– шкафчик, точнее, замочек теперь красуется, как новенький, благодаря Анатолию. Он, видимо, большой знаток в замочно-архивных делах. И в целом, в шкафчиках.

Даже думаю выписать ему немного дополнительных гусениц к выходным.

Но Анатолию гусеницы не нужны, а нужны бумага и книги. Какие только есть. И он имеет наглость просить об этом меня, его непосредственного начальника и бригадира! Всего на второй день пребывания тут.

Интересуюсь, а не хочет ли он тогда штраф за отсутствие субординации. Или сбор комиссии по антиправительственным делам. Анатолий стоит передо мной и только ухмыляется. Как будто знает, что я рано или поздно выполню его просьбу. И что я тоже иногда достаю для себя книги. Что читаю их украдкой по ночам, а потом сжигаю, оставляя в своей памяти только чужие слова, фразы, настроение и оригинальный слог…

А пока мое возмущенное «нет» приносит свои плоды, и Анатолий уходит ни с чем.

Но мне кажется, он еще вернется. Опять в эту маленькую темную комнату с починенным замочком в моем шкафу. И это будет весьма скоро…

Анатолий опять здесь, в моем маленьком рабочем кабинете. Книг больше не требует. А только ухмыляется и просит дать дополнительных обязанностей. Наверное, метит ко мне в помощники. Такой наглости я не встречала с роду. Поэтому и начинаю вскипать, как забытый на плите чайник.

Анатолий же слишком спокоен и учтив. Видимо, он до конца не понимает, где он. Рассказывает о своих организаторских способностях и бьющей через край энергии. Мне же помощь не нужна совсем. Мы находимся в такой дыре, где главное – это копать и помалкивать. Поэтому лишняя траншея сегодня для него. И это я ему обеспечиваю.

Вижу, что он, с одной стороны, расстроен. С другой – раззадорен.

Поэтому он берет лопату и обещает вернуться с перевыполненным планом.

Что ж, ну а я подожду.

Моя задача, которая не дает мне покоя уже несколько дней, – найти магниевые скопления в наших почвах. Есть магний – всегда есть дотации. А дотации – это всегда более сытые люди. И меньше сожженной пыли над озером…

Вот только химик наш умер на прошлой неделе.

А нового не прислали, только наглецов-архивистов. А они, как правило, только лопатой махать и умеют.

Сижу и соображаю, что, наверное, в библиотеке Большого города могут остаться книги, какие-то записи или даже целые исследования.

Хм… Может, архивист Анатолий не настолько безнадежен?..

Чиркаю спичкой и получаю долгожданный затяг самокруткой.

Еще раз чиркаю спичкой и угощаю Анатолия.

Мне нужно знать все о его архивной деятельности.

Но Анатолий только ухмыляется и плотно прикрывает дверь в мой кабинет…

Рабочий гул равномерно распространяется по двум цехам уже добрые часа три. Сто семь рабочих как ни в чем не бывало выполняют свой социалистический долг. Приводят в движение тяжелые станки, добросовестно отпечатывающие детали непрекращающейся войны. Все сто семь работников синхронно лавируют между усталостью, болезнями и великим долгом. И все так же бессменно и безоговорочно создают жизнь для машин смерти, тем самым оправдывая свои действия.

Гул не прекращается ни на минуту. И наше общение с Анатолием тоже.

Наглецом, что залез мне под юбку.

Наглецом, которого я пропускаю через тревожное дыхание поиска информации.

Наглецом, который мне очень даже по душе.

Наглецом, который знает очень многое и который обещает мне помочь с архивами.

С меня книги. С меня контакты.

С него память и опыт.

С меня алиби. С него правда.

Гул там.

Здесь шепот.

Гул там.

Здесь имена.

Гул там.

Здесь плоти.

Гул там.

Здесь. Мы.

И уж точно не про него.

6:30 на моем будильнике. 6:30 в моем сердце.

Моя серая комната пропитана приглушенными мыслями и чертыханьем соседей за стеной. Это новый день в этом промозглом мире, где каждый сам за себя, и только сейчас у меня появляется надежда на правду. Эй, и что же вы не поделили, чертовы соседушки?!!

Встаю и бесцеремонно начинаю стучать в нашу единственно смежную стену.

