– Мы к Тенгизу Галактионовичу – сообщила я блондинке.

– Он вас ждет?

– Нет, но будет рад.

Максу, привыкшему к шпионским штучкам, диалог наш наверняка показался чем-то вроде обмена паролями, но, честное слово, им не был: я ведь и вправду не сомневалась, что Тенгиз нам обрадуется. Он вообще и всегда радовался гостям – не только Яне.

Продавщица кивнула, не препятствуя нашему вторжению в подсобку. Я и Макс прошли по тесному коридорчику, добрались до закутка с табличкой; я постучалась и услышала громкое: «Да-да! Входите!».

Бывший хозяин ресторана «Сулико» Тенгиз Авалиани сидел в своем кабинете и, огорченно цокая языком, читал «Свободную милицейскую газету» – тот самый номер с крупной фотографией разгромленной витрины ресторана «Сулико» на первой странице.

– Что делают, а! Что делают! – проговорил он, завидя нас в дверях. И тут опомнился: – О-о-о, Яна Ефимовна, не ожидал, приятный сюрприз! За вином ко мне зашли, правильно? Или как?

– Или как, – созналась я. – Если честно, зашли поговорить.

– Но от вина-то, надеюсь, вы оба не откажетесь? – всполошился хозяин. – Какой же нормальный разговор без хорошего вина?

– Само собой, я выпью, – кивнула я, – а вот мой друг Макс – кстати, знакомьтесь, – не знаю. Вообще-то ему вести мотоцикл.

– И я тоже не откажусь, – немедленно объявил Лаптев. – От пары бокалов никому еще хуже не стало.

– Вот! Молодца, Макс! Это уже правильный разговор! – захлопал в ладоши Авалиани и тут же выставил на стол три высоких бокала и два уродливых пузыря с этикетками «Анапы», которая на деле оказалась тончайшим и изысканнейшим «Старым Тбилиси»…

Полчаса спустя, когда в обеих бутылках уже просвечивало дно, а Тенгиз с Максом успели дважды, для верности, выпить брудершафт, я очень осторожно подвела беседу к главной нашей теме. И не встретила на своем пути ни малейших препятствий.

– Что ж ты раньше никогда про нее не спрашивала? – удивился Авалиани. – Я бы тебе давным-давно рассказал об этой книге. Это семейная история, от моего деда по отцовской линии. Вы ведь слышали про Хаммера? Нет, не про того, который придумал эти широкие машины, а про другого капиталиста, друга Ленина? Короче говоря, мой дед Вахтанг Георгиевич в двадцатые годы был у него личным поваром, довольно долго. А потом вдруг этот американец закатил ему колоссальный скандал: дед мой, видите ли, украл у него какую-то там старинную книгу, и вообще он, дескать, – агент ГПУ. Двойное, представляете, оскорбление! Мало того, что деда назвали вором, так его еще и сексотом заклеймили!

– Ужасное оскорбление, о да! – сказала я, невинно поглядывая на Макса. Тот слушал рассказ с непроницаемой физиономией. – Агент ГПУ, просто жуть! Такие обиды смываются только кровью.

– Чуть до этого не дошло. – Тенгиз разлил по бокалам остатки вина. Мы выпили, и Авалиани затолкал убогую стеклотару поглубже под кресло. – Бабушка мне говорила, что несколько дней дед ходил весь черный, точил кинжал, и она его чуть ли не на коленях упрашивала не резать ни Хаммера, ни себя. Потом американец уехал, и тут к деду приходит его двоюродная племянница. Она горничной работала как раз в «Третьем Интернационале», где этот Хаммер жил… И приносит книгу! Та, оказывается, за спинку дивана провалилась и там застряла: ни сверху ее не видно, ни сбоку. Только когда начали чистить диван, она и выпала. Анекдот! Дед сначала хотел отослать ее следом, в Америку, но потом передумал: какого черта? Вдруг еще Хаммер решит, что именно повар все-таки ее украл, а потом испугался или совесть заела? Вот если бы американец перед дедом извинился, тогда – дело иное. А он не извинился, и когда в другой раз приехал в Москву, поселился в другой гостинице и нанял себе другого повара… В общем, эта книга в нашем доме с тех пор и валялась. Иногда на годы куда-то пропадала, а потом во время ремонтов или перестановок мебели снова находилась – то на антресолях, то в сундуке, то еще где… Последний раз она мне попалась на глаза года два, что ли, назад. Я ее со скуки полистал. Латынь я так и не выучил, но кое-какие там значки узнал и захотел ее показать Адаму Васильевичу, Окрошкину значит. Объяснил ему честь по чести. А тому какая-то в тот день вожжа под хвост попала, ну, слово за слово… Я тоже был хорош – дедовские гены взыграли… Раз, думаю, ему неинтересно и некогда, то и мне больно ли надо? Ну и осталась она у меня дальше валяться в чулане…

– И сейчас она у вас? – Сердце мое забилось часто-часто.

