Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Маша Че

Сны о другом мире

Маша Че

* * *
Сны о другом мире - i_001.jpg

День первый. Простой

Блокнот с пожелтевшими страницами. И он еще пуст, но уже безумно стар. От постоянных ветров и бурь, в месте, где не осталось и намека на солнце. Зато есть исписанные заборы. И немного нагловатой нецензурщины, которая также предательски стара и неразборчива. Только я, преодолевая каждый день путь от своего жилища до трудовой базы, пытаюсь угадать выцветшие слова на заборе, который давно даже не выполняет роль забора, а просто красуется в нашем грозовом поле. Тут всегда сложно дышать. Тут всегда одиноко и пахнет тревогой. А еще спрятанными в кармане зефирками. Тайными зефирками. И явными проблемами со счастьем в этом мире.

День второй. Витиеватый

Опять мои мысли в засаленном пожелтевшем блокноте. И это не самый лучший выбор досуга с моей стороны. Лучше бы, дура, забор покрасила. Или взяла лишнюю трудовую смену для повышения эффективности показателей. У нас давно не принято излагать свои чувства и марать ими бумагу. Да что там не принято – запрещено! Зато принято усердно трудиться во благо Великой партии. Но только не писать! Ни-ког-да! Всех писак давно истребили, оставив только молчаливые тени…

Меня зовут А. Стойте! Меня так давно никто не зовет по имени. Ведь это тоже не приветствуется. Зато у меня есть порядковый номер. Солидный такой. В восемь цифр и два тире. Длинный. Как и полагается бригадиру трудового подразделения. Номер, в котором важна каждая циферка, но совершенно не важно, есть ли в реальной жизни у меня чувства и мозги.

Грозы в нашем поселке не прекращаются уже неделю, заставляя людей лишний раз не выходить в поля. Я же выхожу все равно. Потому что мне нужны гусеницы. И дождевые черви. Из них получается неплохая настойка. А зефир у меня уже есть. Сла-а-а-денький та-а-а-кой. Синтетический и совершенно не сытный, но умеющий профессионально, на химическом уровне обманывать сознание, претворяясь сочными фруктами. Которые я, кстати, не пробовала целую вечность. Кто докажет, что они должны быть именно такого вкуса???

Зато черви и гусеницы настоящие. Жирные, с блевотным привкусом. А еще в матрасе спрятанные чернила и перья. Их мне достал один мутный знакомый из соседнего отряда. Он в свою очередь отдал за них душу продавцу из Большого города, а я ему подарила механические импульсы по закону бартера, совершенно не связанные с любовью. Любовь. Это еще одно слово в запретной секции нашего мира…

День третий. «Мама-а-а!!!! Мама!

Ты что, не слышишь меня???»

Мне было безумно страшно. Я сидела на бетонной плите возле нашего дома, такого родного, с парадными колоннами в шесть этажей и резными балконами. Всего двенадцать квартир. Просторных и таких одиноких. Я не видела соседей уже больше месяца. А сегодня мама не открыла мне. Зато щелкнула оконными рамами и прошипела: «Уходи!..».

И весь мир рухнул в мои пятнадцать лет. Просто. Одним засовом. Одним словом.

Если бы на нашей трудовой базе были психологи, я бы стала пациентом номер один. И номер два. И три. Я бы просто заполнила все их скрупулезное профессиональное пространство своими слезами и кошмарами. Я тогда обнимала смерть. А она не отвечала мне взаимностью. И никогда после.

В нашем туманном мире давно нет бога, или в кого там верили наши предки. Мы не молимся. Мы не скорбим и не подставляем щеки.

У нас всегда есть план и цель. У нас есть показатели.

И хоть у меня нет этого чертова психолога, у меня есть мой дневник. Последний зефир и блевотные гусеницы.

Еще темнота, тревога и гниль. Тихие соседи по бараку, с которыми у меня не случается разговоров.

И я с трепетом вспоминаю соседей моего детства. Дядю Петю с контуженой ногой и ослепшим глазом, который мне мастерил деревянные игрушки. Бабу Варю, что угощала самыми вкусными и кислейшими щами, от которых до смеха сводило язык. Маленького Егорку, с которым я порвала последние рейтузы, катаясь зимой на ледянке, за что и получила знатную оплеуху от мамы.

А дед Иван рассказывал прибаутки и играл со мной в шашки. И еще были самые ароматные сливы, что росли в нашем дворовом саду. И мы устраивали войнушку против ребят с соседнего двора, вооружившись сливовыми косточками, держали оборону не на жизнь, а на смерть. И Егорка героически меня прикрывал…

Он умер первый. В больнице.

А потом исчезли все остальные… Жители двенадцати просторных и одиноких квартир.

«Уходи!..» – шипит голос мамы в моих тревожных снах.

И я до сих пор не могу понять, почему для меня именно эти ее слова стали последними…

День четвертый. Смешной

От того, что смеяться не над чем. Продуктовые талоны будут раздавать только дня через три. А зефира больше нет. Зато есть орущий кот, что скребется ко мне по расписанию в час ночной и жалобно просит пожрать. И мне опять не смешно. Он же большой самостоятельный кот. С когтями, наконец. В его кошачьем мире ведь так много лакомств. Например, крысы. Много диких крыс. Пищащих. Возмущенных отсутствием продовольствия в вымерших городах, но не теряющих надежду обозлиться и самим напасть на кота.

А там закон дикой природы сыграет с кем-нибудь злую шутку. И, кажется, кот подозревает, что обедом может стать он. Поэтому и держится ближе к людям, нежели к крысам. Вопрос лишь в том, почему он выбрал меня. Видимо, чувствует во мне высокую должность с льготной тушенкой по выходным и возможностью красть мой зефир.

Но глупый кот и не подозревает, что тушенки пока нет. Есть только самокрутки, припасенные незваным гостям, правда, в человеческом обличье. И истрепанный, как его драный хвост, дневник. Засаленный, деликатно молчаливый, с моими авторскими каракулями и зефирными мыслями…

День пятый. Жертвы

Вы только не подумайте, кот жив, живее некуда. Послушно ждет субботнюю тушенку и орет на ночных мотыльков.

Жертвы. Это грозовые бури, что унесли добрый десяток людей. Или вовсе не они.

Так просто написано в газете. А газеты – наш великий источник информации. Причем единственный в наших краях. В Большом городе еще можно найти книги, пробравшись в заброшенную библиотеку. И я знаю таких смельчаков. Иногда я вымениваю у них книги. На самокрутки и бригадирскую тушенку. Читаю. Тихо-тихо. По ночам. Потом так же тихо сжигаю последние информационные улики. И вновь неделю живу без продовольственного пайка. Но теперь у меня есть кот, который ждет тушеночную жратву. И, видимо, мне придется продумать новые варианты обмена. Хм… А ведь выбор не так уж и велик. Либо зефир, либо плоть.

«Раз! Два! Вытягиваем спины…» – не унимается настырный радиоприемник. По вечерам нас пытаются оздоровить, и по всем каналам писклявый голос тетеньки требует то отжиматься, то крутиться на месте, то прыгать на одной ноге. И при этом испытывать бесконечное счастье. Уж тетенька из приемника все об этом знает. Я даже не сомневаюсь в этом.

«Раз! Два! Поворот!..»

Последней сожженной мной книгой был роман Гюго «Собор Парижской Богоматери». Какие же глупцы – герои этого литературного действа! Какие легкомысленно влюбленные дикари!!! Безумцы!!! Погибнуть! Да еще и не ради собственной шкуры… Наше поколение не помнит таких подвигов любви. Есть только ты. Общество. Вожди. И планы. Осязаемые. Оцениваемые. И очень четкие.

А у меня теперь еще есть кот. И желание раздобыть новую книжку, посерьезнее этого французского лирического блефа…

День шестой. Круглый рот, наполненный желтыми пахучими зубами

Мой знакомый с пишущим арсеналом иногда заходит просто так. Думает, что я еще что-нибудь захочу поменять на бумажки и перья. А я совершенно не настроена на физиологический флирт. И важно показываю ему свод законов нашего трудового общества.

1
{"b":"901965","o":1}