Вот наш герой, партийный секретарь из медвежьего угла дальней Сибири, такой крепкий, видный мужик, в которого сразу влюбилась красавица-герцогиня, стоило ему оказаться в Италии в составе делегации… Ну, а в кого ей еще влюбиться, посудите сами? Была замужем за герцогом-хлюпиком, но, естественно, разочаровалась… И – вот! Настоящий «сибирский медведь»! И, забыв о приличиях высшего света, она сразу стала ластиться к нашему секретарю.

– Скажите, из какой ткани ваш костюм? Вы шили его в Париже или в Нью-Йорке?

– Нет! – рявкнул он. – Костюм сшит из ткани нашей районной фабрики, нашими мастерами! А ты чего думала?

Может, именно из-за суровости героя герцогиня потеряла голову окончательно и устремилась вслед за ним в Сибирь, кстати – с малолетним сынком от нелюбимого ею мужа-герцога. В Сибири она назойливо следовала за своим избранником по всяческим заимкам, падям и запаням, не отставая ни на шаг, все еще надеясь на женское счастье. Сначала она умоляла жениться на ней, суля миллионы и замки, но это оставило равнодушным его, потом соглашалась принадлежать ему и без брака (сынок ее, кстати, тоже был без ума от нашего богатыря). Потом она уже предлагала ему миллионы без себя, с обещанием, что она скроется и больше не появится никогда!.. На этот вариант он хмуро согласился – при условии, что средства будут вложены в местную деревообрабатывающую промышленность. И она – расцвела! В смысле – деревообрабатывающая промышенность. Герцогиня-то как раз уехала вся в слезах. Вот как надо обходиться с миллионершами, а уж тем более – с герцогинями русскому мужику!

Но читаем дальше. И сердце простой русской бабы дало трещину под влиянием суровых чар нашего героя. Понятно – он не давал ей надежд. Тем более – на службе. Она как раз работала под его началом в обкоме. И вдруг! Измотанный делами, он дал слабину. Не подумайте плохого – поехал на рыбалку. Отъехав чуток, с чувством облегчения вылез из опостылевшей черной «Волги» – и пошел в лес! Он уходил, как простой смертный (да таким он в душе и был!), босиком по росе, неся ботинки из спецраспределителя – на прутике за спиной! Сжимается сердце. Слезы умиления душат нас… Он ладит костерок, ставит палатку… вот что на самом деле ему по душе. Ночью он слышит хлюпающие по лужам шаги. «Чай, хозяин балует», – думает он (хозяином в тайге называют медведя), всаживает в ствол смертельный жакан и отбрасывает полость… Перед ним стояла Она. Нет – не герцогиня, а та, из обкома, не сдержавшая себя! И он – не сдержал себя. То есть – дают нам немного «человечинки»… Мол, и нам ничто человеческое не чуждо. Но в каком образе предстает Она! Не подумайте – не голая. Русская женщина не из таких. А из каких?.. Читаем. «Она была в длинных брюках, но босая. На животе ее свисала банка с червями…» Черви, видимо, для клева? Тут и я, до того болеющий за коллегу-лауреата, не выдержал и захохотал. Много спорят о том, что погубило советскую власть. Она же сама и погубила себя, нелепо раздулась – и лопнула. Как и ее литература. Разумеется, я имел в виду самую позднюю, непомерно раскормленную, тупую и злобную. Судите сами.

Наутро после роковой рыбалки было экстренно собрано бюро райкома. И «девушка с червями» была наказана за ее «безоглядность». «Девку надо спасать!» – так, по-партийному, сформулировал наш герой. И ее гуманно послали учительницей в глухое село. Расшвырял наш герой своих девок на Запад и на Восток, и это – правильно. Не до них! Дел по горло. Тем более и жена дома имелась, да и детки… Вот так. А автор получил Ленинскую премию – кажется, уже четвертую.

Ну, и вполне естественно, что после такого появились всяческие насмешки, гротески и фэнтези. К этому и шло. «Советская литература – мать гротеска!» Такое вызывало резонанс в душе, и хотелось создать нечто подобное.

