— Оставь ты эту тему. — говорит Хи Син: — для матери все сыновья до старости детками будут. Хотя, да, мама, мы уже выросли.
— Сколько вы не растите, все равно вы мои детки.
— Ох… — вздыхает Хи Син: — ну да ладно.
— Лучше расскажи, как успехи у Мин Сона и Чжу Сона. — предлагает тетушка: — я слышала, что Чжу Сон уже к вам в фирму направлен на практику от университета.
— Он довольно неплохо учиться и его действительно направили к нам. Трудится в отделе досудебных претензий, показывает себя с самой лучшей стороны. — отвечает Хи Син, отодвинув от себя тарелку и промокнув губы салфеткой: — а у Мин Сона на следующей неделе его первый самостоятельный судебный процесс. Нет, я конечно же буду его страховать, но уверен, что он справится и сам.
— Как здорово! — хлопает в ладоши тетушка: — может быть наконец в нашей семье появится и первый диплом с «cum laude» — с отличием!
— Кхм! — кашляет Юна, которая закончила университет не просто с «cum laude», но с «Magna cum laude» но никто не обращает на нее внимания. Только продувной Ё Син на нее взгляд метнул и прищурился. Из всех братьев Юна выделяла именно Ё Сина. Не потому, что он был к ней особенно добр, нет. Никто не был к ней особенно добр тут. А потому что он был самым умным. И если розыгрыш планировался Ё Сином — он как правило удавался. А еще был особенно жестоким. Однако прошло столько времени с тех и пор, и он давно оставил ее в покое. И даже начал носить платок с вышитой монограммой во время ее визитов. Сперва она не поняла — почему. Но после нескольких семейных посиделок — поняла. Так он давал ей понять, что это — именно он, Ё Син.
Она восприняла этот жест как желание сделать что-то хорошее. И насторожилась. Потому что от Ё Сина никогда и ничего хорошего она не видела. Впрочем… пока вроде ничего такого не происходило.
— Юна! — поворачивается к ней дядя и она — вздыхает. Началось. Рано или поздно они возвращались к этому.
— Когда же ты у нас замуж выйдешь? — спрашивает ее дядя: — я все же чувствую ответственность за тебя. Твоя тетя предлагала такого хорошего молодого человека из состоятельной семьи. Не будешь же ты всю свою жизнь на стойке ресепшн стоять. Да мне перед твоим покойным отцом неудобно будет.
— Да, Ин Сон-сонбэним, я понимаю. — отвечает Юна, про себя думая, что если ему так стыдно перед ее отцом — то мог бы и разрешить ей практиковать. Или хотя бы в отдел досудебных претензий перевести.
— Понимать то ты понимаешь, а что толку? — задает риторический вопрос Ин Сон: — я и так плачу тебе зарплату выше чем любой другой девушке на ресепшн… подумай. Зачем тебе вообще работать? У тебя и твоей мамы — пятьдесят процентов акций нашей фирмы, вы можете получать дивиденды и спокойно жить. Для девушки главное — выйти замуж и нарожать детишек.
— Я бы хотела сперва попробовать сделать карьеру. — отвечает она: — попробовать вести дела. Я уже год работаю на стойке, дядюшка, как вы и говорили… — она не продолжает фразу словами «вы же обещали». Будет невежливо напоминать дяде про его обещание, мол сперва поработай-ка ты полгода на ресепшн, а если будешь справляться, то глядишь и к бумагам тебя подпустим. Прошел уже год, но ничего так и не изменилось.
— Глупости какие. — говорит Хи Син: — Юна, тебе нужно взглянуть в глаза реальности. Ну какой из тебя юрист? Да, ты получила образование, но это только потому, что твой отец настоял в своем завещании. Ты ни разу не была в суде, ты не знаешь, насколько это сложно. Не для женщин. Судебный процесс — это конфликт. А в конфликте испокон веков участвовали мужчины. У женщин нет сил и умений, вы не приспособлены к войнам и поединкам. Оставь уже свои капризы и не мешай нам работать.
— Юночка, Хи Син дело говорит. — складывает руки на груди тетушка: — как ты такая хрупкая и судиться будешь? Тебе надо о деточках думать, о семье. Позавчера Вон-аджума заходила, у нее сыночек только что устроился в офис окружного прокурора работать, пусть на маленькую должность, но ты их семью знаешь, долго он там не просидит. Он высокий и симпатичный и ему уже женится пора. А уж как для семейного дела полезно будет!
