Серый взгляд Лиски замер, словно устремился в своё невесёлое прошлое:

– Он у нас дрова украл, всё что мы припасали. С дружками пришёл, когда морозы по весне чуть ослабли и всё, до последнего поленышка вынес. Я слышу, как у нас дрова в сенях воруют, хочу выбежать, а бабушка обняла меня крепко и держит; на дверь, закрытую, смотрит и шепчет мне: «Не надо, Лизонька, убьют тебя там! Всё хорошо у нас будет, продержимся как-нибудь!». А потом…

С пушистых ресниц Лиски скатилась слезинка, но она быстро вытерла её тонкой рукой:

– Представляешь, я утром встаю – уже весна, но тепла ещё нет, солнце в полную силу не греет. В доме очень-очень холодно и печка потухла. Я ножками босыми по полу иду и уже замерзаю. Говорю: «Бабушка, бабушка, топить совсем нечем?». А она лежит – вся бледная и рот открытый, и не дышит…

Олег молча слушал и ломал в руках сухой хворост. Прерывисто вздохнув, Лиска продолжила:

– Мы жили ведь без общины. В родном Тепле мне одной не продержаться. Я же соплячка была – как целую избу мне потянуть, да запас большой сделать? Дура я была…

Сказав это, она с тоской улыбнулась, как будто перед глазами пронеслись все прожитые испытания:

– Решила счастья по свету искать. Думала, найду себе новое место, чтобы жить не в одиноком Тепле, а всё ближе к людям. Считала, что оседлыши добрые, приютят и пригреют.

– И как? Нашла добрых людей? – невесело спросил скиталец. Повисла тишина, лицо Лиски помрачнело ещё пуще прежнего. Но потом она вдруг улыбнулась и сказала ему лёгким голосом:

– А у меня всё хорошо! Как видишь – жива. Четыре Зимы сама прожила, без своего родного Тепла, так и хожу по общинам…

– Да не может быть так! – не поверил Олег. – В-наши-то времена, когда каждый кусок жратвы Зимой на десять частей надо растягивать, тебя ещё кто-то содержит? Как же ты находишь таких?

– О-о, это не просто, – значительно протянула девчонка. – Чтобы найти мне такую семью, надо всё лето стараться и не одну деревню пройти.

– Обязательно семью?

– А как же иначе?! Женщины по одной не живут, им целую Зиму не вытерпеть – силы не хватит, как бабушке. Женщинам в наши дни так тяжко приходится – ты себе не представляешь! Обижают нас разные сволочи, не ценят нашего доброго сердца! Редко, когда любовь в семье настоящую встретишь. Уж поверь мне – я насмотрелася. А к одинокому мужику я сама в избу не сунусь. Десять месяцев взаперти с ним сидеть – он, знаешь ли, не святой…

Такого Олег за свою жизнь не встречал – девчонка была ещё совсем молодая! Сложно было поверить, что кто-то возьмёт себе приживалку хоть на одну Зиму. Но Лиска его сомнений не замечала и продолжала рассказывать о своей сложной судьбинушке:

– Тут самое главное – не окараться. Ведь как с первыми холодами запрутся, так уже всё – ты в плену. Как ахнет на улице «шестирец», куда денешься? А никуда! В христианских семьях зимовать хорошо, там тебя трогать не будут, но работать заставят и скучно до одури! Знать надо молитвы, Ветхий и Новый Завет «от» и «до». Если христиане поверят, что единоверца пригрели, то беды не случиться. Вот и ходишь всю Зиму – глаза в пол, крестишься на красный угол по тридцать раз в день, да молитвы на коленях бормочешь. «Благослови, батюшка, пищу откушать», «Благослови, матушка, за стирку взяться» – ох скукота!

Лиска даже глаза закатила и откинулась от костра.

– Но бывает, что не так всё гладко выходит. Один раз я думала, что прижилась ну прямо отличненько! Молодая семья, только-только свадебку справили, а я к ним в избу сама напросилася. Думала, что парень теперь на жёнушке отдохнёт, а я буду жить, да добра наживать. По началу всё так и было – у них возня на полатях, а меня смех давит: я в Тепле, да не тронутая. Но до весны ещё два месяца надо было терпеть, а у молодухи живот стал большой. Ну, сам понимаешь, много кто летом свой день рождения справляет. Парень подходить к ней боится, всё больше на меня псом голодным поглядывает. И вот однажды ночью пришел ко мне и начал жаться поближе...

