Через несколько минут приносят сэндвич с курицей-гриль с авокадо и лимонным айоли, а также стопку тонкого, хрустящего картофеля фри, посоленного и посыпанного пармезаном. К сожалению, к этому блюду не прилагается шампанское, но, даже будучи такой озабоченной и измотанной, я поглощаю все целиком. Я не ела полноценной пищи со вчерашнего вечера и умираю от голода. Не мешает и то, что, как бы мне ни хотелось получать удовольствие от всей этой ситуации, еда очень вкусная.

Я также не хочу следовать ни одному из предложений Сальваторе, но либо горячая ванна, либо сон, это все, чего я хочу, но я не хочу быть в постели, когда он вернется. Поэтому я выбираю ванну, оставляю поднос с едой и направляюсь именно туда.

Она такая же элегантная, как я и предполагала, вся в белом и золотом, с огромной ванной. Я сразу же отправляюсь туда, включаю воду настолько горячую, насколько могу выдержать, и перебираю туалетные принадлежности, разложенные на красивом золотом подносе, пока не нахожу масло для ванны с ароматом ванили.

Я наливаю его, вдыхаю сладковатый пар и чувствую, как немного расслабляюсь. Я закрываю дверь в ванную, запираю ее на ключ и опускаюсь в нее, по очереди вытаскивая шпильки из волос, пока они не рассыпаются по спинке ванны, и я погружаюсь в горячую воду.

Несмотря на себя, я чувствую, как мои мышцы начинают расслабляться. Я закрываю глаза, представляя себя где-нибудь в другом месте, подальше от Сальваторе и его махинаций, от того, что произойдет сегодня вечером, от бушующих эмоций, которые все еще бушуют в моей груди. Я представляю, что мой отец все еще жив и что у меня все еще будет все, что я хотела. Что день моей свадьбы не провалился с треском и что я не оказалась в ловушке брака, который мне не нужен, с мужчиной, который, похоже, совсем не тот человек, за которого я его принимала.

И на какое-то время я почти поверила в то, что это правда.

6

САЛЬВАТОРЕ

Неподходящее время, чтобы начать действовать импульсивно. Даже когда я был моложе и, возможно, хотел этого, я всегда держал себя в руках. Я никогда не позволял себе потакать низменным порывам, быть кем-то меньшим, чем человеком, способным исполнять желания дона, которому я служил. Я не жил как священник, но всегда избегал излишеств во всем, в том числе и в желаниях.

Я сжимаю кулаки на боках, выходя из гостиничного номера, пытаясь избавиться от ощущения, которое задерживается на кончиках моих пальцев, — ощущения первого прикосновения к ней. Я говорил Игорю, что мое вмешательство в свадьбу не имеет ничего общего с похотью, и что я не желаю свою крестницу, а лишь хочу защитить ее от судьбы, которой не мог отдать по доброй воле.

Но я почувствовал, как у нее перехватило дыхание, когда я коснулся ее шеи. Я увидел, что на ней надето под этим платьем — белье, подобающее принцессе, девственной невесте. Той, которую должны были принести в жертву Братве сегодня ночью, даже если ни она, ни ее отец не видели этого.

А они не видели.

Моя челюсть сжимается. Но это значит, что кто-то другой должен будет уложить ее сегодня в постель, и этот другой — я. Единственный способ скрепить брак — обеспечить его консумацию. Даже благословение священника и подписи на бумаге не помешают аннулировать брак, если Джиа сбежит и вернется в руки Братвы… только если будет ясно, что брак завершен во всех отношениях.

Я подумаю об этом позже, говорю я себе, глубоко вдыхая, направляясь к лифту. Сначала мне нужно поговорить с Джозефом, моим вторым помощником, который отвечает за мою безопасность. Он ближе всего к моему заместителю — я еще не успел назначить кого-то на эту роль, которую когда-то выполнял сам для Энцо. То, что я только что сделал, будет иметь последствия. Последствия могут быть серьезными, и нам нужен план по их смягчению. Знать, что мы будем делать, когда Братва придет отомстить. Вопрос не в том, придут ли они. Я не сомневаюсь в искренности угрозы Игоря, ни на секунду. Я был бы глупцом, если бы так думал.

Джозеф ждет внизу, в холле.

