Я молчал. А что тут скажешь? Лихо все равно не поймет, что я не мог поступить по-другому. Даже враг, какой бы он ни был, имеет право на погребение. Такое, какое я вообще могу предложить.

Можно сказать, что мне повезло. Земля здесь была самое то, для захоронения. Сверху небольшой слой местного чернозема, зато поглубже песок. Но я все равно уработался так, что одежду можно было насквозь выжимать. Пришлось пить уже чуть теплый чай из термоса. Не холодная вода, но и так сойдет.

Затем я столкнул мертвого кощея в могилу, вложил немного хиста в рунный камень и положил тот сверху, на грудь убитому.

— Не слетел бы, — вслух подумал я.

— Ага, как же. Ты попробуй его снять, сс… — поддакнула Лихо.

Я послушался ее, и понял, почему тон Юнии был таким издевательским. Рунный камень точно прирос к телу мертвеца. Ладно, одной проблемой меньше. Я достаточно быстро закопал рубежника, а камень-лопату поставил в качестве надгробной плиты.

— Ну это, наверное, надо пару слов сказать, — почесал затылок я.

— Ага, а еще, сс… хистом в воздух пальни, — съязвила Лихо.

— Знаешь, когда ты была истощена, то нравилась мне больше. В общем, я не знаю, что ты был там за человек. Может и неплохой. В любом случае, о мертвых либо хорошо, либо ничего. Короче, случилось как случилось. Покойся с миром и все такое.

Я поднял рюкзак, сверился с Компасом и направился в сторону чура. Одновременно стараясь не оглядываться на могилу.

— Интересный ты человек, Матвей. Уж на сколько меня сложно удивить, а у тебя всегда получается.

— Я такой. Люблю женщин удивлять. Особенно пожилых. Некоторые после встречи со мной даже не выживают.

— Может, оттого тебя и Скугга приветила, что не такой ты как все. Не от мира сего. Не от всех миров.

— Юния, давай без комплиментов, хорошо? У тебя они какими-то обидными получаются.

До чура мы добрались каждый занятый своими мыслями. Лихо, наверное, в очередной раз думала о том, какой я странный. Я размышлял по поводу превратностей судьбы. Вот жил себе рубежник в богатой тверской семье, жил долго, если судить по человеческим меркам. До кощея дорос, хотя есть те, кто из ивашек никогда не выберется. Взять того же недописателя или знахаря из нашего Подворья. И что в итоге? Лежит в чужом мире, присыпанной песчаной землей. Стоило ли оно того? И отрекся бы он от конечной цели, если бы знал, что именно так все закончится? Или попросту решил в очередной раз перехитрить судьбу. Ее едва ли можно чему-то удивить.

Чего нельзя было сказать о чуре. Тот встретил нас, сидя на своем невидимом стуле, который остался в другом мире. Правда, он тут же соскочил с него, сделал пару шагов навстречу, а потом остановился. Даже губами пошевелил, что-то говоря. Лишь когда я подошел, всесильная нечисть могла выдавить из себя нечто условно членораздельное.

— Скугга… тебя?

— Ага, а потом я ее. Мы по очереди, чтобы никому обидно не было. — На всякий пожарный я возвел взор к небу, потому что, как мне казалось, именно там должно было обитать всесильное существо. — Скугга, на всякий случай, это шутка, прикол.

Благо, мне никто не ответил. И слава богу. Если бы непроницаемая завеса вдруг разверзлась, оттуда хлынул свет и обиженный голос изрек: «Матвей, ты охренел?», я бы откровенно струхнул. Почти так же сильно, как когда увидел потрепанного этим миром кощея.

— Уважаемый Глотослав, скажите, пожалуйста, как скоро после меня сюда прошел другой рубежник?

Чур посмотрел внимательно. Я бы сказал очень подозрительно.

— Мы такое не говорим. К тому же, и не проходил никто.

Угу, понятно, значит, сюда Шуйский попал через другого чура. А чего тут непонятного? Через то же Тверское княжество. А потом Скольжением допер. Много ли надо, коли умеючи?

— Ладно, мы тут вроде во всем разобрались, можно и домой.

— Мы? — подозрительно посмотрел на меня чур.

— Это я так о себе говорю. Мы, Матвей Сергеевич.

Отговорка, конечно, глупая. Вот и Лихо, не сдерживаясь, засмеялась. Хорошо хоть, что после восполнения ее хихиканье было похоже на мелодичное журчание ручья, а не на скрип старой телеги. Но Глотослав вроде поверил. Или, оправдывая свое имя, проглотил мое вранье.

