Вставши же, не обнаружил своего спутника, Йормаса. И куда делся проклятый литовец? Хотя… он же вчера что-то про Копорье выспрашивал… про Нарву… Значит, ушел-таки… Даже не попрощался морда! Ну, да и черт с ним, уж теперь-то Дормидонт Иович должен действовать сам, уж теперь литовец – помеха. Вот и хорошо, что ушел.

Черт! Серебро! Уф-ф… на месте, в поясной суме и вот, в поясе… И все равно, такое чувство, будто чего-то не хватает… Да все ли на месте-то? Нож – вот он, браслет златой – тоже на запястье блестит, перстни… Кольца нет! Да-да, того самого, серебряного с подписью «Двмнт кнз» – подарка князя! Цены-то, конечно, небольшой – серебра мало – да при случае похвалиться можно было бы… Так, значит, литовец украл! Снял во сне осторожненько, гад лесной, да был таков! Ищи его теперь… Ну, собачина!

Выйдя на крыльцо, Дормидонт сплюнул и выругался. А потом задумался: чего ж тогда литовец перстни не снял? Хорошие, золотые… На пустяшную серебряшку позарился! Или… или просто слетело с пальца кольцо, так бывает. Зацепился где-нибудь – не заметил. Ибо если б сняли – так и перстни б тоже. Так что на литовца грешить – дело пустое. Себя надо ругать…

– О чем задумался, господин хороший?

Вздрогнув, предатель обернулся – позади стоял… Флегонтий Рыло, почтеннейший негоциант, людокрад и работорговец!

Значит, не обознался вчера…

– Здрав будь, воевода, – улыбнулся Флегонтий. – Не спрашиваю, каким ветром в Дерпт занесло – все мы судьбою гонимы. Как говорили когда-то гордые римляне – мобились ин мобиле – подвижный в подвижном!

– Всегда знал, что ты умный человек, Флегонтий, – Дормидонт кисло скривил губы и потеребил рыжеватую бороду. – Правильно сказал – судьбою гонимы. Вот именно. Рад был повидать, ныне же – пора мне.

– Постой! – людокрад без всяких церемоний взял воеводу под локоть. – Мне б с тобой переговорить, Дормидонт Иович. Дело может быть выгодным…

– Что ж, поговорим… Эвон, может, на улице? Без лишних ушей.

– И то верно, друже, и то верно…

Дормидонт не стал отказывать, знал – Флегонтий прекрасно умел делать деньги (на Руси говорили – «куны» или «белки») буквально на всем, не только на торговле людьми. Правда, шел и на риск, бывало…

Оба покинули постоялый двор чуть ли не под ручку, как самые лучшие друзья. Встали под березкой.

– Мне нужно кое-что вызнать в Плескове, – как всякий деловой человек, Флегонтий Рыло не любил тратить время на предисловия. – У тебя ведь остались там связи… А, Дормидонт Иович?

– Ох… сколько уж лет прошло…

Вот соваться во Псков – себе на погибель! – воевода категорически не собирался ни за какие деньги (куны, белки, ногаты… даже за «тяжелые» немецкие пфенниги!»). Узнают ведь, обязательно узнают! И что тогда? Как объяснить воскрешение из мертвых? Иное дело – Ромашково… Там тоже узнать могут, но там надо забрать свое! Там риск оправданный, во Пскове же – вилами по воде… Однако интерес Флегонтий проявлял непраздный! Он вообще никогда ничего просто так не спрашивал.

– Уж и позабыли меня все… Да и во Псков я не собираюсь, упаси, Господь… Но людишек припомнить могу… Тебе кто нужен-то?

– Тех, кто имеет вход в крепость, на стены. Дружинники, тиуны… даже простые слуги сойдут…

– Ну-у, простых-то на стены – да и в Кром – и на перелет стрелы не подпустят! Меня вон, тоже не взяли…

– Жа-аль… могли бы неплохо заработать… Ладно, пойду… Извиняй, что отвлек…

– Да погодь ты!

На этот раз уже воевода схватил людокрада под руку и, подозрительно зыркнув по сторонам, понизил голос:

– Есть один человек… должничок мой. Сам он, правда, в Кроме не бывает…

– Ну-у-у…

– Однако знает тех, кто бывает… и очень даже хорошо! Нехлюд-людин, служка в корчме на Горшечной улице… Знаешь, там такой плетень еще…

– Знаю!

– В корчме той литовское пиво варят… Многие из дружины захаживают.

Выслушав, Флегонтий недоверчиво качнул головой:

– Нехлюд-людин, говоришь? Ну, хоть так…

– Не, господин… Не за так!

