Вера, громко цокая набойками, подошла к новорождённому. Никто из присутствующих женщин на строевой, чеканный шаг шпилек внимания не обратил. Хотя, наверное, так и должно было быть. Они же находились в ином виртуальном срезе и для данной смоделированной реальности были чем-то сродни привидениям.

Брюнетка с провоцирующими Диму формами встала в изголовье, чтобы на всякий случай не пересекаться с пожилой женщиной, и в качестве эксперимента провела рукой сквозь люльку. Кисть прошла через предмет, как сквозь голограмму. Тогда она вошла в стену с противоположной от старушки стороны люльки и, высунув оттуда соблазнительный, практически оголённый бюст по пояс, осторожно заглянула внутрь колыбели.

Танечку же в первую очередь заинтересовал сам проход, через который они только что перешагнули. Дверная коробка портала стояла, словно вмонтированный в пол вертикальный контур, где внутри проглядывал зал их учебного центра. Она обошла эту конструкцию вокруг. С обратной стороны наблюдалась та же картинка.

Затем принялась изучать небольшое решётчатое окно, состоящее из квадратных стёклышек размером примерно десять на десять сантиметров. Вернее, её любопытство вызвала не сама рама, а то, что просматривалось за ней.

Под самым окном — поросший травой пустырь с волейбольную площадку с небольшим уклоном от дома. За ним слева — одноэтажный сарай, сложенный грубо отёсанным бутовым камнем. Справа — двухэтажное строение, в отличие от сарая оштукатуренное. И у той, и у другой постройки росло по раскидистому плодовому дереву, похожих на мандариновые. Уж больно знакомые плоды на них висели.

Обернувшись, заметила, как Вера экспериментирует с мебелью. Попробовала то же самое проделать со стеной. Рука ушла в текстуру, не встречая никакого сопротивления, хотя и видимой быть перестала. Она округлила глаза. Что-то у себя в умишке покумекала и смело шагнула в стену. Через пару шагов Танечка оказалась на улице.

Южное солнце мгновенно ослепило. Она зажмурилась, а заодно, отвернувшись от светила и сделав несколько неуверенных шагов назад, оглядела и сам четырёхэтажный дом, в который переместились.

Танечка была в шоке от ощущения реальной нереальности. Прорисовка этого средневекового мира была настолько детализирована, что женщина, несмотря на внутренние противоречия, всё же была вынуждена согласиться с Димой о невозможности доказать его виртуальность. И, продолжая осматриваться, пожалела, что она сама стала духом для этого мира. Ей так захотелось всё вокруг пощупать, обнюхать и попробовать на вкус.

Но тут из-за угла вынырнула пожилая женщина в тёмных нарядах, одетая явно не по погоде жаркого летнего дня, да ещё и с чёрным платком на голове, хотя и развязанным, но не скинутым на плечи. Её юбки выглядели не столь пышными, как у тех, кто был в доме, отчего она сделала вывод, что это спешит где-то задержавшаяся прислуга. А женщина действительно спешила. Чуть ли не бежала, тяжело и часто дыша.

Танечка, неожиданно вспомнив, зачем она здесь, бросила экскурсию и кинулась за ней, боясь пропустить всё самое важное. Но пошла не через стену, как вышла, а следуя по пятам за тёткой, проходя сквозь двери. Это заодно позволило осмотреть прихожую и лестницу на верхние этажи.

В прихожей, постоянно крутя головой, расфуфыренная исследовательница умудрилась запнуться на ровном месте о собственные ноги. Упала, чуть не сломав нос о плотную виртуальную подложку пола, тут же уяснив, что пройти сквозь стену можно, а вот сквозь пол — не получится.

Дима тем временем мучился со своим даром языкознания. Он с первых слов женщины у дивана понял, для чего ему оставили это читерное умение. Предположив, что разговор идёт на итальянском, молодой человек тут же переключился на этот язык. Но не тут-то было. Ощущение складывалось такое, что он — москаль, слушает хохлушку, гутарившую на мове. Смысл вроде угадывался, но язык — явно неитальянский.

С другой стороны, обратившись к любопытной Вере, машущей руками сквозь мебель, Дима понял, что заговорил на итальянском. А это, в свою очередь, вносило определённые трудности уже в общении с коллегами. Вернулся на исходный русский. Подумал и принялся экспериментировать с командами, управляющими даром.

