Нависая надо мной, дядя орал мне в лицо:

— Дура! Это наша прибыль была мизерной, наша! А они требуют возместить понесенные ими из-за разглашения убытки! И это такая сумма, которую ты, своим улиточным мозгом, не сможешь осознать никогда!

И, наоравшись, дядя резко, словно щелкнув переключателем, успокоился. Повеселел, как нососавшийся крови вампир.

— Ну, ничего! Больше пяти лет мне не дадут. А там и срок можно будет скостить примерным поведением. Я тебя зря, что ли, заставлял юриспруденцию зубрить? А в тюрьме мне будет безопаснее, чем на свободе. В тюрьме они меня не достанут. Не станут связываться. И за это время, глядишь, что-то придумаю… но раз уж я иду признаваться, то буду признаваться во всем, дорогая. И в том, кто, когда и как мне помогал. Не хочешь же ты, чтобы я врал правосудию?

Яд сочился из его слов, окутывал мозг, сковывал тело. Ложь и правда смешивались в ядреный коктейль. Ведь кстати да, именно благодаря дяде и тому, что он заставлял меня зубрить право, я поступила. “Если ходишь по грани закона”, — любил повторять он. — “Надо точно знать, что тебя ждет по обе стороны”.

Тогда мне еще очень хотелось верить, что мы на грани, а не за ней.

— Я была несовершеннолетней. И под твоей опекой. У тебя не получится утянуть меня за собой.

Дядя внезапно улыбнулся. Лучистой, довольной улыбкой, от которой мороз по коже.

— Ну как же, девочка моя, ты разве забыла о всех тех делах, которые мы провернули с тобой не далее как прошлым летом? А четыре месяца назад?

— Какое прошлым летом? Какие четыре месяца?.. да мы только встретились пару месяцев назад спустя почти три года.

— Удачи доказать это в суде, моя дорогая, — он продолжал улыбаться.

И я поняла, что он что-то приготовил. Что-то отвратительно мерзкое. Он действительно собирался сесть и подставить меня так, чтобы я тоже села, если я не соглашусь на его условия.

Странно, но я не отловила внутри даже слабого эха голоска, который шептал бы мне: “Подумай. Вы же ни разу не попались. Если быть аккуратной, то можно поучаствовать действительно еще разок. Выиграть время…”

Этот вариант был настолько невозможен, что даже повернуть голову в сторону его рассмотрения было противно.

И я просто встала, повернулась спиной — к варианту и к дяде — и ушла.

Вслед мне неслись проклятия и оскорбления. Но — спасибо не снятой верхней одежде — недолго.

-

Выйдя от дяди, я несколько кварталов шла куда глаза глядят, просто приходя в себя, торопясь убраться куда подальше от дяди, от его угроз, от его влияния на меня. Когда голова чуть-чуть прояснилась, я присела на ближайшую скамейку и сделала несколько глубоких вдохов. А потом достала телефон и первым делом снова заблокировала дядин номер. Мне не о чем разговаривать с этим человеком. Держать в руках его подарок (а на самом деле, как выяснилось, взятку) было противно, но я утешила себя тем, что, вернувшись в общежитие, переставлю симку в свой старый. Плевать, плевать на доступ в сетевую библиотеку академии — ножками за книгами пройдусь, ничего страшного. А пока что нельзя терять время.

И, немного помаявшись, я набрала номер месье Жаккара.

Разговор с адвокатом вышел мало обнадеживающим.

Узнав о перспективе второго уголовного дела в моем отношении, в котором я еще и фактически виновна, пусть и со смягчающими, адвокат сухо обозначил, что договор подписан только по делу об убийстве. С любым дополнительным мне нужно заново подавать запрос в ассоциацию.

“И, желательно, не в нашу”, — явно читалось в его голосе.

На самом деле, с профессиональной точки зрения я, наверное, его понимала.

Но обидно все равно было до слез.

И завершив разговор, я осталась сидеть на скамейке, глядя в пустоту.

-

Я понятия не имела сколько прошло времени, из состояния транса меня выдернула вибрация телефона, и только по тому, что разжать стиснутые кулаки удалось с трудом, я поняла, что ужасно замерзла.

Кое-как выудив телефон из кармана я с подозрением уставилась на незнакомый номер — а вдруг это дядя? — я все же приняла вызов.

