— И почему же его не грохнули?

— Потому что князь оказался нужным для власть держащих. И Екатерине, и Павлу, и сегодняшнему Александру. Он один из крупнейших в России коллекционеров и меценатов. Его связи в Европе в области изобразительного искусства и ювелирного дела колоссальны. Да и как государственный деятель он был очень примечателен. Одни занимаемые им официальные посты чего значат: главноуправляющий Оружейной палаты и Экспедиции кремлёвских строений Москвы, директор Императорских театров. Здесь следует уточнить, что Николай Борисович питал к театрам, а особенно к их актрисочкам, самые нежные чувства. От одной из них даже имел двух незаконнорождённых…

— Александр, — укоризненно прервал его Дима, — я же просил без родословной и ответвлений, тем более налево.

— Думал, это будет интересно.

— Конечно, интересно. Но потом. Хорошо?

— Как скажете, — поник Саша-подросток, всем видом показывая обиду, что он знает, выучил, а его об этом не спрашивают, но тем не менее продолжил: — Был в своё время директором Эрмитажа, возглавлял дворцовые стекольные, фарфоровые и шпалерные заводы. Сенатор. Действующий тайный советник. В будущем, с двадцать третьего года, — член Государственного совета.

Кон замолчал, вопросительно глядя на Диму.

— Неплохо, — подытожил услышанное молодой человек, — Оружейная палата, Эрмитаж. Это за что же его к таким кормушкам допускали?

— А за то, что он и был главным поставщиком корма в эти кормушки. Князь Юсупов мало интересовался политикой. Как открытой, так и тайной. Хотя масонством увлекался с молодости. Было модно. А пять лет назад с лёгкой руки императора Павла даже стал великим командором Ордена Мальтийского и святого Иоанна Иерусалимского с разрешением учредить особое командорство своего имени. Но эта стезя его не прельщала. Главная песня жизни князя — это коллекционирование. Картины, скульптуры, произведения прикладного искусства, раритетные книги, изделия из фарфора. Он был главным посредником между царствующими особами и выдающимися деятелями искусства в Европе. Он знал всех известных деятелей культуры. Они знали его. Поэтому Юсупов для всех венценосных особ Российской империи, а пережил он четырёх, был очень нужным человеком. Вернее, им нужны были его связи.

— Всё более-менее понятно, — прервал разошедшегося лектора Дима. — Спасибо.

И, обернувшись в глубину зала на сидящих детей, уточнил:

— А девочка рядом с Сашей, я понимаю, его сестра Ольга?

— Да, — почему-то со вздохом сожаления ответил лицеист-экскурсовод, — Ольга Сергеевна Пушкина в девичестве. Одна тысяча семьсот девяносто седьмого года рождения. Дети, как вы можете наблюдать, по решению маменьки приобщаются к высокому искусству театра.

— Да уж, — впервые прорезалась Вера, изображая всем своим недовольным видом яростного поборника морали и цензора Роскомнадзора, — приобщаются к ругани родителей.

— Ты не права, Вера, — ехидно ухмыляясь, не согласился с ней Дима, — они не ругаются. То, что Сашины родители делают, — это мини-спектакль для одного зрителя — князя Юсупова. Не знаю, предварительно ли они договаривались или развели экспромт, но эта ругачка не по-настоящему. Особенно, кстати, классно играет Сергей Львович. Прям натурально так.

— Сергей Львович был признанным актёром-любителем в московском бомонде, благодаря чему чета Пушкиных была желанна при любом застолье. Своеобразный светский тамада в Москве. Стишки собственного сочинения, эпиграммы, которые ему более удавались, чем посредственная поэзия. Любую публику развеселит, растормошит. В общем, с ним никогда не было скучно. Эдакий свой в доску боярин-парень.

— Понятно, — остановил в очередной раз разошедшегося лектора Дима. — Кон. У меня один чисто технический вопрос.

Александр-лицеист только одними космическими глазами разрешил: «Задавай».

— А можно у этой троицы звук выключить, а у детей оставить?