Выход нашёл с первой же попытки, объявив себе, что не знает, а понимает по-итальянски. Получилось. Он опять по наитию распознавал эту непонятную речь, но при этом остался дружить с родным языком, превратившись в среднестатистического переводчика. Вот только в возможности говорить на этом языке Дима сильно сомневался. Хотя тут же успокоил себя, что в этом не было никакой необходимости.

Танечка куда-то испарилась из помещения. Вера залезла в стену, выставив на обозрение будоражащие Димино воображение завлекалки. Естественно, молодой и озабоченный самец не смог отказать себе в удовольствии полюбоваться ими поближе под благовидным предлогом осматривания новорождённого. Вот только он не заморачивался с пиететами и самым наглым образом заглянул в люльку прямо сквозь бабку, выныривая головой из её пышных габаритов.

Вера от неожиданности вздрогнула, ныряя обратно в стену. А вынырнув, сузила глазки и зловеще зашипела:

— Ты что, совсем чокнулся? Больной. Меня чуть кондрашка не хватила.

На что Дима в стиле мачо-соблазнителя томно проговорил, притом в голос, а не шепча:

— Не надо лишний раз напоминать мне о моём статусе, красавица. Я здоров, как бык. Притом, как бык-производитель, прошу заметить.

Мельком взглянув на новорождённого, его замасленный блудливый взор в упор прилип к спрятанным за тонкими лямочками аппетитным девичьим грудям. За что тут же получил открытой ладонью в лоб. В результате пробкой от шампанского с шипением и пузырями из носа вылетел из бабки, приземлившись на задницу. А затем и расслабленно завалился на спину, ехидно улыбаясь своей проделке.

В этот самый момент в комнату ворвалась пожилая тётка и громко протопала по полу железными набойками каблуков прямо по валяющемуся Диме. Она, постоянно причитая, замерла, наступив одной туфлей ему на левый глаз. Длинная юбка, подметавшая за ней пол, накрыла молодого человека с головой, и от наступившей темноты его на мгновение охватил ужас. Молодой человек на полном серьёзе испугался, что эта дура своими подковами лишила его зрения.

Тут же, уйдя перекатом под стул, он замер в его текстурах. Сердце с перепуга колотилось, как у загнанного зайца, грозя инфарктом. Хотя откуда ему было знать про особенности кардиологии у длинноухих. Спас от неминуемой реанимации заливистый смех Веры. Красивый, мелодичный и, что называется, от всей души. До слёз.

Молодой человек демонстративно медленно выдохнул и поднялся прямо сквозь стул. Сделал несколько небрежных жестов рукой, якобы отряхивая несуществующую виртуальную пыль, и только тут заметил за порогом комнаты валяющееся в прихожей тело Танечки. Та корчилась, похоже, от настоящей боли.

Пострадавшую заметила и Вера, проследив за его взглядом. Она, резко перестав веселиться, прямо через люльку и повернувшуюся к ней спиной бабку ринулась на помощь увечной подруге.

Танечка была само страдание. Шпилька туфли уцелела, нос уцелел, а вот голеностоп — нет. Но что это — перелом или вывих, Дима на взгляд определить не мог. Не специалист. Да и травматолог бы без рентгена вряд ли что мог сказать. Он командой остановил трансляцию.

Вера, прискакавшая на помощь молча ревущей подруге, ни с того ни с сего была ею на взвинченных нервах отругана по полной. Та, в свою очередь, растерявшись от необоснованного наезда, спустила собак на Диму, обвинив его во всех грехах, начиная с первогреха Адама.

Молодой человек злобно выслушал. Обматерил обеих дур, напяливших обувь не по назначению, и, включившись в общую истерику, принялся орать о технике безопасности на производстве. В общем, чуть не подрались.

Всё закончилось тем, что, как Дима ни артачился, ни сквернословил и нервно ни размахивал руками, то и дело демонстрируя русский показательный, но всё же взял пострадавшее недоразумение на руки и вынес в портал на базу. Притом не просто вынес, а по настоятельному требованию проклятущих баб отнёс её в постель.