– Двое суток! – быстро проговорил главный московский мент.
Не без удовольствия я вообразил, какой шухер наведет Большаков в подведомственной ментуре. Сам виноват. Он имел шанс откреститься от победы, когда я его назначил призером. Ничего похожего он не сделал, а теперь уж дороги назад нет. Это будет посложней, чем сортировать вервольфов и оборотней в своих рядах: надо пойти туда, не зная куда, и добыть то, не зная что. Причем на все про все – сорок восемь часов. К такой Mission Impossible готовы только наши стражи порядка. И, что самое любопытное, в авральном режиме они ведь могут выдать настоящий результат.
– Ну черт с вами, двое так двое, – благодушно сказал я и отключил Большакова. А таможенника вновь переместил от живота к уху и сообщил: – Радуйтесь, Алексей Архипыч! Полдела сделал Большаков. Учитесь у него, как надо работать. Отрыл он где-то уже без вас ноты и тарелки. Так что ищите только латинские книги. Результатов жду не позже, чем послезавтра.
Я нарочно столкнул МГТК с ГУВД Москвы: вдруг у Архипыча взыграет профессиональная ревность? Едва ли генерал Сканженко поднимет со складов что-то путное – для счастливых совпадений жизнь слишком грустна, – а вот пригляд за терминалами утроит; если мою вещь кто-то решится пронести мимо его клюва, авось не утаит ее от меня ни за какой бакшиш. Генерал же Большаков, я надеюсь, теперь поставит на уши всех до последнего участкового. Москва – город немаленький, но и по числу патрульных мы почти догнали Нью-Йорк. А загребущих рук у ментов вдвое больше, чем самих ментов.
Кстати, и Манцову и обоим силовикам я, в отличие от архивистов, намеренно не дал конкретных сведений. Во-первых, эти орлы все равно перепутают автора и название. Во-вторых, широкий охват лучше узкого. В-третьих, без конкретики проще избежать ненужной утечки по горизонтали. Есть в столице одна любопытная структура с большими возможностями, но от ее услуг безопасней отказаться. ФСБ – слишком внимательная контора, а генерал Голубев слишком любит тянуть одеяло на себя. Помогать-то он помогает, но только не задаром. Как же, жди! Отрезать для чужого дяди даже небольшой кусочек золотой рыбки – значит, угробить ее целиком…
Прежде чем поднять наконец трубку белого телефона с гербом, я снял ботинки, переобулся в тапочки, вышел из-за стола и ступил на ворс ковровой дорожки. Я бы предпочел, понятно, стоять босиком и на траве, но политика – искусство возможного. Сойдет и паллиатив. Сделаем-ка несколько приседаний, руки вперед. Сел – выдох, встал – вдох. Сел – встал, сел – встал…
Достаточно. Ноги в стороны, рот на замок. Дышим правой ноздрей, левую закрываем. Дышим левой ноздрей, правая заперта. Шести раз хватит. Пульс слегка учащен, в боку покалывает, в носу свербит, в башке легкая качка. Самое подходящее состояние для того, чтобы перейти ко второй очереди – мимической, к гимнастике для губ. Разговор предстоит ответственный, я не могу запнуться ни на миг.
Подойдя поближе к телефону, я сделал вдох через рот – зубы сомкнуты, губами изобразил chee-e-e-e-ese, выдохнул через нос. Пяти раз довольно. Теперь то же самое, но при выдохе – губы в трубочку. Еще пять раз. Последнее упражнение: закрываем рот, сжимаем губы и надуваем щеки, а потом двумя кулаками медленно и беззвучно выдавливаем воздух. Семь раз раз максимум. Хватит. Лицевые мышцы к лицедейству готовы. Можно усаживаться в кресло и брать трубку.
– Ваня, привет, – донесся до меня голос президента. – Как прошли переговоры с Роршаком? Вы уже согласовали кандидатуру?
– Да, Павел Петрович, здравствуйте, мы согласовали, все вроде бы нормально… – В каждое слово я постарался добавить по ядовитой капельке сомнения. Глава государства обязан был сам, без моего нажима, заподозрить что-то неладное. – Я предложил Васютинского, мистер Роршак от имени Фонда не возражал…
Последнее слово я произнес с еле заметной повышенной интонацией, чтобы фраза повисла в воздухе. У хороших актеров тональность речи и длина пауз между словами нередко важнее слов. Мне, конечно, далеко до Лоуренса Оливье или Смоктуновского, но с азами я знаком: в какой-нибудь провинциальной антерпризе мог бы, пожалуй, вытянуть трехминутный этюд «Беспокойство».
– Что случилось, Ваня? – Президент уловил мою тревогу.
