Аляскинские стансы Количество воды, нас разъединяющей уже не измерить в литрах или бассейнах. Живущий здесь и постепенно тающий лёд постоянно добавляет погрешность к любому числу. А рассеянный, мягкий свет память о красках юга сводит почти на «нет», каждую малость градуса отсчитывая от полярного круга. Здесь корчма у дороги носит название «гранд-отель», Но хозяин-повар не вызывает стряпней восторг. Как и почва не прощает босой ноги, предпочитая ботинок, или, лучше, сапог. Тут, где злая метель просто отошла, временно, и стоит, смотрит, сжав кулаки высоких гор, покрытых материалом, из которого изготавливают забвение. Здесь из нор вылезающий по весне всякий зверь торопится размножаться, не зная что есть «любовь»? И не понимая, почему я теперь грущу о тебе, оставленной в других широтах. Всё, что отсюда ни сообщу, покрывается коркой льда, отчего тебе становится холодно в коротких шортах, а слова просто добавляются к расстоянию в никуда. (17.07.12) Santa Сruz 1 Под вечер солнце – пир для глаз над океаном. На радость телу – под ступнёй песок. Здесь пеликаны всходят караваном, и рвано облако лучом наискосок. Лесок прибрежный над коварным спуском штормами погнут. Корни воздух плещут. А узкая тропинка по обрыву шепчет серпантином между плеч холма. Тут можно устриц зацепить на пирсе рядом. Тут молодость и старость, обе прямо равняются на бронзовый закат, чья мгла прозрачна в долгом переходе из света в тьму. И, неподвластна слову и уму, здесь гордость бытия сдалась природе. 2 На задворках вселенной и небо без туч, и вкуснее вода из ключа. Луч закатного солнца смеется в твоих волосах. Не канючь ни про театр, ни про интернет, пожимая загаром плеча, заказавши обед на дешевой посуде с отбитой каёмкой. Прими: здесь минута длиной в полчаса, здесь никто никуда не спешит, а за кромкой прибоя нет времени вовсе. О смятении души ты не комкай слова, лучше просто молчи. Пусть волна замывает оставленный след. За калиткою мира нет смысла в вопросе — альбатрос про ответ на закате кричит. (14.04.18) Осенний этюд
Ранняя калифорнийская осень. Жёлто-красным подернут дальний вечнозелёный холм. Колосья пожухлой травы, не пришедшиеся на корм, на переднем плане. Трос, брошенный при строительстве хором — на концах крюки. Пауки сидят в своей паутине. Вьюки, нагружены на авто-верблюда. Над блюдом маленькой пустыни — в зените солнце. Покоцаная, жмётся тень засохшего куста к краям картины. Переезд – негрустная разновидность похорон прошлого. Пожившие, неспортивные меняют дом, поплоше, на новый дом. Мои кисточки устали рисовать расставание. Повествование цвета лишь маскирует чёрно-белую суть контуров временной клетки. Цветные выточки осенних красок на летнем фоне, как незнакомые люди. Не обессудь — это будущие голые ветки. Ничего потом не вспомнить. (28.10.19) Вид на Руан Соборная площадь. Дождь. В высоком окне напротив стоящего дома — Клод Моне. Он рисует дрожь резьбы на камне. Холст весь в огне. От собора, по улице, лет за пятьсот до Того, катится телега. В ней девчонка. Оковы, зацепленные за дно. Смотрит волчонком. Затравили. Нет времени для побега. Так суждено. Рынок плещется вокруг развалин церкви. Новая стоит рядом. Крыша языками пламени стучит в небо. Создателя с тех пор давно отвергли. Лишь ангелы на карнизах – армиями. На базаре так же торгуют репой, томатами, рыбой и, конечно, сырами. Мы бредём, пробуем, один, другой, третий. Вокруг люди с торбами. оставляют отметины на времени, происходящем с нами. (25.10.14) Сентябрь в Палмеле Сентябрь в Палмеле. Стены замка над облаками тумана парят отдельно от его основы – крутой горы. Руки хватаются за объектив. Глаза, ища ракурс, на самом деле, находят аперитив из мускателя, что обжигает ряд из мыслей о делах, забытых до поры, далёких, как тот парус, черкающий волну залива, на пределе, доступном взору. Сквозь гомон детворы, что оживляет вековые камни, вдруг ржание лошади — туристский фаэтон, бредущий в гору. Отдача эха в кельях бывшего монастыря. Я чувствую себя здесь в панораме времен, как их хранитель, строго говоря, не потому, что помню прошлое, а потому, что я есть прошлое, зависшее на нити в настоящем, с надеждой, что не зря. Переживать о преходящем, не пропуская мимо стильный сарафан, подрезанный в капризе моды. Босую пару стройных ножек вниз к шлепанцам, к клюющим крошки грязным голубям, слетевшим с ветки. Свиданья место – полоса под знак сигнала перехода. «Ах да, сеньор, – миндальные подняв глаза, — монетки не бросайте никогда в сухой фонтан». Природа умерла, улыбка сжалась в строчку. Я опускаю руку. Чем-то точно западные побережья континентов схожи. Жара спадает. Прикуриваю трубку. Ветер перелистывает кожу. (08.09.16) |
