнь проведя в катакомбах Ордена Монтеры, но была остановлена предусмотрительной матерью, предложившей переходить к подаркам.

– Уверена, что новая свадьба не за горами, – подмигнула Рубина, возвращаясь за стол. – Кстати, я не сказала? Деметра будет подружкой невесты.

И повернулась к ней:

– Я пришлю тебе красное платье. Пожалуйста, надень его ради меня. Оно будет очень хорошо смотреться на контрасте с белым. – Улыбнувшись, она подала знак слугам. – Давайте открывать подарки!

Немногословная Вильгельмина Спирита презентовала золоченый фарфоровый сервиз на двадцать персон в огромном сундуке, бабушка Мари-Лор – стопку изданий английской классики, а жена Бриана – набор постельных покрывал. Алана же преподнесла комплект нижнего белья известной британской марки, настолько роскошный и провокационный на вид, что было стыдно даже взять его в руки.

Рубина в ответ смущенно захихикала, совсем как настоящая невеста, – Деми раньше не видела, чтобы она так смущалась. А бабушка возмущенно зацокала языком.

– Ну вы же хотите увидеть в скором времени правнуков, мама? – довольная произведенным эффектом, спросила Алана. На что старушка только фыркнула и закатила глаза, бормоча себе под нос что-то о прежних временах.

Деметра же смотрела на женщин, продолжавших лакомиться пирожными, обсуждать приготовления и дальнейшее совместное будущее молодых, и все больше убеждалась, что весь этот девичник – не более чем хорошо разыгранный спектакль. Она отмечала каждый многозначительный взгляд или фразу, каждое движение сияющей от радости Рубины и понимала: происходит что-то не то. Что-то из ряда вон выходящее… Что-то, во что ее в очередной раз не посвятили.

Эти мысли оказались страшнее яда, подсыпанного в чай. По крайней мере, отравляли они не хуже.

Потому, когда она покинула наконец замок и подошла к поджидавшему ее возле экипажа лакею, то на вопрос: «Куда, мисс?», ответила:

– На Вайлдхант. Хватит с меня Нью-Авалона.

И почему-то представила именно себя в этот момент злобной и завистливой сестрой.

Собор Тринадцати Первых был одним из немногих мест, где Дориан Далгарт мог испытать настоящий покой. Это казалось ему особенно ироничным – закоренелому убийце не было смысла молиться о спасении души. Его душа, что для местных богов, что для единого людского бога, была навсегда замарана кровавыми пятнами.

Но он приходил сюда не за прощением. Достаточно было сесть на одну из лавок перед великолепными высокими витражами, изображающими членов первого Верховного Ковена, всмотреться в игру света, проходящего через раскрашенные кусочки стекла, прочитать беспрерывную золотую надпись под ними: «Креон, Стиана, Иво, Адвальда, Тенгерн, Монтера, Абатис, Деметра, Лиагон, Одинар, Элодия, Лир, Молдвин»… И темной запятнанной душе становилось легче.

В детстве родители часто заставляли его присутствовать на службах, проводимых молчаливыми жрецами – они выполняли особые ритуалы без слов, способные наполнить мысли светом и очистить их от скверны. Но впервые, осознанно и самостоятельно, Дориан пришел в собор в день гибели матери. Здесь, перед витражами Первых, он поклялся стать сильным охотником и отомстить отцу. И затем возвращался каждый раз, когда желал обрести силу и спокойствие.

По старой привычке Дориан подошел к витражам и опустился на лавку. После переезда на Вайлдхант у него уже не было возможности бывать здесь так же часто, как всегда.

Он знал эти витражи лучше, чем семейные портреты. Знал до последней черточки и стеклышка. Дориан видел в них настоящих легендарных героев – грозного Абатиса с длинными светлыми волосами и аккуратной бородой, похожего на короля Артура, его жену – темноволосую красавицу Монтеру, и других сильных мужчин и женщин, обретших истинное величие. Каждый раз он задавался вопросом: как же так получилось и что им пришлось сделать для этого? Он понимал, что в его время ничего подобного повториться уже не сможет.

Однако даже все Тринадцать Первых не смогли бы сейчас унять тревогу, терзавшую его мысли. Особенно после того, что произошло на утреннем собрании Верховного Ковена. И после того, что случилось вчера.

Дориан не мог определиться, о чем, точнее, о ком ему стоило волноваться сильнее.

Когда прошлым вечером он вернулся домой, Деметра вела себя слишком отстраненно, как будто тот недуг, что донимал ее в последние месяцы, только усиливался. В такие моменты она отключалась от внешнего мира, а взгляд ее затуманивался. Возможно, она не замечала этого сама, но Дориан все видел. И написал письмо мистеру Флемингу сразу же после пробуждения.

А теперь еще это заявление Вильгельмины и отчет, сделанный учеными Альберта Бланшара… Усиливающаяся сейсмическая активность и высокая вероятность нового землетрясения в ближайшие дни. Настоятельная просьба не беспокоить жителей архипелага. Надежда на то, что опасения окажутся ложными, а приборы – неисправными. Какова вероятность?..

Вильгельмина Спирита скрывала что-то даже от самого Ковена, и Дориан никак не мог докопаться до истины, сколько бы ни общался с другими правителями и чиновниками Канцелярии. Только поэтому, зайдя в тупик, он решил сыграть по ее правилам и встретиться с Артуром Эмброузом.

– Старший жрец Первых готов принять вас, лорд Далгарт, – сказал ему подошедший мужчина в синей мантии.

Кивнув, Дориан поднялся и проследовал за жрецом в помещение, располагавшееся за алтарем.

Комната служителей – а это была именно она – оказалась на удивление небольшой и невысокой, если сравнивать с общими масштабами собора. Главным и единственным предметом мебели здесь был октогональный каменный стол с некими выгравированными символами. В центре его имелось небольшое круглое углубление с желобками, а рядом лежал кинжал-аутэм и стояла золотая чаша.

В комнате его ждал мужчина, внешне ничем не отличавшийся от других жрецов, – средних лет, темноволосый, с опрятной короткой бородой, в традиционной синей мантии. Сопровождающий Дориана поклонился и оставил их одних.

– Мне передавали, будто ты хочешь говорить со мной, Дориан Далгарт, – сказал мужчина, спокойно глядя на него.

– Вы Артур Эмброуз? – не сумев избежать напряжения в голосе, спросил Дориан, не двигаясь с места.

– Прискорбно… Известно мне имя юноши, что бывает у витражей столь часто, а ему мое – нет, – все так же спокойно покачал головой мужчина. – Но такова была воля богов, ибо они желали, и мы молчали. Они пожелали вновь, и мы обрели дар речи. Я Артур Эмброуз, если будет так угодно. Чем могу помочь тебе?

– Не знаю, как насчет богов, а Вильгельмина Спирита желает видеть вас членом Верховного Ковена, – проговорил Дориан. Манера речи собеседника моментально начала его раздражать.

– Вильгельмина Спирита стала причиной того, что мы обрели голос, и я не имею воли отказать ей, – ответил Артур. – Увы, но смысла в этом не больше, чем всегда.

– А если выражаться чуть более ясно? – попробовал навести его на мысль Дориан, вздыхая про себя.