Конечной целью нашего продвижения мог быть только легендарный Порт-Артур! Понятно, что такую весть воины армии восприняли с большой радостью и воодушевлением.

Военный совет армии вплотную занялся решением новых важных вопросов: нужно было ускорить подтягивание главных сил, организовать рекогносцировку и подготовку маршрутов движения войск на юг Ляодунского полуострова, подготовить транспортные средства.

Утром 31 августа мы вместе с И. И. Людниковым и командующим артиллерией армии генералом Ю. П. Бажановым выехали в порт Инкоу. Из передового отряда 113-го стрелкового корпуса еще накануне доложили, что он дееспособен, но надо было выяснить возможности использовать его для переброски морем артиллерии, танков и другой тяжелой техники в район Порт-Артура.

Но едва мы прибыли в Инкоу, как пришла радиограмма начальника штаба армии генерала М. И. Симиновского, извещавшая о получении директивы командующего фронтом, которой предписывалось 5-му гвардейскому и 113-му стрелковому корпусам нашей армии сосредоточиться в районе военно-морской базы Порт-Артур. Нам передавался из 6-й гвардейской танковой армии 7-й механизированный корпус, уже находившийся в районе Порт-Артура. Одновременно из армии выводились во фронтовое подчинение 124-я и 221я дивизии 94-го стрелкового корпуса, 192-я дивизия 113-го корпуса и 61-я танковая дивизия. Директива требовала безотлагательно сформировать и направить в Порт-Артур оперативную группу командования и штаба армии.

Итак, все окончательно прояснилось: на нашу армию возлагалась почетная и ответственная миссия представлять Советские Вооруженные Силы в Порт-Артуре, как это предусматривалось специальным соглашением об этом городе, дополнявшим советско-китайский договор о дружбе и союзе от 14 августа 1945 года. Тексты договора и всех конкретизировавших его соглашений уже были к этому времени опубликованы, и мы знали, что оборона Порт-Артура вверяется правительством Китая советской стороне.

Теперь было очевидно, что основу этой обороны и должны составить войска 39-й армии. Такое решение Верховного Главнокомандования, как мы поняли, означало высокую оценку боевой деятельности объединения в ходе Маньчжурской операции.

Для экономии времени мы в расположение штаба возвращаться не стали. Решение и все указания по выполнению директивы командования фронта генерал И. И. Людников передал из Инкоу. Штабу и политотделу армии, командующим и начальникам родов войск было приказано специальным эшелоном без промедления отбыть в Порт-Артур. Мы с командующим должны были присоединиться к эшелону на одной из станций южнее Ляояна. Немудрящий транспорт — дрезина — без приключений доставил нас туда, и мы заняли свое купе в подошедшем эшелоне.

Машинистом поезда был довольно пожилой японец. Его нам рекомендовали как специалиста высокой квалификации, хорошо знающего участок железной дороги от Ляояна до Порт-Артура. Он вежливо спросил, к какому часу поезд должен прибыть в Порт-Артур. Ему ответили, что по времени маршрут не регламентирован, но было бы хорошо быть там к рассвету следующего утра после одной остановки на станции Шихэ. Отвесив низкий поклон, японец сказал, что это его вполне устраивает. Вел он эшелон мастерски, а главное — с большой осторожностью, которая была вполне оправданна, так как путь освещался только огнями паровоза и лишь в отдельных населенных пунктах редкими электрическими фонарями. Поэтому на преодоление сравнительно небольшого расстояния — около 250 километров — было затрачено больше 8 часов.

К Шихэ эшелон подошел около 22.00. И хотя было уже темно, мы вышли из вагона. Эта совсем небольшая станция с довольно примитивным, как можно было убедиться, оснащением интересовала нас потому, что она становилась главной точкой на северной границе зоны дислокации советских войск, определенной соглашением о Порт-Артуре. Позже мы помогли этот пункт капитально переоборудовать.

