Скакали мы по главной дороге, переводя лошадей с шага на рысь и обратно. Я никогда не считал себя мастером верховой езды, да и в принципе хоть сколько-нибудь годным наездником, поэтому вести нас доверил каштановому.
— Паримед, — наконец, представился он через час-другой пути.
— Грек? — уточнил я.
— Да, но это только по имени, — признался каштановый. — Родители мои в Этрурии были приезжими, а я родился здесь.
Для меня не было секретом, что греков в Риме примерно столько же, сколько в России мигрантов из Ближнего Зарубежья. Римляне, которым удалось покорить Грецию, считали, что вместе с эллинами они получат глоток свежего воздуха. Но знали бы они, чем обернется повальное увлечение греческой культурой и традицией. При всех достоинствах эллинской культуры, делавшей жизнь внешне прекрасней и возвышеннее, фактически греки принесли в Рим зерно раздора, мировоззрение, плохо сочетающееся с исконно римскими ценностями. И вот такая перенастройка по итогу сожрала Римскую республику изнутри.
Паримеду я, ясное дело, ничего не говорил о собственных размышлениях. Да и грек греку рознь, Паримед отнюдь не походил на типичного эллина. И вряд ли имел хоть какие-то ценности, кроме плотских.
— Гражданство римское есть? — спросил я, покосившись на задумавшегося грека.
— Нет. И теперь не знаю будет ли, — честно признался он.
— А хочешь?
— Не знаю… — после некоторой паузы ответил Паримед.
Ну и дал понять, что особо не настроен продолжать этот разговор, пуская своего скакуна с шага на рысь.
Вопрос гражданства в Риме как раз был краеугольным камнем последних десятилетий внутренней политики. Гражданство давало права (обязанности оно, конечно, тоже давало) и те, у кого его не было, чувствовали себя куда хуже нынешних незаконных эмигрантов. Их цели и амбиции (хотя тут речь даже и не об амбициях, а в принципе о праве на существование) шли вразрез с целями и амбициями римских граждан. А поскольку интересы неграждан в столице представляли… граждане, получалась каша в квадрате.
Популистские лозунги, которые они предлагали, были по факту мало осуществимы, но хорошо откликались у масс. На деле же единственной задачей таких деятелей было получить кусок от большого республиканского пирога. И на реальные интересы неграждан популярам-демократам было плевать с высокой колокольни. Над этими самыми интересами и вовсе бы не заморачивались, если бы из таких эмигрантов не собирали легионы — и благодаря им не выигрывали войны. Если смотреть на ситуацию в сухом остатке, в Республике сложилась крайне непростая ситуация — для того, чтобы кому-то что-то дать, это что-то требовалось отнять. А кто захочет отдавать? Вот и выходило, что последние десять лет в Италии не утихали войны. И только Счастливому Сулле, поддерживающему традиционные порядки, удалось поставить промежуточную точку в распрях. Но цена за это временное спокойствие была уплачена немалая…
Кстати, результат войн я увидел наглядно на второй день путешествия.
К концу первого дня перед глазами предстал город Пренесте. Я видел, как брюнет, имени которого я до сих пор не узнал, отвел взгляд от разрушенных древних стен и тяжело вздохнул. Было отчего, сейчас, если судить издалека, Пренесте напоминал город-призрак. Никого не было видно — никто не копошился у стен, пытаясь восстановить их, никто не заезжал или выезжал из городских ворот. Нам же предстояло провести в Пренесте ночь. И почему-то у меня закралась мысль, что нам тут не будут рады.
— Это правда, что Квинт Лукреций Офелла ослушался приказа Суллы? — спросил Паримед, видя, что я с интересом изучаю стены города, побитые ядрами баллист и политые кровью.
— Ты про что?
— В нескольких лигах к югу есть отличная каупона, — начал пояснять грек. — Мы с Исааком останавливались там по пути сюда, и один ветеран, участвовавший в осаде Пренесте, рассказал, что там все было не так однозначно. Я поэтому и спрашиваю, знаешь ли ты что-то об этом?
Пока Паримед рассказывал, я покосился на брюнета. Исаак, значит, наверняка выходец из Иудеи или, как оно называлось в это время — Хасмонейского царства. Пока независимое и самостоятельное. Правда, недолго им осталось. Исаак — мужчина в полном расцвете сил и наверняка еще застанет взятие Гнеем Помпеем Иерусалима.
