Глава 4-6. Хочу домой
Дверь со страшным грохотом ударилась о стену.
– Что случилось? – испугалась продавщица, вытирая руки о фартук.
– Ох! Теть Вер, простите, не рассчитала.
Продавщица продолжала смотреть на Алсу с интересом, ждала, когда девушка подойдет к прилавку. Алсу приблизилась быстрым шагом, по пути открыла телефон, показала фотографию Кости Сидорова.
– Теть Вер, а такой принт на торт можете сделать?
– Красавец, – горестно вздохнула продавщица. – Скинь мне на телефон. – А чего написать?
– С днем рождения.
– Тебе когда?
– Срочно!
– Срочно не получится. – Продавщица раскрыла стеклянную дверцу холодильника, со второй полки потянула коробку, поставила на прилавок, откинула крышку.
Честно говоря, Алсу не думала, что так бывает. И разумеется, удивилась. На торте был портрет какого-то книжного красавца: волевой взгляд, губы поджаты, красный камзол, расшитый золотыми нитями. Даже обсыпанный кокосовой стружкой он выглядел эффектно. На Костю Сидорова не очень похож, но что-то близко и рядом.
– Нравится? – довольно произнесла тетя Вера. – Вчера сделала по книге «Дракон на поводке». Хотела сама съесть. – Погладила себя по круглому животу. – Но одной как-то не то. И все-таки это несправедливо, что молодым все, а мне нет. Я вот, Аистенок, замуж хочу. А никто не берет. Поболтать не с кем.
– Да ладно, – не поверила Алсу, – У вас же тут толпы. Трасса рядом.
– Вот именно трасса. Заскакивают на обед, пару слов квакнут и вновь несутся дальше. Проносятся, как мои годы.
– А вам сколько?
– У меня юбилейный год, – снова пригладила тетя Вера свой живот. Ажно шестьдесят осенью стукнет.
– Тогда ищите жениха на остановке или в очереди к стоматологу.
– Да уж! – хрюкнула продавщица.
– Или на кладбище.
– Уже хоронишь?
– Вдовца можете встретить.
– Ага, – улыбнулась продавщица. Я прошлым летом одного такого узрела. Могилка его жены аккурат против моего брата. Он ей цветочки, камушки, красиво так грустит, плачет. А сам еще ничего, вот как этот с тортика. Поплакал он, значит, и пошел на выход, а я за ним. Попрошусь, думаю, в попутчики, с кладбища по-другому никак, шлёпать и шлёпать. Выходим за ворота, он к своей машине, я за ним, а из машины трое выскакивают. Не поверишь, три телки, одна краше другой. Вот такой, блин, финт. Торт брать будешь?
Алсу заплатила за торт, вышла из магазинчика. Посмотрела на часы и ужаснулась, – до отправления школьного автобуса еще два часа. Поплелась на остановку.
Вскоре подошла девица в леопардовом пальто:
– Давно ждешь?
– Минут пять, – ответила Алсу.
– Фигово. Тебе куда?
– До Растрепши.
– По пути. – Девица вышла на обочину, принялась голосовать.
Быстро остановилась «шестерка».
– Вероничка, – выглянул водитель. – Садись.
– Я не одна.
– С подругой?
– Не.
Водитель взглянул на Алсу, чутка офигел, картинно прижал руку к груди:
– Прошу прощения, красавица, но я однолюб.
– Ты, Федька, циник и бабник, – засмеялась Вероника и устроилась на пассажирском сиденье.
Укатили.
Пришлось Алсу тащиться пешком.
По обочине пылила лошадка, запряженная в телегу.
Пасечника Махмута знали все в округе, и он знал всех. Махмут был приветливым и общительным, с готовностью делился последним куском хлеба.
– Тпру, милая, стой, говорю, – притормозил лошадку Махмут, кивнул Алсу. – Что ж это ты пешочком? – шутливо попрекнул. – Утрасим (садись)! Ножки белые поранишь.
Дождался, пока Алсу устроится, дернул поводья.
Лошадка тронулась с места. Резиновые колеса телеги легко зашуршали по обочине.
– Угощайся, – Махмут открыл коробку, достал банку с медом. – В этом году славный получился.
– Спасибо. Но я как-то не очень голодна, – честно призналась Алсу.
– Да не стесняйся ты. Я ж от души.
