– Есть!
Еще фото: ликуя, они стоят у какой-то конструкции, размером с сарай.
– Все болота облазили тут, на сотню километров. Вот самолет вытащили английский, времен интервенции. В Лондон отправили, – небрежно добавил он.
Вот дети голые, в плавках – но размалеванные, в каких-то перьях.
– Это Нептуна справляем, на Чертовом озере. Считалось – бабкины сказки, но мы сыскали его, черта-т, правда, скелет. С рожками. В Эрмитаж отправили.
– Обязательно посмотрю.
Тут наше окошко закрыла тень: прошел сосед – специально, видать, рядом.
– Ну, надо мне, – хозяин энергично поднялся.
Мы вошли с ним в маленький низкий сарай. На балках сушилась, волшебно пахла сеть.
– Убег ставить пойдем. Ну – сетку по-вашему, – слегка нетерпеливо добавил он. – Охрана тут крепко взялась. Возвращаешься, а она на пороге у тебя: «Здравствуй-ти! Откуда пожаловали?» Поэтому уже на закате надобно ставить, быстро и энергично, пока вода не пришла. Вода приходит, а с ней камбала. Снимать тоже надо с умом, на грани рассвета.
Он стал втискиваться со скрипом в тугой черный резиновый комбинезон.
– Костюм химзащиты, с комбината, – пояснил он.
– Шикарно! – чтобы хоть как-то выразить свое восхищение, сказал я.
– Ничего, – с достоинством признал он. – Только вот носки о камни пропинываются, – он показал. – А то на крану своем сижу полный день, как в клетке… Двигаться надо!
Я полностью был согласен с ним.
– Ну… так я, пожалуй, пойду! – сказал я. – Спасибо вам… что я вас увидел.
– Не за что! – он подал мне слегка дрожащую от азарта предстоящей работы руку, еще не затиснутую в резиновый рукав. – Ну – как тебе вообще у нас?
– Во! – я поднял палец.
Мы разошлись на краю кечкоры. Быстрые ручейки, извиваясь, текли навстречу ему: прилив. И он растаял в сиянье, не подозревая о том, что я уже впаял его в янтарь вечности.
Я взобрался на обрыв, хватил крепкого космонавтского воздуха, и тут подошел автобус.
Обратный путь тоже впечатлил. Поезд Мурманск – Москва. Надо! Еще из дома позвонил московскому издателю, что буду в Москве проездом из Мурманска.
– Ну и когда он прибывает, ваш поезд? – он тяжко вздохнул.
– В шесть тридцать утра. Мурманский поезд… вагон пять. Стоянка десять минут.
Да. Не восхитил я его! Это я понял по его долгому молчанию.
– Водитель мой встретит вас, – наконец, произнес.
– Водитель?
Значит – в гости? Это успех…
– Он передаст вам деньги.
– А-а… деньги! – разочарованно произнес я.
– Странная реакция.
– Извините.
– Как он узнает вас?
– Ну давайте… я выйду из поезда с папкой.
– Какой? – жестко спросил он.
– Ну давайте… желтой!
Недавно совсем пачку желтых купил.
– Договорились! Он привезет вам ваш гонорар.
Вот оно как… А ты думал – тебя в гости зовут? Ну что ж… гонорар – это тоже неплохо!
Поезд Мурманск – Москва не какой-нибудь Петербург – Москва. Люди готовятся основательно.
Тучная, с темными корнями волос бывшая блондинка, а нынче непонятно уже кто разложила свои клетчатые клеенчатые баулы на все купе! И пространство над дверями забито, и обе верхние полки, и нижняя напротив, и моя, где я, собственно, собирался соснуть, занята частично ею, частично баулом, прижатым к мощному ее боку. А мне куда?
– Ой! – глянула на часики, как бы обаятельно улыбнулась золотыми зубами. – А я уже думала, что не будет вас!
– Да как-то… вот! – я развел руками.
– Ничего! Устроимся как-нибудь! Не буржуи! – бодро проговорила она. И даже сделала вид, что подвинулась.
– Вы-то как раз, – я кивнул на сумки, – похоже, буржуй.
Эта ее бодрость совсем мне не по душе, больше люблю застенчивых… столько места не занимают.
– Да какое там буржуй! Тащим, что достанем! – проговорила она. – Рухлядь всякую!
– По-старинному рухлядь – это мех, – уточнил я.
– А-а. Знаете… – глянула настороженно. – Да ничего – поместимся!
Из Заполярья едут, видимо, забубенные оптимисты.
