— Скорее месть — это повод, — покачала Валентина головой. — Я подняла личное дело Громова. Он по работе имел дело со взрывчаткой, так что минимальные навыки имеются. Конечно, будут ещё обыски дома, на работе. Но это вот не только личное. Уверена, кто-то умело надавил на личную трагедию, напел в уши, что называется. И я даже догадываюсь, кто именно. Министерство гражданского строительства у нас — это рассадник либеральных прозападных идей. Эти вот выпады в духе «а у них там на Западе» — наслушалась уже.

— Вы правы, — кивнул я. — Такие люди мыслят примитивно, считают, что если всё делать точь-в-точь как на Западе, то и у нас всё будет шоколадно. Ага, конечно! Я уже видел, к чему приводит, когда у руля оказываются либералы. В моём мире они страну с молотка пустили, отхватив за это жирные комиссионные. И им плевать было и на государство, и на людей!

— Так и другие не лучше, — заметила Валентина.

— Вы рассказывали, — вспомнила Майя, — есть милитаристы, либералы и сторонники Юрия Николаевича.

— Есть ещё много колеблющихся или нейтралов, — добавила Валентина. — Те, кто никого открыто не поддерживают, не хотят путать работу с политикой или просто ждут, кто перетянет одеяло на себя. И вот арест Громова по горячим следам — это отличная демонстрация несостоятельности позиции политических оппонентов. Ведь они идут даже на предательство и измену Родине! А это, конечно, не добавит им очков в глазах принципиальных, пусть и сомневающихся людей.

— А ещё есть Медиатор, который везде успевает, — хмыкнул я. — У него же связи в обоих оппозиционных лагерях, я правильно понимаю?

— Верно, — согласилась Валентина. — Даже те, что он не считает нужным скрывать. А кто знает, сколько тайных.

— Медиатор он на то и медиатор, — усмехнулся я.

— Что ты имеешь в виду? — подобралась начальница.

Я на секунду задумался, формулируя мысль:

— По сути, он решает вопросы между двумя лагерями в ситуациях, когда они не могут договориться напрямую. И решает в ту сторону, на которую укажет ЦРУ.

— Что ты сказал? — замерла вдруг Валентина.

— Что ваши коллеги политики, когда не могут договориться, — принялся я объяснять, — приглашают Медиатора за стол переговоров. Очевидно, у него есть влияние на внутриполитические процессы. Да в конце концов, язык у него хорошо подвешен, любого уболтает. Но при этом Медиатор связан с ЦРУ. Мне кажется очевидным, что своё влияние он использует в интересах США.

Морозова задумалась, нахмурившись.

— Но ведь ЦРУ хочет от нас данные по экспедиции, разве нет? — спросила меж тем Майя.

— Ну, видимо, не всегда у них договорённости срастаются, — пожал я плечами. — Они же у Медиатора разрешения на свои действия не спрашивают. Первая бомба — это серьёзная работа, с ликвидацией прямого исполнителя, дерзко и решительно. Больше похоже на работу военных с опытом диверсионных работ. Вторая диверсия на фоне первой выглядит даже как-то блекло. Да Громов сам признался, из какого он лагеря.

Валентина встала из-за стола и отошла к окну, где какое-то время молча смотрела на суету на стройплощадке.

— Если ты прав, — наконец повернулась она к нам, — а ты, похоже, прав… то Медиатор куда опаснее, чем мы думали.

— А упрятать его за решётку никак? — поинтересовался я, уже зная ответ.

Валентина досадливо поморщилась:

— Пробовали уже. Отмажется, скажет просто мимо проходил. Власть очень сложный механизм, и даже мой отец не всесилен, ему приходится считаться с коллегами по партии.

Я задумчиво потёр подбородок.

— Ну а грохнуть если по тихой грусти? — будто бы между прочим поинтересовался я.

Валентина замерла и очень внимательно на меня посмотрела. Видно было, что этот вариант ей самой приходил в голову.

— Не всё так просто, хотя и было бы полезно в данном случае, — наконец медленно произнесла она. — И я отцу предлагала! Но у него принципы! Устранять своих противников физически — не его метод. Мол, стоит один раз от собственных принципов отступить — и не заметишь, как руки по локоть в крови будут.

