— Он был рубежником, — развел руками Форсварар. — Каждому новому стражнику с рубцом выделяют дом и жалование. Там он и поселился. Вскоре его мать умерла от старости, а через какое-то время я стал рубежником и познакомился с Рехоном. Он был… невероятно злым и отважным. Только его вела не доблесть, а нескончаемая ненависть ко всему миру. Он надолго уходил в самые опасные вылазки и возвращался порой тогда, когда вернуться не должен был.

— Обычно по традиции жанра появляется «но». Хотя как по мне, все складывается очень даже хорошо.

— Скугга не просто так отвергает недостойных своей силы, — покачал головой Форсварар. — Если она отметила теневой печатью рубежника, каждый новый рубец будет лишь еще больше отравлять его душу, делать его все хуже.

— И вы Рехона выгнали опять? Серьезно?

— Мы дали ему серебра, артефактов, чтобы он мог добраться до ближайшего города. Но не могли допустить, чтобы Фекой обзавелся отверженным ведуном.

— И какой тут ближайший город?

— Жилой? Нирташ. Но Рехон мог уйти куда угодно. Он не привык мириться с обстоятельствами и делать то, чего от него ждали. Неужели ты хочешь отправиться на его поиски?

— Сначала мне нужно поговорить с его… с одним человеком. Я обещал добраться сюда и выведать сведения. И этого я добился.

— Ты честный и достойный человек, Матвей. Я горжусь тем, что познакомился с тобой.

— Спасибо, Форсварар, могу сказать то же самое. Последний вопрос, как давно ушел Рехон?

— Шестнадцать лет назад.

Мда, это вроде с трудом можно назвать «по горячим следам». Он может быть теперь где угодно. Либо его обглодали твари, а хладный труп занесло песочком Изнанки.

Однако хоть какая-то информация — это уже хорошо. Осталось всего ничего — вернуться к Васильичу и рассказать все, что удалось узнать о сыне. И вся загвоздка в этом — опять дурацкие глаголы.

Я несколько часов бесцельно бродил по городу, не зная, куда себя применить. Стражники после аудиенции у Форсварара стали относиться потеплее. Парочка особо храбрых даже попросила рассказать о приключениях. Я отправил их к Раннагару, Гедденару и Осмусу. Ну вот, не зря с правителем общался, хоть имена запомнил.

Один богатый торговец (и как я понял, практически единственный), который промышлял продажей всякой мелочи, потому что ингредиенты с тварей здесь была государственная монополия, даже пригласил отобедать. Правда, со своим умыслом. Он все спрашивал, что есть в моем мире и что я могу принести в обмен на серебро. Сошлись, как ни странно, на еде. И я под честное слово получил десять монет, тоже отличавшихся от всего, что я видел. Однако по весу идентичные всем деньгами из лунного серебра. И то, как я понял, это скорее был пробный шар. Если все пойдет хорошо, то объем поставок увеличится.

К слову, вот и появилась возможность обналичивать чужанские деньги в обмен на лунное серебро. Единственная неприятность — нужно быть вьючным ишаком. Я вот даже раньше не догадывался, сколько может перенести ведун? Видимо, скоро придется проверить.

Анфалар пришел в себя через три часа после моего разговора с Форсвараром. Как я об этом узнал? За мной тут же выслали посыльного. Да не какого-нибудь, а рубежника с двумя отметинами. Судя по шмыганию носом, его хист был как-то связан с запахами. Блин, и правда, всего два дня в Изнанке, а от меня несет, как от Гриши, который неделю провел на симпозиуме. Разве что без перегара. Надо будет им еще и мыла завезти. Дегтярного!

К Форсварару я входил с некоторым волнением. А когда ко мне бросился Анфалар, то тут же создал форму Мыследвижения. Хорошо, что сразу не привел ее в действие, размышляя над размером «запятой». Потому что тварелов заревел на весь зал.

— Матвей, мой лучший друг и спаситель!

А после я очутился в объятиях этого здоровяка.

Довольно странные ощущения чувствовать, что тебе очень рады, но при этом стараются сломать ребра. Но в любом случае, выплескивать хист я не торопился. Когда-нибудь он же меня отпустит? Когда-нибудь наступило через минуту шестнадцать секунд. Я считал.

