— Комиссар, погода портится, — заметил Висорпинк.

Хотя сказал это учтиво и вполголоса, Ютун вздрогнул от неожиданности — кажется, забыл, что советник при нём.

— Да-да, — согласился комиссар. — Пора идти…

Зачем пришли сюда, до сих пор не понимает. Какие цели можно преследовать в сумерках возле спускаемого модуля?

Разве что, просто взглянуть.

— Вы что-то говорили, — вынырнув из задумчивости, напоминает Ютун. — Я как-то пропустил…

— Да, комиссар, — кивнул Висорпинк. — Но, может быть…

— Ничего страшного! — отмахнулся Ютун. — Давайте здесь!

— Во-первых, — Висорпинк подсматривает в папку с бумагами, — наши гости всё же настаивают на возвращении пациента…

— Хм… — непонимающе пожевал губами комиссар. — Вероятно, речь идёт о том самом случае?

— Да-да, именно, — подтвердил Висорпинк. — Приступ на почве когнитивного расстройства. Вопрос в том, удобно ли? — Советник упорно глядит в папку с документами, но вовсе не по причине забывчивости.

Просто, так солиднее и значимее. Да и встречаться лишний раз взглядом с начальником, когда тот не в духе, пожалуй, не стоит.

— Не нравится мне эта идея, — поморщился Ютун. — Зачем нам его выдавать? Уверен, в нашей клинике специалисты получше… Другое дело — чужие стены…

— Дилемма, — поддержал не отваживавшийся на самостоятельное решение советник. — Кроме того — прецедент, который допускать не хотелось бы…

— В каком смысле? — предчувствуя ещё одну недобрую новость, нахмурился Ютун.

— Комиссар, дело в том, что они, — Висорпинк кивнул в сторону модуля, — обратились к нам с просьбой о выдаче всех своих граждан, находящихся на территории Сампойи…

— То есть?! — встрепенулся Ютун, распознав скрытый подвох.

— Комиссар, мне кажется, они собираются улетать, — произнёс советник замогильным голосом.

Такое же подозрение уже мелькнуло в голове общественного комиссара, однако успел прогнать как надуманное. Теперь же, получив сходную оценку от непредвзятого Висорпинка, Ютун и вовсе места себе не находит.

— Я думаю, командование ковчега разочаровалось в идее интеграции, — осторожно продолжает советник. — Если у них вообще когда-нибудь была такая идея… Сегодня же они видят полнейшее разложение экипажа… — Заметив раздражение комиссара, Висорпинк тут же поправляется: — Ну, может быть, и не полнейшее… Так вот, обнаружив брожения в коллективе, они желают ретироваться. Чтобы хоть как-то сохранить остатки самоуважения…

— Ну, что вы такое говорите? — возмущается наглости помощника Ютун. — Они вполне… — завёл было привычные речи, однако Висорпинк находит храбрости прервать:

— Комиссар, идеологические противоречия — сугубо внутреннее дело «Белого лебедя». Нам не стоит лезть в их проблемы. — Советник замолчал на четверть минуты. Удостоверившись в том, что комиссар прислушался к его точке зрения, продолжил поувереннее: — Обитатели «Лебедя» так и не избавились от присущих им стереотипов и предрассудков, и я глубоко сомневаюсь, что это возможно в принципе. Они навсегда останутся устаревшей модификацией, поэтому не стоит удерживать их от опрометчивых поступков. Ведь опрометчивы такие поступки в нашем понимании, а для самих ковчеговцев — вполне естественны.

— И что вы предлагаете? — недовольно буркнул общественный комиссар, пока ещё не до конца смирившись с предложенным толкованием.

— Хотят лететь — пусть летят, — просто ответил советник. — Нам-то что с этого? Сампойя проживёт без них, как вполне благополучно существовала и до их визита. Думаю, они без нас — тоже. Собрать их в дорогу, помочь технически — забота, вполне достойная старшего брата. А вот навести порядок в их головах под силу, пожалуй, лишь всемогущему космосу. Не это ли имели в виду люди из Медицинского комитета, когда предупреждали о возможных отклонениях в психике звёздных странников?

— Страшные вещи говорите, советник! — упрекнул Ютун, но вышло скорее иронически.

— Ерунда! — позволил себе улыбку Висорпинк. — Чего уж тут страшного?