— Мадемуазель Морель? — осведомился на другом конце бархатный, удивительным образом с первых нот располагающий к себе голос.

— Да… — растерянно подтвердила я.

— Вас беспокоит Жером Альмарик. Я ваш адвокат.

Я моргнула.

— Мой… кто?

— Адвокат, мадемуазель Морель. Вас не затруднит подъехать прямо сейчас в мой офис? Желательно в течение получаса, у меня, к сожалению, очень плотный график, но я хотел бы успеть прямо сегодня побеседовать с вами напрямую, а не только через… кхм… посредника.

— Да… наверное…

Кажется, у меня замерзли не только пальцы, но и мозги, иначе чем объяснить объявший меня ступор?

— Прекрасно, секретарь скинет вам адрес сообщением. До скорой встречи.

Он отключился, а буквально через несколько секунд на экране высветился адрес, недалеко отсюда кстати, буквально двадцать минут пешком, успею к назначенному времени, отметила я автоматически. А потом наконец очнулась.

Что за?... Какого хрена?!

Адвокат?!..

Жером Альмарик. Альмарик… где я слышала эту фамилию?

Альмарик, Альмарик… где-то точно слышала…

Озарение нагрянуло, и я подскочила. Замерзшие ноги едва не подкосились, но я устояла и зашагала вверх по улице, параллельно тыкая в иконку контактов.

— Вив! Это ты?!

— Я… — растерянно отозвалась трубка. — А кто еще может ответить по моему номеру?

— Я не про это! Мне только что звонил Жером Альмарик с требованием явиться к нему в офис! Твоих рук дело?

— О, быстро он! — обрадовался гросс Теккер. — Ты только сходи обязательно. У меня сейчас несколько очень неотложных дел, но хочешь я тебя потом заберу от него? Ой, Кэсс, не могу пока разговаривать. Напиши, как освободишься, я за тобой заеду!

И он отключился.

Я окончательно перестала что-либо понимать.

-

Офис Жерома Альмарика размещался в старинном классическом особняке, каменном и с колоннами. Судя по сдержанным и благородным вывескам на фасаде, это здание он адвокат Жером Альмарик делил с нотариусом.

Внутри было тихо, уютно и хорошо пахло.

Молодая женщина (не меньше двадцати, вряд ли больше тридцати пяти лет, но в этом промежутке — сколько угодно), открыла мне дверь по звонку домофона, и пока та, неожиданно толстая и тяжелая, закрывалась за моей спиной, отрезая уличные шумы и городской зимний холод, я оглядывалась по сторонам.

Встречающая дала мне осмотреться, улыбнулась ободряюще:

— Кассандра Морель? Я — Кристина Бонне, секретарь мсье Альмарика. Пойдемте, я провожу вас к нему.

Широкий коридор, стрельчатые окна от пола до потолка и наборный паркет. Растения в кадках. Мне доводилось видеть дорогие интерьеры достаточно часто, чтобы понять, что вот эта сдержанная ухоженная простота именно к их числу и относится.

В просторной приемной причудливо сочетались старина и современный комфорт. Я чуть приотстала, давая мадам Бонне доложить обо мне и получить распоряжения. Но она, улыбнувшись, указала мне на дверь в кабинет:

— Прошу вас, проходите.

И, нажав кнопку селектора, сообщила:

— Мсье Альмарик, пришла мадемуазель Морель.

На вид Жерому Альмарику оказалось лет сорок пять-пятьдесят. Он сидел за столом, и весь вид его внушал доверие: приятные, располагающие черты лица, внимательный взгляд. Сухощавый, темные волосы посеребрены сединой. Пиджак костюма (наверняка, сшитого на заказ) небрежно повешен на спинку офисного кресла.

Кабинет, обставленный в том же духе, что и приемная: радующая взор старина, практичность и удобство современных технологий. Напротив входа — рабочий стол мсье адвоката, большой, полированный. Доминирующий в обстановке. К нему ножкой буквы “Т” приставлен еще один, вдоль него стоят стулья для посетителей. Вдоль стен книжные шкафы, заполненные книгами, папками, статуэтками…

— Присаживайтесь, мадемуазель Морель.

И когда я, выбрав стул, села, продолжил: