Встав из кресла, он подошел к окну. Там, за окном, стоял обычный летний день. Легкие облака на фоне голубого глубокого неба, буйство зелени, пение птиц. Ничего не говорило о том, что в паре десятков километров отсюда идёт небольшая война.

— Так. Пепе передай: ни при каких обстоятельствах не вмешиваться. Только наблюдать — но следить во все глаза. Мне нужна вся возможная информация, каждая деталь. Если поймет, какого хрена там происходит — получит премию.

Дождавшись, пока подручный стремительным шагом покинет кабинет, Эскобар перевел взгляд на кузена.

— Как думаешь, кто это? ФАРК?

Густаво пожал плечами и неопределенно махнул рукой.

— Вероятно. Они, наверное, не очень довольны, что «апрельские» проводят такие громкие операции и перехватывают повестку лидеров левых. Кстати, а не могут это быть как раз они?

— Думаешь? Эм-девятнадцать?

— Ну, на тебя они с гранатометами не постеснялись напасть, почему бы и не повторить, в большем масштабе, — подойдя к шкафу, Густаво налил себе виски на «два пальца». Сам Пабло алкоголь практически не употреблял — что в той жизни, что в этой — но для друзей и родни держал запас.

Гавириа посмотрел на «МакКалан» многолетней выдержки на просвет, а затем с видимым наслаждением сделал глоток, не обращая внимания на осуждающий взгляд двоюродного брата.

— Если это «апрельские», то мы в дамках просто, Пабло. Особенно если этот твой гринго помер уже.

— Да уж. Всё тогда точно спишут на них, даже если схема с отравлением вскроется.

— Но лучше бы не вскрылась, — закончил Густаво. — В любом случае, ты и сам понимаешь, что теперь просто так это дело не замнут.

— Будут копать, — мрачно согласился Эскобар. А потом, задумавшись, улыбнулся. — Небось целую толпу пришлют, так ведь?

— Ну…

— Сколько же конкурентов им можно будет скормить, — наркобарон аж зажмурился, став похожим на довольного собой кота.

— Главное, чтобы тебя — нас — не сожрали, — не согласился Густаво, допивая виски. — Что, сам понимаешь, легко может случиться. И бизнесу может поплохеть. До сих пор не понимаю, на кой нам сдался этот гринго.

— Как видишь, не только нам, — возразил Эскобар.

— Тем не менее.

Подойдя к кузену, Гавирия встал рядом. Высокий — на фоне Пабло — он нынче был одет заметно скромнее, чем заделавшийся последнее время модником Эскобар. Обычное поло, обычные джинсы. Часы — да, дорогие, но и только. Вместе братья смотрелись довольно контрастно.

— Знаешь, я иногда чувствую, что совсем тебя не понимаю, hermano. Раньше ты был как нечто неотделимое. Лучше, чем тебя, я не понимал и не чувствовал никого. Но ты изменился. И я пока не понимаю, к лучшему или к худшему. И…

— Я видел будущее, Густаво, — не дал договорить ему Эскобар. Сказал как-то буднично, хотя внутри бушевала буря. Он с самого начала думал поделиться всем с самым близким своим другом тем знанием, что получил свыше. Тем, что вспомнил. И очень долго не решался — частично потому, что внутренне так до конца и не верил в то, что не сошел просто-напросто с ума. Даже когда, казалось, полностью всё это осознал. И вот теперь — теперь он принял решение. Если он и мог кому-то доверять, то только Густаво. Даже родному брату он так не доверял, как ему.

— И нет, у меня не поехала крыша. И нет, я тебя не разыгрываю. Я проверял, то, что увидел.

Последнее он сказал так, что не проникнуться было…сложно.

— Но как?

— Я не знаю. Видимо, Божье провидение. Просто в какой-то момент вспомнил. Помню, как жил. Помню, как умер. Как жили и как умерли другие люди. Сложно объяснить, в общем. Если вообще возможно.

— И что там, в будущем? — осторожно поинтересовался Гавирия. Он видел, что сам Эскобар точно верил в то, что говорил. Было ли этого достаточно, чтобы поверить самому? Так сразу и не скажешь…

Не такого поворота он ожидал, когда начал этот разговор.

— Разное. Для нас — всё было плохо, очень плохо. Надеюсь, я сумел — сумею — это изменить.

— А вообще?

— В мире плохого тоже, в целом хватало… Были, конечно, всякие технологические чудеса — навроде смартфонов, например.

— Это что?

— Телефон, компьютер, видеокамера, фотоаппарат — и все в одном маленьком устройстве размером с блокнот. Это просто как пример, — Эскобар усмехнулся. — А так, ничего особенного. Самолеты, поезда, тачки…

— Звучит…

— «Так себе», да? А ты думал на Марс полетим? Не полетим… Даже «Конкорд» летать перестанет… Как Советы рухнут, так, лет через десять, и перестанет…

— В смысле «Советы рухнут»? — Гавириа в шоке всем телом развернулся к кузену.

— Да вот как-то… Я, если честно, думаю — не помочь ли им устоять, чтобы у гринго внимание им уделялось… Но понятия не имею, как это сделать.

О чем Пабло также не имел понятия, что неприметный человек, которого Бжезинский просил проверить Эскобара на предмет связей с коммунистами, уверился практически на сто процентов, что такая связь есть. И что все, что требуется — её откопать. Но видя, с какой отмороженностью повстанцы напали на высокопоставленного американца, он решил затаиться. Пока затаиться…

«Советник президента убит коммунистами!», «Смерть Бжезинского — рука Москвы?», «Колумбийская бойня: американские герои против коммунистов».

Глава КГБ СССР, Юрий Андропов, поднял бледные глаза от лежащих перед ним газет и задумался.

Американские газеты вопили о слабости Джимми Картера, позволившему подобному произойти. Обвиняли Москву — ну, без этого никак — и требовали возмездия. При этом имеющиеся контакты из ФАРК отрицали, что это они, а с другими группировками левого толка контактов ни у КГБ, ни у, насколько знал Председатель, ГРУ не было. Выглядело это и правда так себе — если не знать, что Бжезинский помер от инфаркта. По крайней мере, такое мнение было у колумбийского врача, который его осматривал, это выяснить уже успели.

Вообще «красный прилив» в Южной Америке еще, наверное, не закончился, хотя, когда во время переворота застрелился президент Чили Сальвадор Альенде, казалось, что откат обратно вправо неминуем. Бразилия и Аргентина, Чили и Парагвай, Боливия и Венесуэла…Нигде сочувствующих Союзу режимов не было — Южная Америка оставалась чисто штатовским задним двором. И все попытки на этот двор зайти американцы пресекали особо не стесняясь. Немногие примеры — вроде Кубы или Никарагуа — подвергались непрерывным атакам на экономическом фронте. Порой — на реальном, военном. Часто террористическом. Та же Панама держалась в Движении Неприсоединения каким-то чудом — и Председатель не удивился бы ни на секунду, услышь он о смерти её неофициального лидера, генерала Торрихоса.

На Колумбию в части левого переворота было рассчитывать глупо: ФАРК и товарки объективно особых шансов взять власть не имели, хотя в последнее время активность левых там резко выросла. И вот теперь такое…

Честно говоря, сходу не припоминалось подобного. Нет, левого терроризма в мире хватало, в том числе в плане атак на высшие лица государств — одно только похищение и убийство итальянского премьера Альдо Моро «Красными бригадами» чуть больше года назад чего стоило — но атаковать столь высокопоставленного американца…Это точно было неизведанной территорией.

Ответ американцев было предсказать несложно и сложно одновременно. Обвиняемый республиканской партией в слабости Картер — только что подписавший ОСНВ-2 — будет из кожи вон лезть, чтобы показать, что эти обвинения беспочвенны. А значит, последуют какие-то резкие действия.

Вопрос только, какие — и вот это как раз и было сложной частью уравнения. Как и влияние, которые эти действия окажут на Союз.

СССР последние время максимально дистанцировался от всякого политического террора, но последний, естественно, все равно сказывался на международных отношениях. И новых проблем совсем не хотелось.

А их хватало без меры. Короткая война Китая с Вьетнамом, перебежавший на сторону американцев Египет, постоянные проблемы в Афганистане, где местные просили ввести армию им в помощь… Стремительное потепление в отношениях Китая и США, нестабильность в Польше — продолжать можно было долго. Сказать, что международная обстановка была сложной, значило как минимум преуменьшить. А ведь впереди Олимпиада в Москве…