Он стойко вытерпел неприязнь, неся высохшее тело, обвившее за шею и сквозь слёзы боли пристально смотрящее в глаза спасителю, как болонка на любимого хозяина. Он буквально нутром почувствовал, что ничего хорошего этот взгляд в будущем ему не обещает. Но всё же выполнил непонятно откуда образовавшийся долг перед ней, донеся это чудо в перьях туда, куда оно просило.

Стойкость и податливость единственного мужчины в бабском коллективе закончилась на том, что Танечка попросила его помочь раздеться. Туфли она, кстати, отбросила ещё там, где упала. В виртуальной локации. А вот платье, которое почему-то ей требовалось снять при травмированной ноге, кавалер снимать категорически отказался.

В очередной раз грязно выругавшись, он быстренько ретировался, но не в свою комнату, полагая, что сокурсницы его там достанут, а обратно к новорождённому Наполеону, оставив девок устраивать стриптиз самостоятельно.

Войдя в только что покинутую локацию, действия в ней принялись разворачиваться с самого начала. Дима первым делом подошёл к люльке и внимательно рассмотрел новорождённого. Странно. Но в прошлый раз, когда шёл рассматривать титьки Веры и мельком взглянул на дитя, не обратил внимания, а сейчас воочию увидел, что Наполеон родился уродцем.

Отклонением от нормы оказалась его несоразмерно большая голова при маленьком тельце. Эдакий головастик. Затем ещё раз осмотрел комнату, вид из окна. После чего, уставившись в проём портала, на несколько секунд задумался и решил поэкспериментировать.

— Ты — наш концлагерь, — объявил Дима, указывая пальцем на видневшееся пространство их комфортабельной тюрьмы, — поэтому для краткости я буду звать тебя «Кон».

Ещё несколько секунд постоял, закрепляя в сознании весь комплекс целиком и ассоциируя его с этим наименованием, после чего скомандовал:

— Кон. Кресло мне.

Тут же, как по мановению волшебной палочки, перед ним появилось массивное кожаное кресло. Молодой человек осмотрел, поморщился и скорректировал заказ:

— Кон. Уточнение. Кресло офисное, крутящееся, директорского типа.

Элемент мебели тут же поменялся на запрашиваемое. Экспериментатор, не без зазнайства за себя умного, плюхнулся в кресло и, совсем обнаглев, добавил, вытягивая руку в жесте, будто держит в пальцах кофейную чашечку:

— Кон. Кофе-американо с молоком и сахаром.

В руках появилась миниатюрная посудина объёмом на три глотка с ароматным кофе. Дима ликовал, будто нарвался на золотую жилу, притом нескончаемую. «Да это ж прям рай какой-то», — думал он, пригубив напиток.

Включил знание итальянского. Отмотал видеоклип на начало, так как пропустил за экспериментальными закидонами большой кусок трансляции. Но прежде чем запустить на воспроизведение, задумался. В памяти непонятно откуда всплыло воспоминание, что Наполеон был вроде бы как корсиканец.

Даже не зная, существует ли такой язык, он включил понимание корсиканского и на очередной волне эйфории от собственной сообразительности принялся слушать, кто что говорит. Оказалось, что такой язык не только существует, но и все героини клипа общались именно на нём.

Несмотря на интенсивность их нескончаемого кудахтанья, разговоры оказались малоинформативные. Дима, видимо, уже по привычке, попытался заглянуть в эмоции каждой женщины. И о чудо! Ему это с лёгкостью удалось. Все четверо, включая служанку, оказались жутко взволнованы и заранее страдали в ожидании чего-то плохого и непоправимого. Только когда престарелая тётушка предложила немедленно окрестить младенца, пока не поздно, до молодого человека дошло, чего они опасались. Женщины были уверены, что этот уродец в скором времени умрёт.

Притом разговор на эту тему был какой-то обыденный, словно подобное происходило с завидной регулярностью. Все домочадцы, и в первую очередь мама Летиция, горячо поддержали тётушку Саверию, которая тут же, прочитав молитву на языке, интерпретированном им как латынь, даровала мальчику имя Набулеоне. А старая служанка Катарина, сентиментально всплакнув, словно уже по покойнику, тут же уменьшила имя до ласкательного — Набулио.