– Да нет, Яна Ефимовна! – развел руками Тенгиз. – Мы ведь, когда с Большой Якиманки, из «Сулико», значит, съезжали, то собирались в большой спешке. Кочетков нам условие поставил: раз деньги проплачены и он, дескать, теперь хозяин, мы должны выметаться оттуда в двадцать четыре часа. Что под руку попалось, то и взяли. Чего не попалось, того и не надо. Никакой, признаюсь, особой ценности я в той рухляди не видел. До сих пор не пойму, чего этот Хаммер так скандалил…

– Значит, книга сейчас где-то в ресторане «Сулико», на Большой Якиманке? – со скучающим видом переспросил Лаптев.

– Все возможно, – усмехнулся Тенгиз. – Может, она еще лежит где-то у Кочеткова в чулане. А скорее всего, он давно ее с мусором выкинул. Вид-то у книжки этой, по правде говоря, и так непрезентабельный, а я ее вдобавок в старую газетку какую-то завернул. Макулатура – она и есть макулатура… Ну что, я еще одну бутылочку несу? Соглашайтесь, не пожалеете.

Рыбак рыбака видит издалека. Одинаково заряженные полюса взаимно отталкиваются. Три азиатские рожи в европейских костюмах еще не успели зайти в мой кабинет, поклониться по-восточному и сесть, а уже мне не понравились. Крайне. В этой троице я с сожалением узрел родственные души. Мой прежний гость, столп официальной науки академик Ганский, смахивал на пожилое дитя. Эти же трое неформалов – один старый, двое помоложе – сами, наверное, всю жизнь отнимали у деток сласти и игрушки. Да еще уверяли недотеп, что без сладкого и игрушечного жизнь станет счастливей и богаче.

– Короче, – сказал я вместо приветствия. – Мой рабочий день уже практически закончен, я устал, так что обойдемся без увертюр и реверансов. Сегодня мне нужны ответы на кое-какие вопросы. Наша правильная наука их не признает в принципе, зато, возможно, кое-кто из вас сумеет мне помочь. Гонорара за услуги вам тут не заплатят, не мечтайте, а вот на дружбу можете рассчитывать.

На доселе невозмутимых бронзовых рожах гостей промелькнул живой и хищный интерес. Не сомневаюсь, сюда они прискакали именно в поисках моей дружбы. Денег-то у них, я думаю, и без меня навалом – как рыбы на одесском привозе в базарный день.

– Но, – продолжил я, – прежде чем начать задавать вопросы, я хочу получить доказательства. Я должен убедиться в главном: ваши фанаты не зря выбрасывают на вас целую кучу бабла. Есть у меня подозрение, что вы, милые люди, – жулики.

Трое ничуть не удивились и не обиделись моим словам, а тут же понавытаскивали из карманов и смиренно свалили мне на стол гору разноцветных документов – грамоты, удостоверения, сертификаты, именные свидетельства. Все красивое, блестящее, с золотым тиснением и на разных языках, в том числе нераспознаваемых.

– Эти бумажки забирайте обратно и можете засунуть их себе в жопу, – вежливо посоветовал я гостям. – Такого я и сам могу отпечатать на Гознаке хоть тонну. И везде будет золотыми буквами выбито, что я почетный профессор оранжевой магии, или, допустим, Посвященный в федеральные таинства третьей степени, или, на худой конец, полпред богов Шивы и Вишну в московском военном округе. Повторяю: мне требуются доказательства. Что. Вы. Конкретно. Умеете. Делать. Что? Двигать взглядом стаканы? Заряжать аккумуляторы наложением рук? Превращать 76-й бензин в 95-й? Вот ты, – указал я пальцем на крайнего азиата. – Как фамилия?

– Мамбетов, – доложился тот.

– Что умеешь? Только не рассусоливай, говори коротко и ясно.