— А что он говорил? — спросил я.
— Да всякое, весь вечер трепался, напился… — грек отмахнулся, чуть поморщившись. — В общем, говорит, что пока Сулла вел войска на Рим, Офелла держал осаду Пренесте, где прятался младший Марий. И когда до Офеллы дошли слухи о том, что Сулла разгромлен, он не пошел на помощь и продолжил осаду.
— Правильно, значит, сделал? — улыбнулся я. — Как видишь, там и без него справились.
Паримед задумался, по его лицу я видел, что он ещё не решил, вести дальше разговор или свернуть. Тема явно была болезненной. Но грек все-таки продолжил говорить.
— Так вот. Потом, вроде, он ослушался, и когда Пренеста сдалась и выдала младшего Мария, Офелла устроил над горожанами расплаву. Там вообще история такая… — Паримед поежился, видно, тема ему была неприятна. — Вроде как, Сулла прислал головы марийцев. И, насколько я слышал, только после того, как люди Офеллы пронесли эти головы вокруг стен, жители города сдались. Ну и Офелла их всех перебил. В общем, мне интересно знать, как это восприняли в Риме, ты ведь был там…
— Сам думаешь, как восприняли? — я уклонился от ответа, хотя историю об Офелле хорошо знал из книг, как и помнил, чем он кончит.
— То, что я слышал о Сулле… — грек тщательно подбирал слова — разговоры на политические темы редко бывают простыми. — Не думаю, что Луций Корнелий закроет на это глаза. Тем более, что до того, как Сулла высадился в Италии, Офелла поддерживал марианцев. А теперь и вовсе, по слухам, метит в консулы!
— Он этого не учитывает и плохо кончит, — согласился я и решил сменить тему. — А что же твой товарищ, всегда такой неразговорчивый?
Мы отъехали чуть вперёд, но брюнет не торопился приблизиться и поучаствовать в беседе, а вёл лошадь, погруженный в свои думы.
— Ты про Исаака? Он поддерживал Друза, когда тот хотел дать гражданство италикам и поддержал Квинта Попедия Силона, когда после смерти Друза марсы выдвинули свой ультиматум, — охотно начал делиться грек. — Потом их обманул Домиций, когда обещал гражданство марсам, если они уведут войска. И Исаак искренне во все это верил, болел! Но потом самого Домиция обманули собственные командиры, когда согласились на то, что италиков припишут только к нескольким трибам… Поэтому он наблюдал за войной младшего Мария и Суллы, решив не вмешиваться. Его сердце ожесточилось, а доверие к людям исчезло.
— Что же теперь? Боится, что аукнется такая нерешительность?
Грек пожал плечами.
— Как есть. Знаю, что некоторые его сослуживцы из офицеров попали в проскрипции, хотя не принимали участие в последней войне. За что купил, за то и продаю.
Я покосился на скакавшего чуть вдалеке Исаака. Одно могу сказать точно, те, кто ведёт дело так, чтобы не вашим и не нашим, обычно плохо кончают, либо, по меньшей мере, остаются ни с чем. Ну или, если на то пошло, не высовывают голову и не шатаются по каупонам.
Но и его можно было понять. Народ толком не знает, что происходит, чего ждать далее, но чувствует, что ситуация в любой момент по новой взорвется. И сейчас Сулла лишь на время законсервирует проблему, но не решит.
Правильно понимает, кстати. Окончательное решение придет лишь через пару десятков лет, и как ставить точку в вечном споре, покажет Цезарь. Правда, ценой собственной жизни — и новой вереницы гражданских войн.
За рассуждениями мы подошли к стенам Пренесте. Вокруг города будто кроты прошли — тут и там виднелись лунки подземных тоннелей, частично вырытых защитниками, а частично и нападающими. По истории, которую я знал, в один из таких тоннелей горожане выкинули труп младшего Мария. Правда, по той же истории, Пренеста добровольно открыла ворота. А то, что я видел сейчас, показывало, что город все-таки был взят силой, с сопротивлением. По крайней мере, от ворот остались одни воспоминания, а в некоторых местах защитной стены виднелись плеши и пробоины. Так что наверняка тут было все далеко не так однозначно. Правдивую историю осады могли рассказать разве что люди Офелла или защитники. Но первые ушли в Рим, где Офелла жаждал консульской власти экстерном (без прохождения магистратуры). Вторые же оказались истреблены…