— В этом мире я могу всё, — с хитрой улыбкой похвастал Кон, самодовольно разводя руки в стороны. — Мог и не спрашивать. Достаточно правильно сформулировать команду. И дерзай.

Ну, он и дерзнул.

— У взрослых звук выключить. У детей усилить. И запустить клип заново.

Отделить мух от котлет было правильным решением. И не только с точки зрения санэпиднадзора, но и для понимания скрытого смысла клипа. В наступившей тишине отчётливо зазвучал голосок маленького Саши. Он хоть и бубнил себе под нос, но с ангельским усилителем слышался вполне разборчиво.

Лепетал, естественно, по-французски. Но даже не зная языка, присутствующим сразу стало понятно, что маленький вундеркинд занимался рифмоплётством. Проще говоря, он подбирал рифмы ко всему, что видит. При этом ещё умудрялся без зазрения совести плутовать.

Когда, объявляя очередной объект, он слёту не мог подобрать рифму, то просто коверкал похожее слово до неузнаваемости, но при этом делая его созвучным выбранному. По типу очень похожему на общегастарбайтерское: шашлык-машлык.

Пока молодое дарование рифмовало, что видело на стенах и за окнами, Оленька, поджав губки, стойко терпела говоруна, у которого рот не закрывался. Но когда он перешёл на родителей и князя, не выдержала. Девочка резко подскочила со скамьи, встала напротив импровизатора и, растянув пышные юбки своего колоколообразного платьица, закрыла ему весь обзор. Флегматичный Сашенька в долгу не остался и моментально с полным равнодушием выдал четверостишье на французском.

Сформировалась картина маслом — не сотрёшь. Оба Александра: маленький и побольше — ехидно лыбились. Три особи женского пола обозлились до непристойного. Оленька разом покраснела и запыхтела, уподобляясь паровозу. Вера хоть и не походила на железнодорожный транспорт, но была на грани этого. Танечка же просто сжала губки и напряглась.

Вот только девочка испепеляющим взглядом буравила маленького братца, а две великовозрастные девицы готовы были прибить одного несносного переводчика. И только за то, что вместо ожидаемого перевода тот ржал как конь. И на все их попытки хоть что-нибудь от него добиться отмахивался, продолжая ещё больше закатываться. Естественно, девочки, как водится, приняли это на свой счёт и обиделись. Вера остановила клип.

Наконец истерика молодого человека стала плавно закругляться. Тяжело отпыхиваясь и утирая слёзы со вздохами: «Ой, чуть не сдох!» Дима сквозь слёзы осмотрел собравшихся. После чего хотел было снова закатиться, но Вера не дала.

— Перестань! — звонко взвизгнула она, словно плетью по ушам. — Это уже не смешно!

Спасибо ей. Это спасло парня от очередного приступа хохота. Он ещё раз утёр зарёванное лицо, выпрямился и ответил:

— Девочки, видели бы вы себя со стороны, — и, выдержав паузу, закончил. — Честное слово, чуть не сдох.

— Всё? Успокоился? — поинтересовалась Вера, стараясь выглядеть спокойной, хотя у неё это не очень получалось. — А теперь будь добр, поведай нам причину своего веселья.

Дима перестал разглядывать фурий, переведя внимание на брата и сестру. Подошёл ближе. Самым наглым образом заглянул в личико обеим по очереди и прокомментировал эпизод.

— Маленький Пушкин в режиме экспромта только что выдал великолепную эпиграмму на сестрёнку. Причём настолько прикольную, — он хмыкнул и опять растянулся в улыбке, — а самое главное, настолько умную, что я офигел. С двойным, а то и тройным дном. Вряд ли он сделал это осознанно, но получилось очень по-взрослому.

— Слушай, — тяжело выдохнула Вера, — ты уже достал. Прочти нам его стих. Вместе посмеёмся.

— Ну, Верунь, в стихах это у меня вряд ли получится. Но смысл примерно такой: «Наша Оля стала стенкой. Надо в неё гвоздь забить и повесить картину. За стеной всё равно ничего не видно, а на стене рассматривать нечего».

Тут он перевёл взгляд на девочку, внимательно разглядывая милое личико, изображающее маленькую злючку, и закончил: