— И ты путешествуешь один? — не поверил старейшина.

— Пока один, но если боги будут милостивы ко мне, то наберу себе команду.

— Гм, у нас нет желающих составить тебе компанию. И раз ты едешь, куда глаза глядят, то выбрал не лучшее направление, дальше идут дикие земли, а границу охраняет целый лагерь аксумских воинов, что расположен в соседнем селении.

— Хорошо, но найдётся ли у вас место для отдыха усталому путнику?

— Место всегда найдётся, тем более для воина. А вот работы у нас для тебя нет.

— Работа не шакал, в саванну не убежит, — усмехнулся я, — работа находит меня везде и в любое время. А моё копьё и меч завсегда накормят.

После моих слов все невольно поглядели на шотель, что висел у меня на боку. Меч действительно выглядел внушительным, а кроме того, ни у кого из местных воинов мечей не имелось, только копья. Также присутствующие смогли рассмотреть притороченный к боку верблюда колчан, полный стрел, сам боевой лук и перевязь с метательными ножами, ну и ещё щит. В принципе, при большом желании, я мог, не слезая с верблюда, всех встречающих положить в землю навсегда, но желания такого не было.

Пока они размышляли, я неожиданно подумал, что у меня остается незащищенной голова. Тело укрыто льняной броней, на ногах кожаные поножи, на руках кожаные наручи, а вот голова предоставлена сама себе. Непорядок, однако, нужен любой шлем. К тому моменту, когда я пришёл к такому выводу, старейшина ожил и, посчитав за лучшее перенести разговор, пригласил проехать в селение. Кивнув, я тронул поводья, и верблюд, меланхолично пожёвывая жвачку, величаво протопал мимо собравшихся поглазеть на меня.

Селение, куда я прибыл, в разы отличалось от всех предыдущих, причем в худшую сторону. Оно оказалось меньше других и, судя по внутреннему убранству и состоянию конусовидных жилищ, намного беднее. Здесь уже все ходили не в льняных одеяниях, а в набедренных повязках, сделанных из звериных шкур или вообще из банановых листьев. Правда, женщины прикрывали своё тело и сверху, но не тканью, а такими же кусками хорошо выделанных шкур домашних животных.

Для меня нашёлся угол в одном из крайних жилищ, располагающихся ближе к диким землям. В принципе, можно здесь остаться на несколько дней, порасспросить жителей о местности, продумать дальнейший план действий, пособирать слухи о всяком необычном и опасном, и уж тогда идти в путь.

Со стороны я мог показаться сумасшедшим, но мне нужны воины, а взять их и подчинить себе можно только на диких землях и в неисследованных районах Африки. Здесь, в пределах древней цивилизации такой план будет реализовываться очень долго и очень трудно. Можно попробовать, но моя душа не лежала к тому. Интриги и взятие власти будут потом, не в этой заднице мира, пока же стоит просто рискнуть здоровьем и жизнью. Да я ими постоянно рискую и без всякого на то моего желания, так что, стоит подстраховаться.

За время пути я набрал целую кучу разных редких лекарственных трав, корешков, смолы, змеиного яда и ещё много чего, сейчас стоило их спокойно рассортировать и приготовить зелья, вот только мне нужен спирт для этого, да и не только.

За постой я заплатил медными деньгами, чем немало обрадовал семью, которая приютила меня, фактически полностью освободив хижину. Жил в ней целый выводок старых и малых, среди которых оказались в большинстве своём дети самых разных возрастов и двое мужчин, один старый, как само время, другой настолько молодой, что вряд ли приходился мужем хозяйке. В общем-то, их семейный уклад мне неинтересен, я им заплатил за хижину, они освободили её.

В деревне проживало человек триста, из которых воинами являлись всего от силы человек пятьдесят. Все они больше походили на ополчение, чем на штатных вояк. Был здесь и надсмотрщик от царства, то бишь, представитель Аксума, который собирал налоги, да следил, чтобы никто не занимался непотребным. Хотя, скорее всего, непотребным занимался именно он. С ним вместе жили два воина, что являлись охраной и заодно гонцами.