Дима удивился и признался себе, что совсем ничего не знает о Наполеоне Бонапарте. И, кажется, ему точно пора засесть за информационную систему, прежде чем продолжать просмотр. Но, допив кофе и подумав, заказал ещё одну порцию ароматного напитка и решил просмотреть весь информационный блок до конца.

После импровизированного крещения картинка стала терять контрастность, и путём наложения сквозь неё проступила другая. Аристократическая обстановка жилого дома превратилась в ущербную каменную конуру. Судя по декорации, это некое подобие учебного класса при монастыре. Почему при монастыре? Да потому, что в качестве учителя выступала монашка лет за сорок.

В центре класса на самом почётном месте восседал Набулио, примерно пяти-шести лет от роду. Красовался он в окружении дюжины девочек, большинство которых было младше его. Единственный мальчик в классе сидел в этом цветнике, надменно скрестив руки на груди. Выражение его лица напомнило Диме архивные документальные кадры с Бенито Муссолини, когда оратор итальянского фашизма корчил рожу самодовольства в паузах между пламенными призывами.

Так вот, Бенито был жалкой пародией на самодовольство по сравнению с мелким Наполеончиком, который в данный момент являлся самим совершенством зазнайства и зашкаливающего чувства собственной важности. Этот шибзик уже, оказывается, с раннего возраста демонстрировал все замашки великого себялюбивого деспота-императора.

Растекающаяся в умилении монашка с обожанием смотрела на мальчика. Дюжина разно одетых девочек с восхищением заглядывала ему в рот. Вся постановочная атмосфера клипа буквально кричала, что перед Димой восходящая звезда мирового доминанта. Притом доминанта с самой большой буквы.

Этот мелкий прыщ на ровном месте с выдвинутой вперёд челюстью превосходства сквозь оттопыренную нижнюю губу лениво обратился к своей рабской прислуге:

— Игреминетта, почеши затылок. Чешется.

Рядом сидевшая девочка тут же шустро встрепенулась и кинулась исполнять приказ. Но делала это, скривив личико в гримасе испуга, как бы ненароком не сделать повелителю больно.

— Да сильней чеши! И чуть ниже. Безрукая! — проявив недовольство на своём величественном лике, отругал мальчик исполнителя своих желаний.

Девочка тут же исправилась и принялась чесать ему затылок обеими ручками.

— Вот поц мелкий, — презрительно улыбнувшись, прокомментировал увиденное наблюдатель, уже отдавая отчёт, что его здесь никто не слышит.

Хотя дальше продолжил размышления про себя: «Не понял. В этом блоке, как поясняла Царевна-Лебедь, если я ничего не путаю, должен раскрываться талант Наполеона. И в чём он? В наглом и беспардонном доминировании над окружающими? У него что, был талант нагибать под себя всех и каждого? Что за фигня?»

Но тут его мысли прервала монашка:

— Набулеоне, — ангельским слащавым голоском обратилась она к звезде класса, — а сколько будет двенадцать плюс тридцать четыре?

— Сорок шесть, — моментально выплюнул ответ зазнайка.

— А сорок шесть и сорок шесть? — продолжила допытываться монашка.

— Девяносто два! — выкрикнул пацан, даже не дав вопрошающей до конца договорить.

Вот тут Дима выпал в осадок. Этот самодовольный шпендик считал в уме быстрее, чем он, математик-прикладник с высшим образованием! Монашка продолжила наслаждаться молниеносными ответами ученика, делая перед каждым примером паузу и задирая глаза к потолку. Видимо, прежде чем спросить, горемыка несколько секунд тратила на то, чтобы предварительно самой посчитать. А вот Набулеоне делал это со скоростью современного компьютера.

Дипломированный программист даже рот открыл, пялясь на вундеркинда. Но тут за спиной скрипнула дверь, и прямо через Диму в класс вошёл мужик в церковном одеянии. Дети вскочили. Монашка перекрестилась, продолжая светиться радостью, как начищенный медяк.

— Падре, — принялась льстить женщина вошедшему святоше, — Набулеоне просто чудо. Ваш племянник обязательно станет большим учёным. Он весь в Вас, святой отец.