Захотелось услужить старику, сделать приятное. Алсу благодарно улыбнулась, поднесла банку ко рту и стала с усердием глотать тягучую жидкость. Не то чтобы она любила мед до такой степени, чтобы опростать пол-литровую банку за один присест, но ей почему-то показалось, что это порадует пасечника.
Пасечник вылупил глаза.
– Однако… будь здорова! Никто еще так не ценил мой мед. Ну прям как золотой. Якши кыз (красивая, хорошая девочка). Если ты так мед ешь, как же ты работаешь? Был бы у меня еще сын, сосватал бы не глядя.
И вдруг старик затянул песню. Алсу не знала этого языка.
А лошадка, кажется, знала, прядала ушами, тихо фыркала, по бокам метала хвостом. Свернули с трассы к дому Алсу. Она хотела остановить старика, но он только плечом дернул, запел заунывнее. Телега катила с горки, а за ними по дороге следом продолжала клубиться пыль.
Кепочка деда сбилась на затылок, обнажив морщинистый, неправильно загоревший лоб. От собственной печальной песни его разбирала дрема, он с ней боролся, засыпал-просыпался, хватал вожжи, выкрикивал недопетые слова. Еще недавно ему было одиноко, а теперь он был доволен, как тогда в детстве, когда от пуза напивался кумыса, до отвала наедался мяса. От такой обожратушки живот становился круглым, выпячивался из-под грязной рубахи и тихо булькал, матери на радость. Она щелкала по пузику искривленным из-за тяжелой работы пальчиком, обнимала сына и радовалась его сытости.
Чуть не проехали мимо. Алсу разбудила старика, спрыгнула с телеги.
– Твое? – протянул дед тортик.
– Хотите?
– Не, у меня полная телега сладостей, – отказался дед и стал разворачивать лошадь – Уж я тебя!
Лошадь тыркалась-пыркалась-фыркалась – не справилась, застряла. Пришлось Махмуту слезать с телеги. Пошли сквозь высокую траву напролом.
Вскоре лошадь трусила обратно, Махмут шел следом.
Алсу удивилась, когда вдруг на земле увидела две банки меда.
– Дед Махмут! – закричала вдогонку.
Он шел, не оборачиваясь, вобрав голову в плечи.
– Спасибо!
Махнул рукой, задом впрыгнул в телегу, нашел бутылку воды, стал жадно пить.
Глава 5
Тортик с вишенкой
Дом был пуст. На столе стоял теплый чайник, на тарелке – куски колбасы, сыра. Мать принимала гостей? Это немного напрягло. Вышла во двор, заглянула в сарай, баню. Везде глухая тишина. Напряжение переросло в тревогу. Стала искать записку, читать записи на перекидном календаре: хлеб, подсолнечное масло, колбаса, сыр… ничего нового, обычный список для магазина. Правда, появилась смесь цифр и непонятных символов, похожих на пароль. Эта абракадабра оптимизма не прибавила.
Поставила на плиту чайник, подошла к холодильнику и на дверце обнаружила тетрадный лист, примагниченный большой божьей коровкой: «Я скоро! Приду, все расскажу. Мама».
Так бы сразу. От сердца отлегло. Алсу вошла в свою крохотную комнатку, на пороге скинула туфли, платье, ощутила истинное блаженство: наконец избавилась от орудий пыток: вонючих тряпок, силикона, парика. Протопала к уголку, где располагалось подобие письменного стола – большего в деревенском доме разместить не было возможности – и поставила на стол пакетик с маленьким тортиком, открыла коробку, извлекла сласть, с полки достала свечку и спички. Примостив восковую палочку по центру тортика, запалила фитилек, и, напевая «Хеппи бездей ту ю… Костян», кровожадно откусила кусок, на который пришелся нос красавца.
Стала жевать. Как она ненавидит Костю Сидорова! Всей душой! Всеми мозгами!
С волками жить – по волчьи выть.
Мама говорила: «Потерпи чуть-чуть, перебесится, успокоится. Тут промолчим, там справимся. И начнется у нас новая жизнь!»
Откусила красавцу правый глаз.
– Что празднуем? – зашла в комнату мама. Она была в свободных голубых джинсах с завышенной талией, белой футболке и бордовой клетчатой рубашке.
– Ты где была?
– Не волнуйся, – улыбнулась мама, коготком зацепила кусочек торта. – Провожала отца.