– Нет, ничего серьезного, Павел Петрович! – Я добавил в свой коктейль каплю нарочитой бодрости. – Так, ерунда… Это ведь не моя прерогатива. Моя сфера – кадры, а не безопасность…
Оба-на! Не найдется еще в мире такой босс, который бы сошел с этой интересной темы, не потребовав объяснений. Тем более, если босс по молодости лет отпахал немалый срок в мексиканской резидентуре ПГУ КГБ СССР. И при слове «безопасность» у него в мозгах моментально загорается красная лампочка.
– Погодите, Ваня. – Президент легко поймал мою наживку. – Вы их подозреваете в чем-то определенном? Вы что-нибудь заметили?
– Я, Павел Петрович, не имею никакого права никого и ни в чем подозревать, – изобразил я отступление назад. – Мало ли что мне в разговоре почудилось? Я же не специалист в таких делах.
– Нет уж, вы договаривайте, Ваня, договаривайте. – В президентском голосе я почувствовал нетерпение. – Не хотите же вы сказать, что Фонд Пола Гогенгейма, эти меценаты с вековыми гуманитарными традициями, с филиалами по всему миру…
Чертовски приятно покупать человека за его же деньги! Думаю, глава государства втайне хотел бы услышать слова, которые я ему сейчас впарю. Он и сам бы их первым высказал вслух, но ранг мешает. Взрослому и ответственному Юпитеру нельзя изронить с вершин то, что можно брякнуть молодому безоглядному бычку.
– А почему нет? – сыграл я в откровенность. – Подумаешь, Фонд! Тоже мне, священная корова. Да любая фирма с международными филиалами, даже «МакДональдс», может быть ширмой. А на негосударственных конторах пробы негде ставить, жук на жуке сидит. У всех этих экологов-политологов без границ есть двойное дно. Скажем, «Freedom House» возглавляет Вулси, который когда-то служил в Лэнгли… Я, Павел Петрович, не сторонник теории заговора. Наверное, вымирающим животным или музеям все они тоже помогают. Но поверить в сугубо гуманитарную миссию того же Фонда Гогенгейма я не могу, увольте. Вы-то лучше меня представляете, чем могут заниматься люди вроде Роршака. По мере развития демократии информационная борьба за умы только обостряется.
– Думаете, они из ЦРУ? – мечтательно спросил президент.
Я не привел ни единого аргумента, а Павел Петрович уже клюнул на чужеземные происки! Как глава государства и человек неглупый, он, разумеется, понимал, что уже лет двадцать мы никому задаром не нужны. Но сердце разведчика стучит в ритме бдительности. Если он сам занимался подобными штучками, почему другие не могут?
Старик Серебряный рассказывал мне о том, как в Мексике теперешний президент работал под крышей советско-мексиканского общества изучения ацтекской культуры. И изображал из себя спеца по их богу, Пернатому Змею – Кетцалькоатлю. На это место его взяли потому, что молодой Павел Петрович единственный во всей резидентуре мог выговорить длинное слово без запинки…
– Вряд ли именно ЦРУ, – усомнился я. Крайне осторожно. Пора было сдать назад, не делая при этом резких движений. Одно дело – оттеснить конкурента, другое – получить себе на хвост ораву эфэсбэшников. – Мало ли рычагов у Госдепа?
– Вы правы, Ваня, их немало, – задумчиво проговорил глава государства. – Этот Роршак, сдается мне, тонкая штучка, а цэрэушники по всему миру работают слишком топорно. Помню, в Гвадалахаре, в баре, подсаживается ко мне один индеец навахо. С виду обычный индеец. Грязный, небритый, но с таким гарвардским английским… – Похоже, мыслями Павел Петрович унесся далеко, во времена своей бурной шпионской юности. – Так вы полагаете, Ваня, сейчас нам не стоит подключать контрразведку?
Вот он – наилучший момент задвинуть Голубева! Чтоб не мешал. Толкаем его плавно, деликатно, ненавязчиво, почти как родного.
– Я очень уважаю генерала Голубева. – сказал я. Мне даже не понадобилось лукавить при этих словах: старых змеюк и вправду надлежит чтить. Не выпуская из террариума. – Он отличный работник, высокий профессионал, но… Все эти крики об агентах, о шифровках в зубных пломбах, о радиопередатчиках в биг-ма-ках – немножко прошлый век. Если уж та сторона работает тонко, то и нам надо тоньше. Не будем суетиться. Фонды надо выдавливать без шума. Если захотите, я этим Роршаком вместе с его Гогенгеймом сам займусь. Сделаем все по-тихому на личных контактах…