Он схватил меня за ногу, а затем в глаза ударил свет лампочки. После тьмы Изнанки, та оказалась ярче солнца. Пришлось даже немного постоять, чтобы привыкнуть к свету.

Тем временем ожил телефон, про который я почти забыл. Вот, кстати, если бы исключить тварей и кронов, то Изнанку можно было бы рассматривать, как место для цифрового детокса.

Я взял мобильник, пробежав глазами по уведомлениям. Несколько звонков от Инги, один от Васильича, пара от моего коммерческого директора по помощи чужан Светланы, куча пропущенных от Костяна. Кстати, на звонках друг не остановился. После он стал добивать меня в мессенджере:

«Мотя, ты дома? Я у тебя поживу немного?».

«Супруга вообще с катушек слетела».

«Задолбала, блин».

«Ответил бы другу».

«Короче, я у тебя. Меня Митька пустил. В общем, он в целом нормальный».

«Ты где?».

То, что Костян называл Ольгу супругой свидетельствовало о какой-то серьезной проблеме. С другой стороны, у них этих кризисов в отношениях было столько, сколько нормальной паре бы на всю жизнь хватило. И ничего, живут.

Я ответил: «Уезжал. Скоро буду». А потом убрал телефон в карман. Ну что, закончились дела иномирные, теперь пора заняться и рубежной бытовухой?

— Спасибо, Глотослав, — решил я, что быть вежливым будет не лишним. — За работу. И рад был познакомиться.

Чур смотрел на меня странно. И вообще его лицо с громадным лбом выглядело непонятно. Словно он испытывал чудовищную зубную боль, но не мог сказать о ней. Да еще все время губами шевелил, будто заклинание читал. Я распознал в его бессвязном бормотании лишь: «Скугга» и «приняла».

— Стой, рубежник! — наконец тяжело выдохнул он. — Нельзя тебе туда ходить!

— Ага, не выходи из комнаты, не совершай ошибку, да? Да не переживайте, я на тачке. Тут вроде знаков не было, ее вряд ли эвакуировали.

— Ждут тебя там.

Я почему-то представил какую-нибудь красивыую девушку с цветами и плакатом: «Рады приветствовать Матвея Зорина». Хорошо бы Зою, но бог с ним, согласен даже на Наташу. Но по сложившейся доброй традиции, там должен быть как минимум вурдалак.

— Что значит ждут?

— Рубежник один сильный ко мне приходил. Много серебра дал, чтобы я только ему сообщил, когда ты на Изнанку пойдешь.

И мало того, чтобы сообщил. Еще и сделал так, чтобы известный мне проход оказался закрыт. А оттуда уже вел ход сюда. Значит, случайности не случайны.

— Не врет, собака, сс… — внезапно оживилась Лихо. — Я заметила слабый хист, как у ивашки, но значения не придала. А теперь вгляделась, кощей, артефактами укрытый. Да сильный кощей.

Сказать честно, на фоне смерти Шуйского, появление нового потенциального врага меня обескуражило. Ну действительно, словно со змеем Горынычем бьешься. Одну голову отрубишь, другая вырастает.

— Мне зачем это сказал? — сурово спросил я. Почему-то дальше вести себя дружелюбно с этим товарищем желание пропало.

— Виноват я, — ответил Глотослав, чуть не плача. — Но не для себя серебро хотел нажить, для общего дела. Не знал же, что такого рубежника хотят погубить. Прости.

Какого именно «такого» — я спрашивать не стал. Чур и так чуть ли не рыдал. Вообще, забавная с ним произошла метафора. Из уверенного коррупционера он превратился в раскаявшегося грешника.

И, видимо, больше не в силах выносить себя на этой бренной земле, он вдруг исчез. Замечательно! Лучше бы обратно на Изнанку вернул, да показал, куда бежать до соседнего прохода. Деньги же теперь есть.

А так, получается, вроде как и выручил информацией. Но в то же время бросил. И на повестке дня стоял очень важный вопрос — чего теперь делать?

— Сильный кощей? — спросил у Юнии.

— Сильный. Не совладаем, сс… — ответила нечисть.

Угу, это если рассчитывать, что я позволю ей выбраться. Даже допусти я мысль, что мы одолеем кощея, что потом? Зарядов у Трубки больше нет, назад я туда Лихо загнать не смогу. И захочет ли Юния, оказавшись на свободе, и дальше жить мирно? Короче, были у меня определенные сомнения.