— Я сделал все возможное, чтобы обеспечить безопасность тебе и твоей жене, — говорит он, сморщив лоб. — Я удвоил обычную охрану твоего номера, и еще больше незаметно расставил по всему отелю и его территории.

Моя жена. Услышав такое обращение к Джиа, я поражаюсь. До меня еще не до конца дошло, что я сделал, и что это будет означать для нас обоих.

— Я добавлю охрану и в ее семейном особняке, и в твоем, дон Морелли, — продолжает Джозеф. — Пахан может выбрать разные способы возмездия, мы должны быть готовы к любому исходу. И в зависимости от того, в какой дом ты планируешь ее отвезти, после сегодняшнего вечера…

— В мой. — Это прозвучало немного резче, чем я предполагал. — В конце концов, она моя жена, как ты и сказал. Она вернется в мой дом вместе со мной.

Джозеф кивает.

— Конечно. Я позабочусь о том, чтобы большая часть охраны находилась там, и чтобы все они были в курсе ситуации. Если Братва нападет, мы ведь не будем сдерживаться?

Я качаю головой, чувствуя, как она тяжелеет. Мир с Братвой был тщательно разработан, при всем том, что я не согласен со средствами, я только что разрушил его одним решением.

— Нет. Если они нападут, четверти не будет. Я не хочу рисковать, чтобы кто-то причинил вред Джии.

— Понятно. — Джозеф мрачно смотрит на меня. — Будет кровопролитие, дон Морелли. Много, я думаю.

— Я знаю. — Я прикрываю рот рукой и на мгновение задумываюсь, не ошибся ли я с выбором. Но я отбрасываю эту мысль, как только она возникает. Я бы никогда не сделал этого, если бы не был уверен, что Братва представляет угрозу для Джии, и что с ними она не была бы в безопасности.

Они могли бы с удовольствием выместить на ней десятилетия обид и раздоров между нашими семьями, и к тому времени, когда она осознает свою ошибку, спасать ее будет уже поздно.

— Главное — защитить ее любой ценой, — твердо говорю я Джозефу. — Она не должна была быть обещана им с самого начала. Я сделал все возможное, чтобы исправить эту ошибку, а с последствиями мы будем разбираться дальше.

Он кивает, но я не могу не задаться вопросом, о чем он на самом деле думает. Я подверг опасности множество людей, чтобы защитить одного человека. Не то чтобы я считал, что их жизни стоят меньше, чем ее, но я понимаю, почему он мог так думать, глядя на мой выбор задаваясь вопросом, стоит ли он того, и что за ним последует. Я должен верить, что это был правильный поступок. Что мир не продлился бы долго, как только Петру надоела бы его новая игрушка. И что так или иначе погибли бы люди, а Джиа заплатила бы ненужную цену.

— Я доложу, как только все люди будут на месте, — говорит Джозеф, и если он и не согласен с тем, что я сделал, то в его голосе нет ни малейшего намека на это. — Ты собираешься завтра забрать ее к себе домой?

Я киваю.

— Наверное, в середине утра.

— Тогда для вас все будет готово. Я оповещу и персонал.

— Спасибо. — Я делаю паузу, размышляя, не сказать ли ему еще что-нибудь, не успокоить ли. Но я не уверен, что именно я могу сказать, чтобы улучшить ситуацию. А если и сказать что-то еще, то это может только усугубить ситуацию.

Когда я возвращаюсь в отель к Джиа, мои мысли превращаются в клубок противоречивых желаний. Я знаю, что должен консумировать брак. От этого зависит действительность союза и, следовательно, ее безопасность. Кроме того, в конце концов мне понадобится наследник. Смерть Энцо повлекла за собой гору обязанностей и передачу власти, которую нужно было тщательно продумать, чтобы никто не увидел возможности проскользнуть и отобрать у меня титул, а вместе с ним и все, что построил Энцо. До сегодняшнего дня у меня не было возможности подумать о том, что еще мне нужно сделать, чтобы обеспечить это будущее: женюсь ли я и рожу наследников или передам титул кому-то другому. У меня не было времени подумать об этом. А в прошлом… Я помню, как иногда думал, что хотел бы жениться. Идея жены, домашнего очага, детей, все это с возрастом становилось все более привлекательным для меня. Но моя жизнь, моя преданность Энцо и его наследию не оставляли места для собственной семьи.