Она почти наизусть знает схемы первых межпланетных путешествий — объёмные ниши с чёрными стенками. В центре — горящее жёлтым Солнце, вокруг которого замерли песчинки внутренних планет, а на расстоянии вытянутой руки — яркие матовые шарики газовых гигантов. Пространство между ними прорезано пунктирами маршрутов околосолнечной эпохи. Мирель тут почти своя, поэтому ей разрешено запускать стенд без спроса. Когда девушка пользуется своим привилегированным положением, всё это великолепие оживает, сверкает космическими огоньками, вращается вокруг светила.

Она переходит к картам первых межзвёздных экспедиций и замирает у чёрных полотен с серебристыми линиями. Пути смелых и бесстрашных. Дороги, уходящие в глубины космоса. Здесь прямая обрывается у звезды, не достигнув, там зигзаг заплутавших… Каждый раз Мирель чувствует пробегающие по спине мурашки. Очарование до жути, всегда что-то новое.

Она видела их тысячу раз, но никак не может налюбоваться.

— А Раткирой уже пришёл?

Мирель оборачивается. Перед ней — малыш лет десяти, с большущими карими глазами, наивным выражением лица и строгой прямой чёлкой.

— Видимо, да, — ответила Мирель, указывая на открытую в аудиторию дверь.

Мальчик вытирает рукой нос, оборачивается к противоположной двери и во весь голос кричит:

— Пошли быстрей! Раткирой уже пришёл!

В фойе вваливается стайка его товарищей, таких же школьников. Шумят, суетятся, но, к счастью, довольно скоро проносятся мимо. Дверь за собой не закрывают, поэтому Мирель слышит восторженные возгласы и бедного Раткироя.

«Достанется ему сегодня!» — промелькнула весёлая мыслишка. Впрочем, как всегда. Вполне привычно: Раткирой читает лекции два раза в неделю.

На самом деле, не совсем то название. Занятия скорее практические, с демонстрацией опытов и домашними заданиями по сборке моделей. Но официально — лекции по архаичной космонавтике.

Ребята в восторге. Мирель — тоже. Её не смущает, что кружок для детей младшего школьного возраста. Просто, для тех, кто постарше, занятий нет — Раткирой говорил, что подростков древнее звездоплавание не особо увлекает. Единственная для Мирель отдушина, поэтому не стесняется сидеть за партой с девочкой, которой вполне в матери годится. Главное, что увлечены одним и тем же, а возраст значения не имеет.

Мирель — типичный изгой. Человек, живущий не в том месте не в своё время. Ей нужно было родиться на несколько веков раньше. Или хотя бы попасть на Землю. Но ни то ни другое по определению не возможно. По крайней мере, на данном этапе развития медицины и техники.

Во всём виноваты родители. Впрочем, можно ли корить в том, что дочь родилась не такой как все? И мысли обвинять или перекладывать ответственность у Мирель никогда не возникало. Так вышло. Современная наука не в силах регулировать или хотя бы угадывать врождённые предрасположенности.

Гадкий утёнок, лебедь с пораненным крылом.

— Мирель… — зовёт Раткирой.

Выглянул в фойе с целью поторопить опоздавших. Ну а кроме того, знает, что Мирель среди экспозиций.

— Мирель, долго ли тебя ещё ждать? — деланно ворчит Раткирой. — Все собрались, тебя не хватает.

Мирель растерянно улыбнулась и поспешила в аудиторию. По дороге запнулась, что для неё не редкость.

Раткирой вздыхает и демонстративно закатывает глаза — мол, как обычно.

— Когда-нибудь ты доведёшь меня — выгоню вон из группы! — продолжает историк космонавтики.

— Да-да, конечно, — фальшиво страшится взрослая ученица.

Они замерли в шаге друг от друга: Раткирой — в дверях аудитории, Мирель — не решаясь протиснуться мимо.

Разглядывает его с нескрываемой симпатией — очень уж Раткирой к ней благосклонен: нисколько не против того, чтобы посещала занятия. При случае отпускает похвалы в адрес Мирель.

Впрочем, Раткирой почти со всеми доброжелателен и внимателен — это видно хотя бы по приятному, умному лицу, по открытым жестам.