В первый же день, не успел я появиться, как старейшина доложил о моем прибытии этому представителю, и меня повели прямо к нему. Это оказался весьма тучный мужчина, весь какой-то обрюзгший, с огромным животом, наглыми и очень злыми глазами. По цвету кожи он мало отличался от жителей деревни, но превосходил их всех вместе взятых по гонору и себялюбию.

— Кто таков?

— Вольный наёмник.

— Как зовут?

— Егор.

— Егор?

— Егор, — подтвердил я с непроницаемым лицом (а почему бы не назваться Егором, хорошее же имя).

— С какой целью сюда пришёл?

— Хочу сражаться с дикарями.

— Ммм, наняться хочешь в войска доблестного царя всех царей?

Очевидно, речь шла о царе Аксума. Правда, о том, что он являлся царём царей, я не знал, но виду не подал.

— Хочу, но только пока не пойму, стоит ли этого делать, я слышал, что на диких землях идёт война дикарей друг с другом, и они могут прорваться сюда.

Сборщик налогов надулся от важности, готовясь выдать что-то вроде того, что это право нужно ещё заслужить, но тут до него дошёл полностью весь смысл мною сказанного и он поморщился, осознав опасность.

— Ты можешь наняться, но не здесь, а в другой деревне, она находится в двух днях пути отсюда. Там находится крупный отряд, и они сторожат границу наших земель.

— Премного благодарен, я так и сделаю, — я склонил голову, изображая уважение, и прижал руку к сердцу, — но мне нужно отдохнуть несколько дней, я был долго в пути и устал от одиночества. Нужно восстановить силы и дать отдых душе и телу, да и верблюд мой требует отдыха, ведь ему ещё предстоит со мною воевать.

— Твой верблюд не может устать, он для того и предназначен, если это только не боевой верблюд, во что я не верю.

— Да, он не боевой, но дорог мне, как преданное животное, разделившее со мной многие дни тягот и лишений в бесконечных странствиях.

Сборщик поморщился, подумал, почесал затылок толстой пятернёй и решил закончить наш с ним разговор на приятной для себя ноте.

— Ладно, тогда плати налог границы, с тебя, ммм.

— Нет такого налога, — оборвал я его.

— Есть.

— Ты хочешь взять деньги с воина, что в случае нападения станет на защиту этой деревни?

— Ладно, с тебя одна бронзовая монета, и можешь размещаться и жить здесь, сколько захочешь, я разрешаю.

Я не стал дальше спорить, а сунув руку в кошель, выудил мелкую монетку и передал её одному из охранников сборщика. Пусть последнее слово и важность останется за ним, а мне не с руки спорить с тупыми созданиями, своих забот хватает.

На том наш разговор с ним закончился. Старейшина, что тоже здесь присутствовал, махнул мне рукой и, выделив пару сопровождающих, отправил меня с ними к назначенной для проживания хижине.

Въехав в выделенную мне хижину, я первым делом стал избавляться от всяких насекомых и мелкой живности, что давно обрела там и дом, и стол. Их оказалось настолько много, что, помня проведённую ночь в одном из караван-сараев, я самым тщательным образом стал их уничтожать. Но одним ножом и палкой с этим делом оказалось не справиться, а потому пришлось окуривать хижину всякими вонючими и неприятными для насекомых травами.

На меня с удивлением смотрела вся выселенная из хижины семья, а вскоре, благодаря детям, прибежало и голопузое население этой деревни, чтобы, мусоля во рту свои грязные чёрные пальцы, с любопытством понаблюдать, как я окуриваю хижину. При этом у многих мальцов рты оказались настолько широко открыты, что там оказалось и не до пальцев.

Завершил я это действо уже поздно вечером, изрядно устав. Арчи нашлось место возле дома, и он спокойно стоял, медленно пережёвывая жвачку и мечтая о чём-то своём. Внеся свои пожитки в хижину, я разложил на земле кошму и благополучно задрых. Постепенно рассосались и зрители, отправившись по своим лачугам. А семья хозяев хижины разместилась прямо на земле, разложив шкуры, нисколько не беспокоясь о том, что придется спать под открытым небом. Им и не привыкать, да и хижина представляла собой позор какой-то, а не жильё. Ну, да ладно. Спокойной ночи, черныши…