Она глубоко вздохнула.

— Да и как ни крути, а это заказное убийство получается. В законе ведь не прописано такое право генсека — людей без суда и следствия казнить. Если вскроется — одной отставкой дело может не обойтись.

— А если смерть наступит в результате самообороны — это тоже будет считаться заказным политическим убийством? — полюбопытствовал я.

Валентина прищурилась:

— Ты что задумал, а?

Я пожал плечами, изобразив святую невинность на лице.

— Да просто интересуюсь, на всякий пожарный. Так-то мы с Медиатором уже давненько не виделись. Но при первом знакомстве был инцидент. Его телохранитель в меня стрелял, а я ему нос сломал в ответку. Ну и телохранителей положил отдохнуть немного. Вот и прикидываю — если б я ему башку тогда проломил ненароком, меня бы закрыли?

Валентина задумалась на мгновение, а потом отрицательно помотала головой:

— Это ведь после того как он Майю похитил? Вряд ли. Возможно, тебе бы ещё и премию выписали. Понимаешь, это у живого у него связи. А дохлый он даром никому не сдался, лезть в такое дело — только самому мараться.

Я кивнул, переваривая услышанное. Значит, если припрёт — можно будет и по-жёсткому сыграть.

— Ладно, — вслух сказал я, поднимаясь. — Пойдём мы, дел ещё невпроворот.

— Давайте, — кивнула Валентина. — И спасибо, что составили компанию. Кажется, мне просто надо было выговориться.

Мы с Майей только улыбнулись в ответ. Мол, всегда пожалуйста.

Если в первые три дня работы комиссии мы боялись что сдохнем, то в следующие дни мы начали на это надеяться. Причём, судя по землистым лицам членов комиссии — не только мы, но и они тоже.

— Ретрансляторы внутренней связи сегодня смонтировали и запустили, — проектировщик Кирилл пошёл по списку. — Надо проверить.

— Мы проверим, — заверил Карпов.

— Во всех местах, где возможен перепад освещённости, — продолжил Кирилл, — сделали адаптивное освещение. Схема, правда, радиолюбительская почти что.

— Главное что работает, — отозвался сам Ковалёв. — Я уже видел, мне понравилось. Вечером ещё пройдусь, посмотрю, как в сумерках срабатывает.

— Вечером проводим тест давлением противопожарной системы, — напомнил Малинин. — У Геннадия Петровича всё давно готово, осталось проконтролировать.

— А я хочу напомнить, что нам взлётно-посадочная полоса понадобится и после следующей рокировки, — Сергей Киров вызвался поучаствовать в совещании, чтобы как раз этот вопрос обсудить. — И вы нам должны будете построить её заново в пределах аномальной зоны, и чтобы до миллиметра по высотным отметкам совпала. При посадке все неровности очень сильно чувствуются!

— Исполнительную съёмку уже провели, а реперы вынесли в бетоне ещё до начала всего строительства, — поспешил развеять его опасения Геннадий Петрович.

— Ну хорошо, — успокоился Сергей. — Вертолёт-то уже можно перегонять?

— Да, можно, — ответил ему новенький в комиссии, которого вызвали взамен Громова. — Перекрытия проверены на два раза.

И вот такая чехарда — каждый день, три раза в день. Помимо решения оргвопросов — бесконечная карусель по выявлению замечаний. Утром находим недочёт, после обеда отчитываемся об исправлении, а к вечеру комиссия заново проверяет, и или вычёркивает, или выносит новое предписание.

Где-то не предусмотрели ограждение пешеходной зоны параллельно с проездом тракторов. А на башнях ограждение предусмотрели, но на одной из них оно перекрывает пулемёту угол обзора, и если до применения этих пулемётов дойдёт дело — от ограждения полетят ошмётки.

В некоторых жилых комнатах обнаружились неработающие розетки. Мелочь, конечно, но досадная.

А где-то кран начал протекать — ставили в спешке, и кран не прошёл тест давлением. Понятно, что такая неисправность экспедицию не остановит, но всё равно исправлять надо.

И вот таких косяков, от самых мелких до весьма серьёзных — несколько сотен.