– В одной избе, да при живой супруге?! А ты чего? – поразился скиталец.

– А чего делать? Ведь если я его не уважу, он меня на улицу выгонит. К тому же, молоденький был, да красивенький. Я его обняла, а тут слышим – с полати плачь тихий – жена его не спала и всё видела. Засовестился муженёк – от меня сразу к ней. Да только дело стало к худу клониться. На улице «полтинник», я никому не нужна, молодуха на меня зверем смотрит, а парень всё больше изводится. Тут поняла я, что скоро меня на снег выгонят и даже не спросят, куда я пойду. Причём выгонит именно девка, она мужика своего уже начала подговаривать. У таких вечно виновата чужая разлучница, а не свой родной муж.

– И что, выгнали?

– Ха! Я ведь не дура: мне на морозе погибать неохота. В одну из ночей он опять ко мне заявился: злее ползёт, да настырнее. А я уже знаю, что жена его опять не спит и подслушивает, тихонечко причитать начала: «Пусти!», «Не хочу!», да «Не надо меня, сироту, обижать!». Девка – опять слёзы лить, он и в этот раз отскочил. Да только с тех пор хозяюшка ко мне изменилася. Она меня жалеть начала – обнимемся мы с ней, да слезы льём над своей бабьей долей. А парень у нас ходит в злодеях: две бабы против него, он хвост и поджал. Так я до конца Зимы в том Тепле продержалася.

– Лихо, – удивился Олег. – И что, ценой слов тебе от всех бед уйти удаётся?

Лиска грустно потупилась:

– Не всегда… жизнь большая, на всё ума не хватает. Да только девичий стыд – до порога, переступила и сразу забыла. Главное ведь не замёрзнуть, продержаться возле чужой печи, да на даровых харчах.

Она замолчала и упёрлась подбородком в поджатые коленки. Лиска смотрела, как трещит огонёк их небольшого костра. Олег задумался, внимательно изучая попутчицу. И не скажешь, что ей шестнадцать Зим почти стукнуло, а столько пережила. Мир и на этом маленьком существе отыгрался, но холода не сломали Лиску. Даже одна во всём белом свете она продержалась и… может быть принадлежала к тем, кого он искал.

– Дедушка, а ты правда скиталец? – вдруг спросила девочка у Олега.

– Правда, хотя больше нас не осталось. Когда лето было короче, люди сидели на одном месте, в Тепле, и друг к другу почти не ходили – можно было потерять родной дом, или в срок не вернуться. Холода приходили скорые и надолго: лишний день в пути, и ты уже замерзаешь. Только скитальцы несли новости людям, мы ничего не боялись, потому что ничего не имели. До самых лютых морозов брели по дорогам, пока Зима не заставит в какой-нибудь щели укрыться.

– Сейчас всё по-другому?

– Да, лето теплеет, мир людей возвращается к жизни. Смешно сказать, даже деньги появились, торговля – о таком ещё Зим двадцать назад никто думать не смел, а теперь… теперь никому продавать сказы.

– А я бы хотела... – начала Лиска робко.

– Чего?

– Я бы хотела научиться как вы – всё подмечать и говорить очень складно. Это бы мне пригодилось. Не скитальцем быть, но уметь то, в чём вы хороши.

Она с надеждой глянула на Олега, и тот задумался. Он с минуту молчал, размышляя над желанием Лиски, но потом спросил совсем про другое:

– Так значит, ты в Чуди себе место на Зимовку искала? А что дальше думаешь делать?

– Разве не ясно? За тобой увязалась, значит мне туда же, куда и тебе. Или правда меня в лесу бросить хочешь?

– Будешь чужие вещи таскать и врать на каждом шагу – точно брошу, – без шуток ответил скиталец. Лиска поджала губы и начала сверлить его настороженным взглядом.

– А куда же ты собираешься?

– Я в Китеж иду, а это не ближний свет – самая далёкая община во всём Поднебесье.

– Так зачем же в такую даль ноги трудить? – не поняла Лиска.

– Тебе важно?

Она хотела спросить, но не стала. Посидев в неуютном молчании, Олег первый вернулся к затихшему разговору:

– Человека мне надо отыскать в Китеже, дело к нему есть – большое, важное дело. От этого, может быть, вся судьба моя, да и не только моя, перевернётся. Но до Китежа ещё Тавриту и Дом пройти надо. Где хочешь, там и расстанемся.