Не знаю, попытался Вив меня отвлечь или просто хотел разобраться. но его вопрос пришелся кстати:

— Кэсс, я так и не понял, а чем конкретно занимался твой дядя?

— Торговля информацией, шантаж, подделка документов — все, как я и говорила. В основном — торговля информацией. Шантаж дядя недолюбливает, потому что в этом много личного, и это делает его плохо контролируемым. Люди совершают непредсказуемые поступки, защищая свои тайны. Подделка документов оставляет материальные следы, и подобных вещей дядя старается избегать. Так что основной его профиль — торговля информацией… Наш. Наш профиль.

Рассказывать было стыдно. Не рассказать — невозможно. Я устала молчать, я устала нести этот груз на себе, я не могу больше, просто не могу.

Вцепившись в чашку, как в спасательный круг, я говорила:

— Иногда он… мы работали по заказу, но редко: так, конечно, можно быть уверенным, что на товар найдется покупатель, но и риски выше. И никакого простора для творчества. А дядя предпочитал сам выбрать объект, подбирая, чтобы добыча была по силам, но повкуснее. Процесс был непрерывным: мы еще не завершали старое дело, а дядя уже подбирал новую цель. Мониторил прессу, болтал ни о чем, но с дальним прицелом, с многочисленными знакомыми, фильтровал слухи… Чего у него не отнять, это умения работать с информацией. Когда приходило время уезжать из города, он уже знал, куда мы переедем, и порой успевал даже подготовить там почву. После переезда дядя в общем приближении определялся с целями, и начинал искать. Обычно обрабатывали параллельно три-четыре объекта, и дядя смотрел, с кем выстрелит. Моё дело было слушаться и делать, что говорят. Открыть дорогу в дом дяде. Собрать сведения о внутреннем распорядке. Пронести в дом инструменты для дяди, и унести их потом. Я же ребенок. Мне же ничего не будет. Иногда дядя подбирал какое-нибудь семейное развлекательное мероприятие, и я должна была подкинуть идею приятелю или приятельнице, расписать в красках и постоянно подогревать интерес до тех пор, пока ребенок не выедал родителям мозг чайной ложечкой… Иногда и меня мог подкинуть им же. “Племяшка, не куксись, дядя о тебе заботится, вы отлично проведете время!”. А то, что мне нужно будет предупредить дядю, если вдруг планы у семейства изменятся — это было как бы не в счет.

Я сделала новый глоток чая. Он остыл, и чашка больше не грела ладони. Да и боги с ним, сейчас мне было все равно, что пить.

— Сначала самую рискованную часть работы он делал сам: войти в кабинет, влезть в сейф или рабочий стол, прошерстить бумаги, вычленить и запомнить нужную информацию. Но я была магически сильнее дяди, мне было по силам пройти там, где ему приходилось отступить, так что когда я стала старше — он начал делегировать. Вот тут я начала сопротивляться всерьез. Это сейчас я понимаю значение слова “подельники”, а тогда мне казалось, что если я сама никуда не влезаю, то я как бы и не причем, ну что, что я что-то принесла в дом или из дома хозяев? Но когда своими руками вскрываешь сейф, иллюзия непричемности не выживает. Я то устраивала истерики и скандалы, то пыталась договориться и пробовала объяснить, что мне страшно и я не хочу и не буду… Знаешь, по-моему, дядя просто вошел во вкус. С моим магическим даром он мог позволить себе более ценную добычу, чем без него. И идея снова умерить аппетит ему не нравилась. Так что уговоры не работали, а требования… Это всегда заканчивалось одним и тем же. Вот я чего-то требую, зная, что я абсолютно права и так будет правильно — а вот я уже рыдаю, чувствуя себя дрянью, виноватой вообще во всем, и что хорошо, а что плохо, вообще не понятно. Мне кажется, он мог бы кому угодно доказать, что белое — это черное, и ему бы поверили.

Меня потряхивало, и я, отчаянно надеясь, что Вив не заметит, что у меня дрожат руки, поставила чашку на стол. С силой растерла лицо.

Приди в себя, Кэсс!

Смотреть на Вива было стыдно.