— Но, тетя… я же уже говорила, что у меня есть Ю Джин.
— Юночка, сколько тебе говорить, бросил тебя твой Ю Джин. Да и был ли? Это же детская влюбленность! — хмурится тетушка: — ай, да что с тобой сделаешь!
— В самом деле, Юна. — говорит дядя и все замолкают: — у тебя есть возможность не работать вовсе. Воспользуйся ею. Знаешь что? Давай я выкуплю у тебя вашу с мамой долю, а взамен — пожизненный пансион и фиксированная выплата каждый месяц. Выплата, превышающая заработную плату специалиста первого разряда. Что скажешь? Можешь не отвечать прямо сейчас, подумай. Я уже говорил с твоей матушкой, она согласна, дело только за тобой… ты же знаешь, что она сейчас… — он не заканчивает, но Юна прекрасно понимает, что он хочет сказать. Он хочет сказать «испытывает временные финансовые трудности». И это еще мягко сказано. Ее мама никогда не умела распоряжаться деньгами, продолжила жить на широкую ногу, даже несмотря на то, что папа умер и у них не осталось источника дохода, кроме дивидендов от фирмы. Очень быстро матушка влезла в долги к дяде… в большие долги. Никто, конечно, не собирался предъявлять эти долги к выплате, в конце концов «мы же семья», но она чувствовала, что с каждым займом, взятым мамой у дяди — она словно становилась все ниже и ниже в его глазах. Вот и сейчас… как она может отказать ему? Он столько сделал для нее, а она — откажет?
— Я… подумаю, сонбэним… — отвечает она, сглотнув слюну. Ей становится трудно дышать. Она вдруг понимает, что у нее — нет выхода. Никто не станет ставить ее на нормальную работу. Никто не видит в ней квалифицированного специалиста. Дядя просто выкупит ее долю в фирме и отправит ее замуж. Что она может с этим сделать? Воспротивиться? Да, сейчас не Средние Века, но… ее мама должна дяде очень большие деньги. И, конечно, дядя не будет предъявлять иск в суд по этим долгам. Пока она — ведет себя правильно. Что же, если она станет вести себя — неправильно? У ее матери отберут дом. И машину. И оставят без средств к существованию. Нет, конечно, никто не выбросит маму на улицу, все-таки жена покойного брата. Но заставят кланяться за каждую подачку. Что она может сделать? Продать долю кому-то другому? Вот это был бы выход, но… это же как ударить своей же семье в спину!
Она сжимается. Она думает, что на ее месте Ниро Вульф обязательно нашел бы выход. Но Ниро Вульф — гениальный детектив, а его помощник Арчи Гудвин — специалист по физическому насилию и обаятельный сукин сын. Она же — ни то, ни другое.
— Вот и хорошо. — дядя переключает свое внимание на Су Сина: — а у тебя какие новости? Как дочка растет? Слышал выиграла какую-то грамоту на музыкальном фестивале? Это хорошо, больше шансы хорошо выйти замуж, если много заслуг у невесты. Ну, рассказывай…
Юна встает, прижимает платок ко рту, извиняется и выходит из гостиной. Ей дурно. Она понимает, что все это время — обманывала себя. Думала, что ей и правда позволят работать в фирме. Но никто и не собирался…
Она бежит по коридору, поднимается по лестнице и наконец находит тот самый тихий закуток, в котором она часто пряталась в детстве от назойливых братьев. Балкон на мансарде. Тихое место. Она садится на скамейку и начинает рыдать, стискивая пальцы рук и задыхаясь. Несправедливо! Она — дочка своего отца и она не виновата в том, что она — женщина и у нее заболевание! Она не хочет сидеть на пожизненном пансионе у дяди выпрашивая подачки и заглядывая ему в рот всю свою жизнь! Она хочет быть свободной. Хочет быть специалистом. Выступать в суде и выигрывать дела! Как ее отец, например.
— Эй. — раздается голос и она — цепенеет. Голос? Кто это?
— Это я, Ё Син. — говорит человек и проходит на балкон. В нагрудном кармане — платок с вышитой монограммой. Действительно Ё Син.
— На вот. — он протягивает ей свой платок, и она некоторое время колеблется. Что там? Может быть, он спрыснул платок кайенским перцем, чтобы посмеяться над ней? Она отгоняет эти мысли, они же уже не дети. Осторожно подносит к глазам, вытирая слезы.