В пути Иван Ильич и я обсудили с Цинченко, Бажановым, Симиновским и другими генералами порядок сосредоточения и будущую дислокацию войск армии в Порт-Артуре и во всей договорной зоне, то есть на Гуаньдунском полуострове — юго-западной оконечности Ляодуна.

Решающим фактором, который надо было учесть, было то, что после ухода советских войск из Маньчжурии мы окажемся в договорной зоне оторванными от дальневосточных военных округов, притом на довольно большое расстояние. Следовательно, в случае новой агрессии со стороны Японии оборона Порт-Артура должна быть организована с расчетом на длительное автономное сопротивление противнику. Складывалась ситуация, в какой-то мере схожая с той, в какой находились русские войска в Порт-Артуре в начале века. И выходило, что нам было очень полезно тщательно изучить опыт обороны Порт-Артура в 1904 году, и не только, разумеется, по роману А. Степанова.

Обсуждение протекало активно, высказывались различные точки зрения, полное единодушие было лишь в том, что наши ударные силы — 5-й гвардейский стрелковый и 7-й механизированный корпуса — целесообразно расположить в центральной части Гуаньдуна, откуда они могли бы действовать при необходимости в любом направлении.

В Порт-Артуре будут дислоцироваться корабли ВМФ, а в договорной зоне — авиация. Дислокацию наших соединений, составляющих основу обороны, предстояло увязать и с ними.

Но наши войска уже двигались к Порт-Артуру, и, чтобы ориентировать командиров корпусов и дивизий по их новой дислокации, командующий на нашем ночном совещании в вагоне принял по этому вопросу предварительное решение.

С его объявлением совещание закончилось, и мы с Иваном Ильичом остались вдвоем, продолжая тот же разговор, впрочем все больше и больше вспоминая «дела давно минувших дней». Людников изучал курс военной истории по более обширной программе, чем я, конкретнее и полнее знал перипетии боевых действий русской армии в Маньчжурии, особенно Ляоянское и Мукденское сражения, помнил фамилии военачальников, допущенные ими промахи и исподволь «начинял» меня этой важной информацией. Кое-какую подготовку к встрече с Порт-Артуром за последние дни провел и я, но, с готовностью слушал Ивана Ильича, как говорится, не выкладывал свои козыри.

Как только сообщили, что поезд приближается к Порт-Артуру, мы подошли к окнам и заметили вдали мигание огоньков. Меня, сознаюсь, охватило волнение, которого не испытывал раньше. Эшелон шел очень медленно и на станции плавно остановился. К вагону подбежал дежурный офицер из наших десантных войск и, как мне показалось, довольно торжественно известил, что мы прибыли в Порт-Артур. В вагоне никто не спал, все мы подошли к открытой двери, пытались скорее осмотреться вокруг, но в кромешной темноте южной ночи ничего не увидели. Не оставалось ничего иного, как отдыхать в купе до рассвета.

Когда растаяли утренние сумерки, мы с Иваном Ильичом вышли из вагона. Перед нами в синеватой дымке открылась панорама Порт-Артура, и мы взволнованно всматривались в ее неясные контуры. Я отчетливо услышал, как Людников тихо, словно сдерживая себя, произнес:

— Здравствуй, Порт-Артур!

Далеко не сентиментальные люди, мы, не сговариваясь, отдали земной поклон городу русской славы, его земле, обильно политой кровью наших предков — героев.

Тут же к нам подошел полковник, доложивший, что он исполняет обязанности военного коменданта города Дальнего. В числе других вопросов он сообщил, что китайская инициативная группа, организованная для создания местных органов в городе и на периферии губернаторства, просит разрешения прибыть 2 сентября в Порт-Артур для встречи с командованием советских войск.

К такой встрече, находясь еще в буквальном смысле на колесах, мы не были готовы и поручили коменданту передать китайской группе, что сможем встретиться с ней 3 сентября, притом в Дальнем.

Тем временем у вокзала уже собралась большая группа генералов и офицеров, вышедших из вагонов и с интересом оглядывавших окружающую местность; они оживленно разговаривали. Вокзал выглядел довольно скромно, но обзор отсюда был хорошим.