— Ладно. Буду сворачивать этот эмоциональный стриптиз, — я улыбнулась, надеясь, что улыбка не выглядит жалкой. — Когда нужные сведения были у дяди в руках, он решал как ими распорядиться. Ты знаешь, что за сведения о бизнесе с одинаковой охотой платят и конкуренты, и партнеры бизнесмена? А еще можно не искать покупателя, а слить информацию, и заработать на падении или скачке акций предприятия. Или наоборот, запустить дезинформацию, и заработать на этом. Дядя обожал разглагольствовать о таких вещах. И хотя старался держать меня подальше от любых конкретных имен, чтобы я не вылезла вдруг с какой-нибудь самодеятельностью, удержаться и не покрасоваться своим интеллектуальным превосходством над всеми вокруг было выше его сил. Не знаю только, почему, несмотря на все дядино интеллектуальное превосходство, жили мы, паразитируя на тех, кто был менее умен, но все равно более успешен!

Сарказм пропал втуне. К Виву он не относился, а к дяде… Дяде я его все равно никогда не посмела бы высказать.

— Ну, а потом появился Микк. Когда-то мы были соседями, еще до всего этого, в Гловере. Тогда мы особо не общались, нас даже приятелями назвать нельзя было бы — так, знакомые. Его родители переехали, не знаю почему, кажется, потому что его отец поменял работу. Встретились случайно на очередном пафосном курорте, куда дядя таскался как на работу за знакомствами и сведениями, и зацепились. Он был словно мостик из прошлой жизни, когда родители были еще живы и все было хорошо. И он стал моим другом.

Рассказывать Виву про Микка было странно.

Как будто я выдаю новому парню личные секреты предыдущего.

Впрочем, дело, на самом деле, вовсе не в том, что Микк был моим парнем — главное, что он был моим другом.

— С его появлением я словно вынырнула из воды, и поняла, что у меня больше никого нет. Что Микк — единственный человек, пробившийся ко мне со стороны. Всё остальное пространство вокруг меня занимает дядя.

— Ничего удивительного, — подал голос мрачный Вив. — Такие типы, вроде твоего дяди, не терпят конкурентов. Странно, что он этого твоего Микка до тебя допустил!

— Да дядя бы и его выжил, если бы смог. Просто мне нужна была эта дружба, и впервые в жизни я по-настоящему пошла наперекор дяде — не в словах и спорах, а в поступках. Нарушила его прямой запрет, сделала по-своему, и выдержала его гнев. И тогда наверное, это был первый момент, когда я выяснилось, что могу его выдерживать, хоть я этого тогда четко и не осознавала. Потому что дядя не отступился и продолжал орать, беситься, капать на мозги. Но мне было все равно.

— Дружба… — проворчал Вив, смешно скорчив нос. — Так и говори: первая любовь. Что я, совсем козел, ревновать к прошлому? А ты молодец, что смогла. И что выдержала. Ты очень крутая, Кэсс.

Я неловко улыбнулась, отвела взгляд: ну да, крутая. Ага.

Понятно, что Вив старается меня поддержать. И это приятно. Боги, да у меня слов нет, какое огромное облегчение я испытываю от того, что Вив меня понимает и старается поддержать!

Но… Крутой я себя не чувствовала. Как и молодцом.

Хотя от того, что Вив нормально отнесся к рассказу про Микка, спокойно воспринял эту часть истории, дышать стало ощутимо легче.

Вернее… я видела, что он приревновал, да. И, не скрою, это было мне приятно. Но то, что он держал эту ревность в узде, было еще приятнее.

— В общем, после того, как мы с дядей в очередной раз переехали, наши отношения не распались — хотя дядя очень этого хотел бы. Уверена, в том числе и из-за Микка он в тот раз потащил меня аж на другой конец страны. Но вышло только хуже для него: мы с Микком стали ездить друг к другу. Выбирали какой-нибудь город между нами, и ехали друг другу навстречу. Дядя был в ярости. Два-три раза в месяц я уезжала из дома на сутки, а то и на уикенд полностью. Ты не представляешь, как он неистовствовал: еще бы, у нас ведь дела, риски и тонкий дядин расчет, а “эта курица мотается по мужикам!”. Помешать он мне не мог. Один раз лишил карманных денег и запер — я отказалась выполнять его задания. После этого физически препятствовать моим отлучкам он не рисковал. Что не мешало ему устраивать мне персональную преисподнюю перед поездкой и по возвращении. И во время нее — тоже. Отключать телефон мне тогда не хватало смелости. Впрочем, справедливости ради, думаю, родители Микка тоже испытывали мало радости от этой ситуации.