Но на этом польские математики не остановились. При помощи «крота», работавшего в Германии, французы смогли раздобыть и передать полякам шифровальные книги с подлинными, уже использовавшимися индикаторами и настройками «Энигмы». Это помогло раскрыть еще несколько секретов машины. В частности, была воссоздана схема внутренней электропроводки роторов. Череда этих открытий показала, что взлом немецких шифров возможен. В 1937 г. Реевский и его команда переезжают на секретную базу, спрятанную в сердце Пырского леса под Варшавой. В этом укромном месте специалисты смогли начать работу над техническими методами борьбы с «Энигмой». К тому моменту Реевский уже изобрел чудо техники под названием циклометр, позволявший каталогизировать перестановки. Вся эта череда удач – от индикаторов до воссоздания электрических цепей «Энигмы» – стала основой для успешного взлома немецких шифров. Более того, полякам также удалось разработать новое устройство – «бомбу». По сути, оно состоит из шести подключенных друг к другу «Энигм», перебирающих разные варианты индикаторов в поисках нужного. С каждым использованием «бомба» взламывала все больше шифров.

Зыгальский тоже внес свой вклад в обнаружение закономерностей посреди электромеханического хаоса. Именно он придумал использовать листы, которые позже назовут его именем. Он брал специальные толстые листы бумаги, на которых чертил таблицу 51 × 51. Первый столбик слева и первую строку снизу занимал латинский алфавит. Листы Зыгальского применяли для анализа перестановок и нахождения начальной позиции роторов. Если в использовании определенных букв в шифре была последовательность, в бумаге делали отверстие. Затем листы для нескольких шифров накладывались друг на друга и помещались на источник света. Место, через которое проникал свет, было ключом к положению роторов и другим настройкам «Энигмы».

Но война только начиналась, и нацисты не переставали работать над модификацией своих шифровальных машин, улучшая систему защиты шифров. Следовательно, криптографам тоже важно было не отставать и придумывать новые методы взлома. И встреча, произошедшая жарким летним днем в живописном лесу под Варшавой, показывала, что теперь криптоанализом «Энигмы» будут заниматься британские специалисты, так как в случае нападения Германии на Польшу (которое вскоре и произошло) нельзя было допустить, чтобы нацисты узнали о трех гениальных польских математиках, сумевших раскрыть секреты их необычного шифровального устройства.

После начала Второй мировой войны жизням наших героев постоянно грозила опасность. Сначала их эвакуировали во Францию, где они продолжили свою напряженную работу над взломом немецких шифров (Реевский в тот момент переписывался с Аланом Тьюрингом). Когда же Третьей республике пришел конец и страну захватили нацисты, математиков перевезли в Алжир. Но это была лишь передышка: вскоре их под прикрытием снова отправят в Вишистскую Францию (по пути корабль, на котором плыл Ружицкий, потопили немцы, и молодой математик трагически погиб). Кочевая жизнь, необходимость притворяться французами, параллельно работая над шифрами, – все это было невыносимо. Поляки решили незаконно пробраться через Пиренеи в Испанию. После череды опасных приключений им удалось подкупить проводника, который помог им перебраться за границу, но там местные власти посадили их в тюрьму, в которой они провели три месяца. В конце концов союзникам станет известно об их местоположении, и математиков освободят. В 1943 г. Реевский и Зыгальский приедут в Англию.

Однако там их ждал новый непредсказуемый поворот и без того извилистого пути: по непонятным бюрократическим причинам, связанным с безопасностью, поляков не отправили на работу в Блетчли-парк. Вместо этого их отвезли в город Боксмур, где находился лагерь Польских вооруженных сил на Западе. Там математики занялись расшифровкой более простых шифров, которыми пользовались в СС. Ирония судьбы заключалась в том, что без открытий, совершенных командой польских криптографов, не было бы и речи об успехе Блетчли-парка. Именно их «бомба» и листы Зыгальского стали основным оружием британских криптографов. Именно их блестящие достижения показали руководителям Блетчли, что «Энигму» можно взломать. Поэтому очень печально, что таким выдающимся специалистам не нашлось места в команде Правительственной школы кодирования и шифрования. На протяжении долгих лет Реевский и Зыгальский даже не представляли себе, как сильно их работа повлияла на британских дешифровщиков. Им так никто и не сказал, что весь северный Лондон был уставлен доработанными «бомбами», которые теперь использовались в промышленных масштабах для расшифровки сообщений, поступавших со всего мира. Или что повсюду в Блетчли-парке можно было увидеть плоды их открытий. Никто их за это не поблагодарил.