Или влюбился? Мирель лукаво глядит на историка, в живые, но немного усталые глаза, замечает начавшуюся седину в чуть взлохмаченном ёжике. Очки в тонкой блестящей оправе сползли низко на кончик носа.

Нет, конечно, просто расположены друг к другу. Атмосфера именно романтическая, поэтому и сближает. Романтика космоса, безо всяких двусмысленностей, и обоих это устраивает.

— Мирель, если мы так и будем стоять в дверях, то лекции никогда не начаться, — усмехнулся Раткирой, приглашая девушку внутрь.

Не то чтобы наугад, но вероятность фиаско далеко не нулевая. Возможность ошибки в выборе цели земными специалистами оценивалась весьма высоко — практически прямо пропорционально узости их специализаций. Для восьмисотлетнего путешествия подобная ошибка стоила бы неподъёмно дорого, и все это понимали. Особенно — на Земле, на подготовительном этапе, когда ещё можно было что-то поменять и отправить космических колонистов в какую-нибудь другую сторону.

Что зачастую и происходило: за четыре месяца до старта генеральный план экспедиции «Белого лебедя» был пересмотрен в пользу дублирующей цели — одной из звёзд Южного созвездия. В земном небе она выглядела едва заметной холодной точкой и даже не имела собственного имени. Астрономы обозначали цифробуквенным кодом, но для населения ковчега она стала Новой звездой, будущим домом потомков.

Своя Новая звезда была и у «Чёрного лебедя». Второй корабль проекта отбыл шесть лет спустя. Достиг ли цели, Венатор не знал: связь с Землёй окончательно прервалась через сто десять лет после старта. Как неизвестно и о судьбе предшественников — полутяжёлых ковчегов класса «Аврора». И о миссиях следующей серии — сверхмассивных «Викингов».

Кто-то доплыл до своей Новой Земли, кому-то, вероятно, везло меньше…

Раджеш Венатор был двадцать третьим гросс-командором «Белого лебедя» и о Земле знал мало. Почитывал на досуге классическую литературу, изучал наследие предков. В детстве был шокирован историей о Робинзоне Крузо, которая буквально парализовала воображение: необитаемый остров посреди бескрайнего океана — фантастика, да и только. А вот ситуация с изолированной от всего мира деревней Макондо близка и в чём-то даже понятна.

В целом, представления о далёкой прародине у гросс-командора были довольно абстрактными. А ещё, он уверен в том, что достигнув цели, не сможет жить на планете. Одно пугающее бездонное небо чего стоит!

В конце концов, нежелающие высаживаться, вероятно, останутся на пришвартованном к планете ковчеге — в последние годы подобный вариант обсуждается в народе всё чаще и чаще. А значит, гросс-командор не одинок в своих опасениях.

В противовес ему, командор Бослор всегда мечтал обрести непоколебимую твердь под ногами. Не скрывал желания пройтись по гипотетически существующим зелёным лугам, часто высказывается в этом смысле — идеология случившегося лет тридцать назад демографического взрыва, который детонировал, между прочим, от неосторожности самого Раджеша Венатора.

«Нынешнее поколение будет жить на Новой Земле!» — объявил населению ковчега гросс-командор, по тем временам — ещё новоиспечённый. Астрономы «Белого лебедя» окончательно подтвердили, что цель путешествия однозначно является планетой земного типа, и Венатор поспешил поделиться с согражданами долгожданной и радостной новостью.

Имей на тот момент чуть больше социально-политического опыта, был бы поосмотрительнее. Беби-бум произошёл нешуточный, как бывает после страшных войн. А Венатор приобрёл этот самый, вышеназванный, опыт: где-то уговорами и убеждением, временами мерами административного воздействия удержал ковчег от перенаселения.

Одним из плодов охватившей «Белого лебедя» любовной эйфории был и Раймонд Бослор, который в духе своего поколения романтизировал образ никогда не виденной им Земли. Иной раз поражал гросс-командора сочной и убедительной художественностью излагаемых подробностей.

Откуда такой осведомлённости взяться? Ведь земной быт знаком лишь по книжкам.