— Иди, Атпер, я поговорю с ним.

Воин ещё раз склонил голову и вышел из хижины.

Я остался наедине со старейшиной, впрочем, оказалось, что нет. В царившем в жилище полумраке я смог заметить, как в дальнем углу зашевелился какой-то ком, который оказался молодым мужчиной, что сел возле стены, подтянув к себе колени и держа в руках короткое копьё. Длины копья как раз хватало, чтобы легко достать меня и проткнуть насквозь. Предусмотрительно.

Я вновь взглянул на старейшину, чтобы рассмотреть получше. Первое впечатление не обмануло меня: напротив сидел низкорослый и толстый в своей важности человек, с гладким, лоснящимся от жира лицом. Тонкий нос и густые брови подчёркивали некоторую нелепость его физиономии, но злые и умные глаза сразу ставили на место любого, кто мог бы посчитать его слабаком. Нет, этот человек им не являлся. Отнюдь.

— Меня зовут Зам-Зам, а как зовут тебя, воин?

Гм. Я давно задумывался над тем, как назвать себя в этом мире, довольно тривиальная задача, но она ставила меня в тупик. Хотелось выбрать себе необычное имя, которое можно прославить и оставить в веках. Но это говорило во мне тщеславие, а не здравомыслие. С другой стороны, в этом мире не существовало ни фамилий, ни отчеств, только имена. Так что, какая разница, как назваться. Именем Кубра я называться не хотел, он погиб навсегда.

— Меня зовут Мамба.

— Мамба? Странное имя.

— Редкое, я с далёких берегов по ту сторону великой пустыни. Плавал вместе с хозяином на корабле, путешествовал вдоль побережья. Заслужил свободу, стал свободным воином, нанялся охранником в караван, на нас напали, мы сражались, силы оказались не равны. В бою меня ранили, я смог спастись только с наступлением темноты, дальше ничего не помню, когда очнулся, то остался один. Оказалось, что все погибли, караван разграбили, животных увели, остались лишь одни голые трупы. Я с трудом выжил и решил идти в Аксум.

— Где это произошло?

— Две недели пути отсюда пешком.

Старейшина кивнул.

— Караванный путь стал опасен. Мне поручено его охранять. Появились дикари и стали грабить караваны. Мы посылали отряд, он разбил их, но малая часть ушла. Больше мы о них ничего не слышали, и на караваны с того времени никто не нападал. Дикарей было много. Возможно, что и твой караван стал их жертвой. Сколько прошло дней с того момента, как ты очнулся?

— Много. Больше, чем пальцев на всех моих руках и ногах.

— Да, примерно в это время всё и произошло. Ты долго шёл сюда.

— Я был ранен, не мог идти быстро, и у меня не осталось ни лошади, ни осла.

— Как ты выжил? Я вижу по твоему лицу и тем шрамам, что на виду, ты получил много ран.

— Да, но я умею делать целебные отвары и зелья, знания о которых получил в наследство от своих предков. Многие из них слыли искусными лекарями в нашей стране, что находится отсюда очень далеко, и лечили сильных мира сего. Я же недостойный ученик и рано ушёл в странствия, чтобы постичь мир, а также уйти от неволи. Вот и оказался на краю мира здесь.

— Это не край мира, ты ошибаешься, путник. Край мира гораздо дальше, там, откуда пришли дикари. И даже там когда-то был мир, в нём жили финикийцы, но они ушли, и всё вокруг пришло в хаос. Есть и другие земли, но в них никто никогда не бывал. Несколько отрядов, направленных за край известного мира, пропали. Никто из ушедших туда не вернулся. Больше наш милостивый владыка и царь Аксума никого не посылал.

— Я впервые в этих краях, уважаемый. Много испытал, еле выжил и хотел бы попросить у тебя разрешения отдохнуть здесь, поправить здоровье и после продолжить свой путь.

— Ты сказал, что умеешь делать лечебные зелья? А ты сможешь доказать это? Тогда я с удовольствием предоставлю тебе и ночлег, и еду, и не возьму с тебя за то ни одной медной монеты.

— Думаю, что смогу, но даже если я увижу болезнь и распознаю её, мне придётся искать много целебных трав, ведь не все можно найти по пути.

— Мои воины увидели тебя задолго до того, как ты появился возле селения. У тебя с собой мешок, и в нём, если ты не врёшь, наверняка окажется множество необходимого.

