Били недолго. Закончив экзекуцию, слуги прогнали парня пинками и тут же разложили на козлах следующего. Тоже такого же доходягу. Снова взметнулись плети… Опять пинки. Следующий!

Палачи работали, как на конвейере, что не вызывало никакого видимого протеста. Привыкли! Похоже, у бауэра так было заведено – наказывать по утрам за вчерашние грешки. Стимулировать быдло к работе. Потому и били не в полную силу – чтоб людишки не валялись, не бездельничали, чтоб могли работать. Толстяк-хозяин вел свое дело расчетливо.

Покончив с экзекуцией, все дружно принялись кланяться и молиться, крестясь на маячивший не так уж и далеко замок. Даже цепные псы, взметнувшиеся было с лаем, на время притихли.

– Собаки, – откидывая упавшую на глаза челку, прошептал Гинтарс. – Как бы нас не…

– Не почуют, – Довмонт ухмыльнулся и поправил на голове подшлемник. – Ветер от нас. Следите за дымом!

– Кунигас? – встрепенувшись, Гинтарс показал взглядом на росшую невдалеке липу, высокую, с золотистой густой кроною и толстыми раскидистыми ветвями.

– Лезь! – разрешил князь. – Но помни. Если сорвешься – падай без звука.

Кто-то хмыкнул – воины оценили шутку. Парнишка тоже улыбнулся и, поднявшись, исчез за кустами.

Через пару минут где-то наверху закричала сойка.

– Приготовились! – приказал Довмонт.

Спрыгнув с липы, Гинтарс подскочил с докладом:

– Там черный дым. За замком! Я видел.

– Очень хорошо! – князь потер руки. – Еще немного выждем – и выступаем.

Кто-то из молодежи не понял:

– А чего ждать, вождь? Сразу налетим и…

– Пусть немцы отправят отряд на помощь горящей усадьбе, – терпеливо пояснил Довмонт. – Кнехтов, а то – и рыцарей.

– А они отправят?

– Отправят! Должны же они земли свои защищать?

Снова все затихли и принялись ждать. Юный Гинтарс в нетерпении жевал соломинку. Кто-то кусал губы, кто-то сопел. Азарт близящейся схватки уже выбрасывал адреналин в кровь, так, что терпеть уже почти не осталось сил, и, если б не строгий приказ кунигаса… Скорей бы! Скорей.

Между тем на усадьбе закончили молиться. Крестьяне разбредались по работам. Кто-то, закинув на плечи грабли и косы, направился к лугу, кто-то ошалело забегал по двору. Из конюшни вывели лошадей, запрягали в телеги.

– Сейчас они разбредутся и…

– Вперед! – надевая шлем, негромко вымолвил князь.

– Вперед, – пронеслось по «цепочке».

Звякнули кольчуги. Взметнулись воины в седла. Всхрапнули кони.

Вперед!

Утреннее солнце отражалось в сверкающих шлемах, плясало золотистыми отблесками на щитах. Ветер развевал зеленые плащи литовцев, холодил покрасневшие от нервного напряжения щеки. Небольшой отряд нальшанского князя, рассыпавшись цепью, мчался прямо по засеянному полю. Это ведь было чужое поле. Более того – вражеское! Чего и жалеть? Да что там поле – и людишек не жалко. Враги ведь. Враги! Не только рыцари, но и те, кто им служит.

Вперед, и никаких сомнений. Вперед!

Первыми под мечи литовцев попались воинские слуги бауэра. Те самые дюжие молодцы, только уже не с плетьми, а с рогатинами. Без мечей, меч – оружие дорогое, рыцарское. Зато – широкие ножи, палицы, вернее – окованные железом дубинки. Одна такая полетела прямо в князя, но тот вовремя прикрылся щитом. Щиты в набег взяли «татарские», круглые – не такие тяжелые, как треугольные, вытянутые в длину, те, что обычно использовали как в Литве, так и в ордене, и много еще где.

Бухнула по умбону дубинка. Увесистая, едва руку не отбила! На всем скаку Довмонт раскрутил от плеча шестопер, метнул, угодив вражине в голову, прикрытую слабеньким шлемом – круглой, с широкими полями, каской, какие носили кнехты. Сорванный мощным ударом шлем покатился по жнивью, весело сверкая на солнышке. Парняга пошатнулся в седле, и скакавший рядом с князем Гинтарс швырнул в него сулицу. Зря! Не вырос еще, сил-то маловато. Хотя – попал, угодил врагу в грудь, прикрытую кожаным панцирем. Конечно, не пробил, но заставил противника пошатнуться, и подскочивший Довмонт тут же взял парнягу на меч. Удар наискось, по шее, так, что отделившаяся от тела голова скатилась с плеч, словно кочан капусты! Покатилась, подпрыгивая и очумело вращая глазами. Наверное, ругалась – еще ведь какие-то мгновения жила. Обезглавленное тело врага, фонтанируя кровью, выгнулось в стременах, обезумевший конь понес его к лесу.