И однажды, читая в аудитории на лекции по марксизму-ленинизму советский детектив (других тогда еще не было), я вдруг громко захохотал и был выдворен. Не успел даже сказать, что я смеялся не над марксизмом, и уж тем более не над ленинизмом. Над обычным детективом. Но что-то удивительное там было… «Петров и Прошкин шли по территории завода. Вдруг грохнул выстрел. Петров взмахнул руками и упал замертво. Прошкин насторожился». Его друга убили у него на глазах, а он всего лишь «насторожился». Какая выдержка! И я тут же сел возле аудитории на подоконник и написал рассказ.

Два лейтенанта, Петров и Брошкин, шли по территории молочного завода. Вдруг грохнул выстрел. Петров взмахнул руками и упал замертво. Брошкин насторожился. Он подошел к телефону-автомату и набрал номер:

– Алло! – закричал он. – Aлло! Подполковник Майоров? Это я, Брошкин. Срочно вышлите машину на молочный завод.

Брошкин повесил трубку и пошел к директору завода.

– Что это у вас тут… стреляют? – строго спросил он.

– Да это шпион, – с досадой сказал директор. – Третьего дня шли наши рабочие, и вдруг видят: сидит он и молоко пьет. Они побежали за ним, а он в творог залез.

– В какой творог? – удивился Брошкин.

– А у нас на четвертом дворе триста тонн творога лежит. Так он в нем до сих пор и лазает.

Тут подъехала машина, и из нее вышли подполковник Майоров и шестеро лейтенантов. Брошкин четко доложил обстановку.

– Надо брать, – сказал Майоров.

– А как вы найдете его? – поинтересовался директор.

– Творог вывозить! – приказал Майоров.

– Так ведь тары нет, – сокрушенно сказал директор.

– Тогда будем ждать, – предложил Брошкин, – Проголодается – вылезет.

– Он не проголодается, – сказал директор. – Он, наверное, творог ест.

– Тогда будем ждать, пока весь съест, – вздохнул Брошкин.

– Это будет очень долго, – сказал директор.

– Мы тоже будем есть творог, – улыбаясь, сказал Майоров.

Он построил своих людей и повел их на четвертый двор; там они растянулись шеренгой у творожной горы и стали есть. Вдруг увидели, что к ним идет огромная толпа. Впереди шел пожилой рабочий в очках.

– Мы к вам, – сказал он, – в помощь. Сейчас у нас обед, вот мы и пришли…

– Спасибо, – сказал Майоров, и его строгие глаза потеплели.

Дело пошло быстрее. Творожная гора уменьшалась. Когда творога осталось килограмм двадцать, из него выскочил шпион. Он быстро сбил шестерых лейтенантов. Потом побежал через двор. Брошкин бежал за ним. Никто не стрелял. Все боялись попасть в Брошкина. Брошкин не стрелял, боясь попасть в шпиона. Стрелял один шпион. Вот он скрылся в третьем дворе. Брошкин скрылся там же. Через минуту он вышел назад.

– Плохо дело, – сказал Брошкин, – теперь он в масло залез.

Рассказ озадачил меня. Чтобы разобраться в нем (а заодно и в себе), я подсунул его моему приятелю Феликсу, редактору нашей стенной факультетской газеты «Интеграл». И даже перепечатал с рукописи в машинописном бюро. Такое разрешалось.

– В другой жизни! – сказал Феликс, возвращая мне текст.

– Почему? У нас же в стенгазете полно хохм!

– Таких у нас в газете не будет никогда! – произнес он громко и четко (возможно, в расчете на прослушивание?).

– Ну зачем так уж «никогда»? Откуда мы знаем будущее? – сказал я, тоже по возможности четко.

– …Ну ладно! Оставь! – сказал он, минуту подумав. – Посмотрим, что можно сделать.

Рассказ я увидел сразу у нескольких однокурсников, во время лекции. Так я впервые столкнулся с ксероксом-размножителем. Но сначала это не испугало меня. И напрасно. Волновало другое: как читают? Смеются? Наверное, это хорошо? Но, говорят, нельзя так распространять?

– А тебе-то что? – грубо ответил Феликс, когда я спросил. – Фамилии-то твоей там нет!

– А почему, кстати?

– Ты что? В тюрьму захотел?

– А ты? – спросил я.

– Думаю, что у тебя шансов все-таки больше! – усмехнулся он.

Вот так произошла моя первая публикация. Между сумой (или суммой?) – и тюрьмой. Но все-таки я был горд. Товар-то пошел. Хотя и без моего имени. Но все уже знают, подмигивают.