«Молчать!» – вырывается из моего недоспавшего рта.

За стеной копошатся и притихают.

Нужно, конечно, отметить, что ругаются они реже, чем совокупляются. Им же партия дала добро на великий детородный подвиг!

Но сегодняшнюю ночь мне хочется просто поспать. Но нет. Не получается. Когда-нибудь в другой раз. Может, даже на производстве будут выдавать подушки для нерадивых бригадиров.

6:45. Умываюсь и расчесываю сны. Мне представляется магний в таких больших контейнерах. Они загружены под завязку, а Анатолий их тащит на телеге по разбитой дороге и хохочет. Из нашего вчерашнего взаимодействия стало понятно, что ни про какой магний он не знает. Но готов найти ответы. Во имя партии и любви. Что ж, пусть пробует! А я расчешу свои непослушные локоны, стяну их в тугой пучок и отправлюсь в цех.

В полутьме нащупываю платье и дырявые туфли, которые напоминают о предстоящей поездке в Большой город. И эта поездка будет весьма кстати, потому как закрытые архивы библиотеки находятся исключительно там. Да и по Мари я жутко соскучилась!

Одну зефирку в рот, другую в карман. И я готова к сегодняшнему плодотворному дню!

Эта светлая, практически безоблачная мысль не покидает меня еще добрый час, пока я открываю цех и привожу в действие рубильники, проверяю станки и продовольственные талоны.

8:00. Рабочие здесь. Стоят. Многие тяжко так дышат и безразлично смотрят сквозь меня.

«Все здесь?»

«Да!»

«Точно?!»

«Нет… Анатолий вчера не вернулся в барак…», – тревожится его сосед Тим и делает решительный шаг вперед.

И этот шаг меня словно оглушает. Земля уходит из-под ног, ведь я слишком хорошо осознаю всю серьезность происходящего. Как так?.. Мои ответы исчезают так же, как исчез этой ночью Анатолий…

«Вы его ведь искали?» – продолжаю я выяснять очевидное.

Тим виновато опускает припухшие веки. Он-то знает, что это бесполезно. Как это знаю и я.

Человеку некуда деться из нашего рабочего поселка незамеченным.

Исчезают только неугодные. Или политически опасные. И только по ночам. В полной тишине и темноте. Когда даже не скрипят качели и не воют собаки…

И я стараюсь быстрее покинуть подчиненных, уединившись только с собой. Я не могу в это поверить. Да, мы оба знали о бесконечно давящей опасности. Но я даже и представить не могла, что Анатолия уберут так быстро. Значит, здесь есть стукачи. Кто-то, кто воспользовался нашей эмоциональной близостью и непрекращающимися шумом в цехах. Кто-то, кто сидел вместе с ним за одним общим столом во время обеда. Кто-то, кто пожимал ему руку. Кто-то, кто поклоном отдавал мне дань уважения. А может, это тот, кто перевыполнял рабочие планы. Или выплясывал на Празднике партии, поднимая тост за здоровье своего начальства.

Но этот гнилой стукач даже на мгновение не понял, что он уничтожил человека. Который хотел искренне помочь ему же.

Мой дневник, каждая его исписанная или пока еще пустая страница пропитана тревогой о тех, кто завтра может не проснуться…

Сижу. Смотрю на стену и сквозь себя. Нащупываю кончиками пальцев маленькую зефирку в кармане. Я про нее совсем забыла. Но про нашу правду не забуду теперь никогда…

Тусклая потрескивающая лампочка над моим столом. Старый рюкзак, который обычно без дела валяется на верхней полке кладовки, сегодня наполняется скудными дорожными атрибутами. Зубная щетка из вонючей пластмассы. Металлический гребешок. Еще платье на смену, старательно завернутое в пожелтевшую газету.

Газета «Современный рабочий» больше не выпускается в наших краях. Только «Слава труду» смогла сохранить свои былые позиции. Это и неудивительно. Ведь десяток остроумных журналюг и писателей создают в ней новую философию, подкрепляя ее придуманными фактами и некачественными черно-белыми фотографиями. Они рассказывают о липовых цифрах и победах, о бесконечном счастье жить в нашем государстве и служить великой идее.