– Бей! Бей! – радостно кричали литовцы. – Слава Перкунасу!

Никакой схватки, по сути, не было. Так, избиение. С воинскими слугами бауэра справились быстро. Кого догнали – перебили, кто успел – разбежался. На усадьбе затрубил рог, это было не то чтобы поздно, но бесполезно. Из замка уже выслали воинов на помощь той, дальней, усадьбе, где хозяйничал Любарт. Коему было строго-настрого указано налететь саранчой, все пожечь и тотчас, не дожидаясь крестоносцев, скрыться. Любарт дураком не был, а значит – исполнил все в точности. Правда, в замке могли отправить резервные силы. Как раз на этот случай и сидел в засаде белокурый Альгирдас-Ольгерд.

Все разграбить, пожечь, потравить посевы – и немедленно скрыться. Такая вот была нынче тактика. Чтоб горела под ногами тевтонцев захваченная ими земля! Терзать усадьбы, не вступая в открытое столкновение с гарнизонами многочисленных орденских замков. Чтоб немцам стало не до Жемайтии, не до Литвы. Чтоб ходили да оглядывались, с опаскою.

Из барского дома раздался истошный женский визг. Воины князя за косы вытащили на крыльцо полуголую девку. Совсем еще юная, светленькая, та верещала, вырывалась и пыталась хоть кого-нибудь ударить.

– Не увлекайтесь, – с усмешкой предупредил князь. – Что с хозяином?

– Насажен на копье! – кто-то из воинов засмеялся. – С хозяйкой и дочками… Их пока не убили. Да и эту… Мы уступим ее тебе, мой кунигас! Смотри, какая красотка!

Девчонка и впрямь выглядела вполне симпатично. Светлоокая блондиночка с тонкой талией и упругой грудью. Личико приятное, но испуганное, точнее – искаженное смесью ярости и страха, но в общем и целом – вполне даже ничего. Таких девок только на хлеб намазывать да кушать с хрустом и смаком! Впрочем, можно и без хлеба.

Язычник нынче взял верх! Довмонт ухмыльнулся:

– А что ж?

Спрыгнув с коня, князь взял девчонку за подбородок:

– Коль хочешь жить, так будешь ласковой, дура!

Насчет «жить» он, конечно же, пошутил. Богам ведь тоже нужно что-то дать. За успех в набеге! Такую красотку – в самый раз. Диевасу и Перкунасу. Хотя нет – на двоих богов одной мало…

Кто-то вдруг бросился на кунигаса, едва не сшиб с ног! Довмонт краем глаза увидел опасность, уклонился, выхватил меч…

Литовцы тотчас же схватили какого-то растрепанного молодого парня в рубище, вырвали из рук оглоблю.

– Ты кто таков? – недобро прищурился князь.

– Простой слуга, раб, – парень зло сверкнул очами.

– Раб, говоришь? Так почему защищаешь хозяев? Мало они тебя пороли?

Державшие парня воины при этих словах рассмеялись.

– Я думаю, ты ненавидишь хозяев, так?

– Да, ненавижу. Всех убил бы. Кроме нее.

Плененный раб дернулся. Юное лицо его пылало злобой, падала на глаза белобрысая челка. Этот всклокоченный парнишка вдруг показался знакомым… не Даумантасу, нет – Игорю! Где же он его видел? Где?

Каунас! Точно в Каунасе. Маленькая, выходящая к Неману улочка, дом с палисадником, молоко. Белобрысый мальчишка в зеленых шортах. Арунас. Да, так его и звали – Арунас. Он еще про тетку узнать помог… или не помог… но все равно – славный парнишка.

– Как твое имя, лив?

– Айринас. И я не лив, а жемайтис.

– Жмудин, значит? – князь перешел с ломаного немецкого на литовский.

– Пусть так – жмудин. Не убивайте ее, молю всеми богами! – неожиданно взмолился парнишка. – Что хотите для вас сделаю… Хотите – в замок тайными тропами проведу?

Довмонт искоса посмотрел на девчонку, уже растерявшую весь свой пыл. Скривилась, бедолажка, вот-вот заплачет.