– Да пожалуйста, пожалуйста! – ласково проговорила она, ни пяди, впрочем, не уступив. Мол, садитесь – какой разговор! Свои же люди – всегда выручим. Занимайте, ради бога, часть своего собственного места… если сможете. – Располагайтесь!
На своем собственном месте… Но слово «располагайтесь» не подходит сюда. Скорей – втискивайтесь! Втиснулся.
Что интересно, я не один тут такой. Напротив нижняя полка двумя занята баулами – и в такую же щель, как и я, втиснут лядащий мужичонка. Устало улыбнулся мне.
Я посидел, сжавшись. Ну что же, переведу дух и буду приступать к активным действиям. Уж в этом зажатом виде точно не поеду! Но и тут она – опередила мои намерения. Их, вообще-то, нетрудно предугадать. И отвлекла, как думалось ей, меня от нелепых моих намерений. Дверь пока была отодвинута – единственная отдушина! – и по коридору с громкими воплями промчалась компания нетрезвой молодежи… кажется, завтра в Москве какой-то футбол. Разогреваются, видимо, заранее. Женщина осуждающе глянула им вслед и подчеркнуто – чтобы я заметил! – вздохнула. Ну и что? Затевает, видимо, отвлекающий спектакль, в котором я просто обязан принять активное участие и который, видимо, должен заменить мне сон. Молодец баба!
– Моя дочь не такая! – вздохнула она.
Ее дочь – не моя дочь. Я с полным безразличием промолчал. Мне абсолютно неинтересно – какая у нее дочь! Будь она хоть ангелом – сидеть тут всю ночь в напряженной позе я не намерен. «Не такая у нее дочь!» Мне-то что? Надо сил набираться к утру. Важная встреча! Гонорар. Не проспать бы!
– Ну что? – я решительно встал. – Будем укладываться?
Куда она свои баулы уберет – мне абсолютно неинтересно.
– Не такая! Любой обманет ее!
Родительскую тему не оборвешь. Русская задушевность.
– Ну… и кто же ее обманул? – пришлось поинтересоваться.
– Жених… кто же еще? – вздохнула она. Грамотно излагает. Тему про жениха-обманщика придется дослушать. Пьяная молодежь, подчеркивая достоинства ее дочери и мерзости ее жениха, дико промчалась по коридору. Шехерезада не умолкала. Уж помогать ей наводящими вопросами точно не буду. Стоя задремал.
– Ну и как он ее обманул? – я услышал сквозь сон. Никак это мой голос? Какой же я славный человек! Сплю – но беседу поддерживаю. Правильно говорила наша классная воспитательница Марья Сергеевна: «Нет добросовестнее этого Попова!»
– Как?! – она уже вполне разгневанно уставилась на меня. Сам ввязался. – Вы не знаете, как девушек обманывают?!
– Откуда мне знать? – похоже, что часть вины она уже на меня примеряет!.. Но все же, видимо, поняла, что конкретной моей вины в этом деле нет. Чуть смягчилась. Поняла, что если пережимать, – могу сломаться.
– В Италию уехал, подлец! – проговорила она.
– Ну… в Италию – это уже, наверное, не так страшно? – прошла сонная и потому странная мысль. Нет – так я сейчас упаду! И в проходе засну. А именно этого, она, похоже, и добивается!
– Да вы не надейтесь, что вам удастся заснуть! – обаятельно улыбнулась она. – Храплю так… что все трясется вокруг! Это с детства у меня! – трогательно улыбнулась.
Понятно. Все, что касается детства, то неприкосновенно у нас!
– Когда геологом работала, мне все говорили: ты, Надя…
Вот так вот, непринужденно, и познакомились.
– …так храпишь, что комаров от палатки отгоняешь!
…Чудесно!
– Вы геолог?
– Закончила петербургский горный!
О! Наши везде! Наверное, надо это записать? – мысль мелькнула в натруженном мозгу. – Вдруг пригодится?
Попался! Но на чем записать – блокнота не взял! На папке можно записать – она, благо, твердая. Не зря, значит, взял! В жизни все пригождается.
– Я сам храплю! – твердо произнес я, все же решив не сдаваться. Рухнул в щель.
– Да… и муж у меня всю жизнь храпел! – лирично проговорила она. – …Вот – схоронила. Еду.
Тяжелую артиллерию пускает в ход! Почему-то тема чьей-то смерти очень популярна в дальних поездах. Я с отчаянием откинулся. И главное ведь – говорит правду, я это понимал! Теперь я просто обязан поддержать разговор! «Простите – от чего умер?» Нет, мастер диалогов – не то! Ею, впрочем, не надо руководить. Мастерство ее не на писателей рассчитано – на широкие массы и силу имеет непреодолимую. Не мне ее учить.