— Значит, без обид? — спросил я.

— Ты спас меня. Ты спас нас всех. Представить не могу, что бы сделал с нами крон, если бы…

Его лицо омрачилось, при упоминании о боге, создающем тварей. Ну да, как я понял, местные и не догадывались о таком интересном соседстве. Они веками воспринимали монстров, как нечто само собой разумеющееся. Вот только в последнее время демиург изнаночного разлива разошелся. То ли руку набил, то ли еще что случилось.

— Что вы думаете делать? — спросил я.

Ведуны переглянулись. Видимо, именно об этом они и разговаривали до того, как я пришел.

— Понаблюдаем, — ответил Форсварар. — Быстро убежать мы не сможем. У нас огромный город, в нем много женщин и стариков. Мы выставим часовых и будем наблюдать. Если крон явится сам, то нам все равно несдобровать. Но на всякий случай прямо сейчас начнем все приготовления, если придется оставить город.

— И куда вы пойдете?

— На севере есть брошенная крепость. Она слишком мала, да и земли там скудные. Многим придется нелегко. Но и тварей там водится меньше.

Анфалар согласно кивал, отсвечивая огромной шишкой на голове. Хотя вид его излучал недовольство. Наверное, ему больше всего не хотелось покидать город, ради которого он пролил много крови и оставил столько сил.

Я называл это эффектом «выжатого сцепления». Когда ты подъезжаешь к уже красному свету, держа одновременно ноги на выжатом сцеплении и тормозе. Ты думаешь, что зеленый должен вот-вот загореться, поэтому не убираешь ногу со сцепления. Проходит десять секунд, двадцать, тридцать. Нога постепенно затекает, но ты все равно ее не убираешь. Потому что кажется глупым убирать ее со сцепления, если уж столько времени продержал.

Вот и Фекой был сцеплением Анфалара. Но по мне, часто возникали моменты, когда ради построения нового порой нужно отпустить старое. Либо не ныть, что ничего не получается. Конечно, дай-то бог, чтобы все сложилось хорошо. Вот только у меня было определенные сомнения по поводу крона и его благожелательности.

— Для меня была честь познакомиться с вами, Форсварар и Анфалар, — сказал я. — Могу ли я теперь идти?

— Почти, — ответил правитель. — Мы не выразили самого главного.

Он махнул рукой и Анфалар помог подняться своему, как выяснилось, ровеснику. Я, недолго думая, подхватил правителя под другую руку. И так мы выбрались наружу. Где у самого подножья холма выстроились почти все рубежники твердыни — чуть менее полсотни стражников, отмеченных Скуггой. Даже включая отверженных.

— Мы, славные хранители города Фекой перед лицом своих товарищей преклоняемся перед твоей храбростью и доблестью, Матвей.

Форсварар говорил негромко, но в идеальной тишине его слова разносились далеко.

— Да хранит тебя Скугга, добрый брат.

— Хранит тебя Скугга, брат!

А я все же понял, что в местном наречии придется еще долго практиковаться. Потому в данном пожелании было скрыто то, что я любил больше всего. Таким образом стражники выражали благодарность. И многие даже искренне. Потому я упал на спину, чуть не утянув за собой Форсварара. Передо мной расстилалось темное небо Изнанки, а на сердце появился новый, местный рубец.

Наверное, это было самое необычное «повышение» из всех, которые со мной случались. Понятно, что каждый раз эмоции при получениии нового рубца были все ярче. Но тут оказалось нечто еще. Странное, сложно объяснимое.

Хист Скугги вроде встроился в общем промысле, но при этом держался будто обособленно. Он предстал жирной пленкой, которая отличалась меньшей плотностью и плавала на поверхности воды. И в то же время было четкое понимание, что все это часть одного целого.

Забавное ощущение. Мне казалось, будто я раздвоился. Стал одновременно рубежником двух миров. Хотя вроде и ограничений никаких не было. Любой, кто являлся частью этого мира, мог уйти в наш. Да, я пока не особо много видел тех, в ком промысел Изнанки, но я вообще мало что видел.