А Ютун невольно и внутренне, но соглашается. Не удержать в клетке беспокойную птицу. Пусть даже клетка будет золотой.

А ещё, советник почти не сомневается в том, что попал-таки под влияние симпатичных в своей наивности пришельцев. Заочно, если так можно выразиться, — ведь напрямую он ни с кем из них так и не пообщался. Свойственное всем достаточно развитым цивилизациям сострадание к ближнему, граничащее с сердоболием.

Ютун отстаивает интересы «Белого лебедя», а точнее — то, что считает их интересами, да столь рьяно, что даже не задумывается об их истинных потребностях.

— Пожалуй, единственное, что мы должны свято соблюсти, это добровольность происходящего, — глубокомысленно замечает Ютун, впервые за многолетнее сотрудничество принимая к сведению позицию Висорпинка. — Если кто-то захочет остаться на Сампойе, мы должны предоставить все условия для комфортного существования.

— Разумеется, комиссар. — Висорпинк тут же сделал пометку в блокноте — вероятно, добавил пункт в проект меморандума. — А сейчас я бы рекомендовал всё же отбыть восвояси, а то не долго и простудиться, — напомнил он.

На землю падали тяжёлые капли начинающегося ливня.

Раткирой продолжает говорить, но речь его уже не так одухотворённа, а оттого — не убеждает. Идёт как бы по инерции, подготовлена на уровне и заучена практически наизусть, а посему — не пропадать же.

Однако в какой-то момент заряд искренности иссяк, эмоциональная составляющая перекалилась, сгорела в пустые угли, и Бослор потерял всякий интерес.

Теперь он вовсе не слушает, а желает лишь, чтобы неприятное зрелище побыстрее закончилось. Командора мутит от напыщенности излагаемых концепций, устал от поучающего тона историка, не верит в радужность дальнейших перспектив.

Даже Мирель — отдушина Бослора — не радует. Он и не глядит в её сторону. Девушка внутренне сжалась, сидит на самом краешке стула. Спина пряма и неудобно вытянута, плечи топорщатся подростковыми углами. Мирель вся напряжена, как взведённая до предела прочности пружина. Чуть не до крови кусает губы, лицо измучено и бледно. Взгляд к полу, в глазах — убитая мечта.

— Достижения нашего мира… — вещает Раткирой, в общем-то — в пустоту. — Вкупе с вашей энергией… — говорит он, но никто ему не внемлет. — Удачный симбиоз, способный перерасти в единое целое…

Зачем всё это? Пустое, не нужное ни «Лебедю», ни Сампойе. Если и существовали какие-то иллюзии, то канули в небытие месяц назад. С самого начала встреча была обречена на неудачу. Познакомились, пообщались и разошлись — каждый своей дорогой.

— Раткирой… — пытается прервать Бослор.

— Научный подход требует свежего взгляда, — не слышит тот. — Теперь, когда…

— Раткирой! — Будто отгораживаясь, Бослор поднимает вверх открытую ладонь. — Довольно!

Историк наконец замолчал. Пристально и удивлённо смотрит на командора, можно подумать — не ожидал такого.

— Не нужно это, — твёрдо сказал Бослор. — Ни нам, ни вам. Чьё задание вы сейчас выполняете? Вашего главного? — Бослор вспоминает имя. — Ютуна?..

Мирель встрепенулась. Сбросила оцепенение и посмотрела на Бослора с обидой. Чувственные глаза выражают боль существа, которого только что хлёстко ударили.

— Зачем вы так?.. — с горечью в голосе спросила туземка.

— А вы? — упрекает Бослор и отвечает холодным взглядом. — Вы-то зачем так? Вы же сами не верите в то, что говорите…

— Я… ммм… — вступается Раткирой, и зря — сказать нечего.

— Сыт по горло вашими нравоучениями! — зло и жестоко огрызается командор. — Вы нас недоумками считаете и всё пытаетесь воспитать. Но зачем?..

Ему кажется, что Мирель изначально играла. Выполняла порученную ей миссию, и никаких чувств и увлечений в ней не было. С момента первой их встречи в хранилище модуля и, разумеется, до этого. Проникла на борт с одной лишь целью — наладить контакт с Бослором. А может быть, не именно с ним, а с тем, кто попадётся.