Хуже того, из-за высокого уровня секретности, присвоенного всем криптологическим операциям Второй мировой, их бесценный вклад в победу над нацистами еще долго скрывали после окончания войны. Лишь в 1970-х гг. Реевскому, жившему уже в Польской Народной Республике, разрешили рассказывать о своей работе. И только тогда он получил признание, в котором ему отказывали на протяжении долгих лет. Но это было слабым утешением, ибо эти три польских математика изменили ход войны – и истории в целом – еще до того, как война началась.

Это было поистине сверхъестественное совпадение. Два человека, незнакомые между собой и разделенные большим расстоянием, имели одинаковый взгляд на будущее криптографии. Одним был увлеченный изобретатель из Франкфурта по имени Артур Шербиус, а вторым – молодой шведский предприниматель азербайджанского происхождения Борис Хагелин. Их детища помогут предопределить исход Второй мировой войны. Один из них сумеет сколотить неплохое состояние на своем участии в этой исторической драме, а другой умрет, так и не узнав, насколько влиятельным окажется его необычное устройство. После окончания Первой мировой оба новатора думали о создании шифровальной машины, главной особенностью которой стала бы возможность перестановки роторов.

Из этой пары сегодня менее известен Борис Хагелин, создавший несколько образцов компактной и изящной шифровальной машины, которую взяла на вооружение армия США: моделей C-35, C-52 и M-209. Последняя продолжит свою службу на полях Корейской войны. Корпусы аппаратов Хагелина выглядели как ланч-боксы из оружейного металла. Внутри находился механизм, состоявший из нескольких роторов с буквами, расположенными на небольшом расстоянии друг от друга. При первом же взгляде на это шифровальное устройство становится понятно, что оно предназначалось для использования в полевых условиях. Машина была достаточно компактна, имела хороший запас прочности, а механизм работы роторов и колец позволял ей выдавать огромное количество потенциальных кодовых комбинаций. Но придумавшего ее молодого изобретателя захлестнул вихрь исторических событий. Когда Борису Хагелину было 25 лет, в России разразилась Октябрьская революция, заставившая его семью эмигрировать из Баку в Швецию. Там отец молодого человека вложил свои средства в компанию по производству шифровальных машин, куда он решил пристроить на работу и своего сына инженера, чтобы инвестиции точно окупились. Юный Хагелин сразу же заинтересовался принципами криптографии, а наработки этой компании он в дальнейшем использовал в качестве основы для создания своих собственных устройств.

В те времена основным источником спроса на шифровальные машины были банки и страховые компании. Однако Хагелин хорошо понимал, что вооруженные силы также нуждаются в подобного рода технологиях. Поэтому в 1925 г. он разработал шифровальную машину B-211, которую ему впоследствии удалось продать французской армии. Снаружи этот аппарат, как и более поздние его модификации, выглядел как пишущая машинка, а механизм, скрывавшийся внутри, был воплощением полета фантазии виртуозного инженера. Эта электрическая система состояла из взаимосвязанных латунных роторов, колец с буквами, коммутационных панелей и небольшого печатающего механизма. Прямо над клавиатурой располагалась лента бумаги, на которой печаталось зашифрованное сообщение. В начале 1930-х гг. политическая атмосфера в Европе накалилась до предела, и французы заказали у Хагелина большую партию машин B-211. К 1939 г. предприниматель нашел еще одного крупного клиента – армию США, которую заинтересовали более поздние модели шифровальной машины, M-209 и BC-38. В красивых металлических корпусах цвета хаки скрывались невообразимо сложные механизмы. BC-38 имела интересную особенность: вместо одной бумажной ленты в ней было предусмотрено пространство для двух. Это позволяло печатать одновременно и открытый текст, и криптограмму. Эти два устройства и станут самыми излюбленными методами шифрования американцев, которыми они будут пользоваться на всех театрах военных действий.