– Да, понял я, понял… – торговец торопливо достал монеты… – Так что за должок-то?

– Двадцать пять кун!

– Ого! Так он деньги, стало быть, лю-юбит… Ну, а ты, друже, коли вдруг передумаешь… Справишься обо мне на постоялом дворе у Варвухи.

– У пристани который? Ну, на Великой…

– Там.

Простившись, прохиндеи разошлись в разные стороны. Бывший воевода направился обратно на постоялый двор, выяснять, с кем бы можно добраться до псковского Приграничья, работорговец же зашагал по булыжной мостовой в направлении рыночной площади Дерпта – Юрьева – Тарпату… Да на полпути свернул в узкую кривую улочку, где на первом этаже одного из домов располагалась аптечная лавка. Распахнув дверь, остановился у широкого прилавка, дожидаясь, когда разойдется народ.

Сильно пахло полынью и еще какими-то целебными травами, на полках, в разноцветных стеклянных банках виднелись какие-то снадобья и порошки, к сводчатому низкому потолку было подвешено чучело летучей мыши с зелеными бусинками – глазами…

– Что вам, герр Николас? Ах, для супруги… Возьмите вот, для зубов… А вот персидские белила! Очень хорошие… Сурьма для бровей, румяна… Вам завернуть? Три пфеннига…

Аптекарь больше походил на воина, причем не на простого, а, скажем, на сержанта епископальной стражи или даже на рыцаря! Одет соответствующе: башмаки свиной кожи, узкие штаны, добротная, темная, с зелеными зубчатыми отворотами, куртка, наборный пояс.

Лет тридцати пяти, мускулистый, поджарый, он двигался легко и бесшумно, словно вышедший на охоту гепард. Узкое волевое лицо, черные волосы, усы и черная же небольшая бородка. Несмотря на любезности, чувствовалось, этот человек способен на многое! Впрочем, открыть с нуля аптеку в Дерпте – это тоже о многом говорило.

– Большое спасибо, герр Райс!

– Всегда рад! Заходите… Вам, госпожа Фельдман, как всегда, болеутоляющее? Рекомендую заварное снадобье из беладонны и жабьего жира. Не бойтесь, не отравитесь – беладонны там мало… Что-что? Ах, особенный жир… Да, пока, знаете, нет… Кого-кого повесили? Двух подозрительных бродяг… А когда? Ах, недавно… Что же это я пропустил… А, верно, был в отъезде, за травами… Ну, раз есть повешенные, тогда скоро будет и жир, всенепременно! Обязательно для вас отложу, госпожа Фельдман, заглядывайте на днях. До свидания!

– До скорой встречи, любезнейший господин Райс!

Остался один покупатель – мальчишка. Вроде не оборванец, но и не из бюргеров, скорей, слуга в зажиточном доме…

– Тебе чего, парень?

– А мне бы… А меня… Хозяйка послала… А я и забыл – зачем! Вот будет мне…

– Ох, ты ж, бедолага! А кто хозяйка твоя? Часом, не фрау Метцель?

– Она!

– Ну, тогда – вот! – ухмыльнувшись, аптекарь поставил на прилавок небольшой пузырек густо-голубого стекла, почти что и непрозрачного. – Египетская мазь от мигрени. Фрау Метцель только ее и берет.

– Ой…

– Два пфеннига, бедолага!

– Да! – мальчишка прям воссиял ликом. – Именно столько она и дала, господин аптекарь!

Так вот, сияющий, и вышел…

– Вам что, господин?

– Ну, здравствуй, Йозеф! – прищурясь, улыбнулся людокрад. – Давненько тебя не видал.

– И ты будь здоров, Флегонтий, – светлые, глубоко посаженные глаза аптекаря пристально уставились на посетителя. – Зачем пожаловал? Небось, хочешь предложить печень покойника по цене двух бочек пива?

– Не печень, но… есть разговор. Речь пойдет о Плескове.

– О Плескове?!

– Ого! Вижу, как заблестели глаза. Так поговорим?

– Поговорим. Я как раз собирался обедать…

Герр Йозеф Райс, наемный убийца, был когда-то послан литовским князем Войшелком во Псков – убить Довмонта. Несмотря на молодость, Йозеф уже тогда был человеком основательным и к делу готовился тщательно… Только, пока готовился, Войшелк оставил престол, а затем и вообще распрощался с жизнью. Наследовавшие же ему Шварн Данилович, а затем и Трайден к Довмонту относились ровно и финансировать убийство князя не собирались. Так что пришлось герру Райсу перебраться из Пскова в Дерпт, да заняться кое-какими делами, в том числе и в тесном содружестве с Флегонтием Рыло…