— Гм, да, там много всего, но на все случаи жизни не соберёшь. Мне для этого нужно постоянное место для жизни, свой очаг, свои запасы и вино для растворения полезного.

— Всё будет, если ты и вправду окажешься целителем.

— Я мало знаю, но помогу. Моя дорога лежит в Аксум, там я хочу осесть.

— Хорошо, тебя отведут к больному и устроят на ночлег. Ступай.

Встав, я приложил руку к груди, немного склонив при этом голову, и вышел из хижины. Возле входа пришлось подождать, пока зашедший вслед за мной в хижину воин получал подробные указания. Выйдя, он забрал моё оружие и повёл на край селения.

Шли мы довольно долго, провожаемые любопытными взглядами всех, кто попадался нам на пути. Селение растянулось вдоль караванного пути и казалось очень большим. Мы дошли до довольно старой хижины, возле которой лежало и сидело несколько человек. Все они даже на первый взгляд казались больными. Так оно и оказалось, а говорили, что нужно помочь одному…

Окинув взглядом больных, я зашёл в хижину, где лежали самые тяжкие. М-да, ещё лекарем не хватало поработать. С другой стороны, а почему бы и нет. Я всё равно не собирался здесь долго оставаться, да и лечить со всем усердием тоже. Оказать помощь в моих силах, а клятву Гиппократа я никому не давал и не собираюсь, но организмы тут крепкие и любая помощь, без сомнения, подстегнёт их иммунитет.

Проходя по селению, я увидел в самой его середине караван-сарай или что-то на него похожее, в котором находилось много людей. Немного в стороне от постоялого двора находился загон, в котором бродили верблюды, лошади и ослы. Похоже, я догнал тот караван, что видел в горах. Видно, неспроста старейшина заинтересовался моими врачебными навыками и сразу же велел проводить меня к местным больным, чтобы их проверить. Ну-ну.

Сопровождающий меня воин оказался столь любезен, что вернул мне мешок и оружие. Я кратко осмотрел больных, и отошёл в сторону, чтобы разжечь костёр. За больными ухаживали две женщины: одна старая, с морщинистым лицом и тонким, словно ссохшимся телом, вторая средних лет, с невыразительными и не запоминающимися чертами лица.

Они помогли мне разжечь костёр и, подвесив на огонь походный котелок, я стал готовить нужные отвары. Вообще, самое целебное зелье — это укрепляющее и стимулирующее иммунитет. Но сделать это зелье мне пока негде и нечем, а вот отвары и что-то подобное — без проблем.

Следующее, что я планировал предпринять — разделить больных на две или три категории: условно на имеющих болезни желудка, сердца или кожные болезни. Голову лечить я не умел, но с сумасшедшими здесь расправлялись достаточно быстро и эффективно, их просто отводили далеко в горы или саванну и там оставляли на прокорм диким животным. То же касалось тяжелобольных, особенно лиц, не имеющих многочисленных родственников и оказывающихся большой обузой для тех, кто о них заботился. Можно осуждать за это или наоборот, но в диком мире выживает сильнейший, а не слабейший, а потому, люди часто оказываются жестоки, особенно в Африке.

От болезней желудка у меня имелось достаточно различных сочетаний сборов, от кожных болезней тоже кое-что можно найти, только для них полезнее делать мазь, а не отвар. От сердечных и попутно с ними связанных болезней я также мог наварить парочку целебных взваров. Так что, есть чем заняться.

Женщины просто наблюдали за моими действиями, а воин вызвался помогать, видимо, он был приставлен присматривать за мной. Зрителей постепенно прибавилось: к хижине сбежалась пара десятков детей, что озабоченно переглядывались, зыркая на меня своими чёрными глазёнками. Стояли они вперемешку: и мальчики, и девочки, самых разных возрастов, практически голые, только с какими-то нелепыми набедренными повязками из банановых листьев.

Странно, что они вообще пришли, если в селении стоит на отдыхе целый караван, там ведь гораздо интереснее. Тем более, что караванов за месяц проходит, как минимум, два, а то и больше, но они всё равно сбежались сюда, любопытничая. Ну, и пусть глазеют. Не обращая на них внимания, я занялся своими делами, изредка оглядывая окрестности, радовавшие взгляд зеленью многочисленных деревьев.