Снова поединок! На этот раз с рыцарем в синем плаще схватился плечистый бугай в короткой серебристой кольчуге и открытом шлеме с наушами, с круглым красным щитом с золоченой головою быка. Рослый парень – меч в его руке летал быстрокрылой птицей! Ну да, это сам Найшалк и есть… судя по щиту с бычьей головою… Однако соперник у него достойный!

Рыцарь хоть и был без щита, но владел мечом куда лучше литовца, это было видно, крестоносец играл с кунигасом, как кошка с мышью, выбирая момент для того, чтоб нанести последний разящий удар… Вот выбрал… Но… не нанес. Не успел – какой-то тощий отрок из свиты кунигаса рысью бросился на враг, прыгнул, повис на руке с мечом – рискованный трюк… Правда, Найшалк, слава богу, не сплоховал – приподнялся в стременах и, размахнувшись, что есть силы ударил мечом по левому плечу рыцаря, разрубая кольчугу…

Тут же со всех сторон полетели ременные петли… Врага заарканили, стащили с седла, спеленали…

– Славный трофей, княже! – спрыгнув с коня, улыбнулся Довмонту Найшалк.

Князь спрятал усмешку:

– Боюсь, ты кое-кому за него обязан… Вон тому славному парню!

Тот самый отрок – в короткой кольчуге и шлеме – как раз стоял здесь, рядом. Какое юное лицо… совсем еще безусый… Однако – храбрец!

– Действительно – обязан, ты прав… – убирая в ножны зазубренный меч, язычник громко расхохотался. – Только это не…

– Здравствуй, Даумантас! – подойдя ближе, отрок снял шлем, стянул подшлемник…

Брызнули по худеньким плечам солнечно-рыжие локоны, задорно блеснули густо-серые, словно пасмурное небо, глаза… Неужели…

– Сауле! – узнав жрицу, князь спрыгнул с коня, обняв старую знакомую за плечи, поцеловал… – Лабас ритас! Поистине добрый день! Как же я рад тебя видеть. Как же… А ты ничуть не изменилась, ничуть…

– Ты тоже не изменился, – улыбка – словно солнышко выглянуло посреди туч! – Разве что заматерел, стал настоящим князем… Хотя ты и им и раньше был…

– Сауле! Поговорим! Выпьем вина или браги… Ах, как же я рад!

– И я рада. Поговорим. И выпьем! Но… после жертвы богам.

Последняя фраза резко кольнула Довмонта в сердце. Он-то давно уже был христианин, православный и воцерковленный, именем Тимофей! Сауле же по-прежнему оставалась язычницей, мало того – языческой жрицей!

– Готовьте все к жертвоприношению, – обернувшись к Найшалку, приказала Сауле… Именно что приказала – все вокруг ей поклонились и послушались. Даже сам кунигас!

– Смотрю, тебя здесь уважают, Солнышко! – оценил князь, пряча улыбку. – Ах, ну да, ты ведь жрица, криве…

– Не просто жрица, мой кунигас… Но жрица верховная! – тряхнув рыжими волосами, с гордостью пояснила женщина. – Криве кривейте. Слуга всех богов и богинь…

– Как когда-то был Будивид…

Вспомнив своего давнего врага, давно поверженного и ныне пребывавшего в подземных пущах матери-земли Земине, Довмонт покусал губы. Он совсем забыл, что Сауле – жрица… колдунья… Вернее, даже не забыл, а просто не вспомнил, не захотел вспоминать…

– Я пойду пока… Велю поставит шатер… и жду тебя в гости, Солнышко!

– Лучше приходи к нам… Будет славный пир! Да что я? Вы ж все придете!

– Придем!

Махнув рукой, князь вскочил в седло и погнал коня обратно, к заваленному трупами полю.

Всех убитых – и своих, и врагов – следовало похоронить, позаботиться о раненых и о пленных, подобрать и распределить трофеи… да много всего. А уж потом уже пир.

– Где Йормас? – проводив Довмонта, между тем, распоряжалась жрица. – Живо его сюда… Я скажу, что делать… Да он и сам знает, не маленький…

– Может быть, мы пощадим рыцаря? – кивнув на плененного крестоносца в синем плаще, негромко попросил Найшалк. – Мы могли бы получить за него хороший выкуп!

– Не сомневаюсь! – жрица презрительно скривилась. – Можно поступить и так. Однако подумай: что для тебя важнее, кунигас? Благоволение великих богов или жалкие пфенниги? Рыцарь – это славная жертва!

Найшалк лишь руками развел – что тут скажешь?

– Делай, как знаешь великая криве… Да пребудет с нами благоволение богов и богинь.

– Да пребудет… Да где ж этот Йормас? Где его носит-то?

– Иду, великая криве! Иду!

Подбежав, Йормас низко поклонился и приложил правую руку к сердцу:

– Не беспокойся, великая… Я знаю, как делать. И устрою все… Сейчас соберу музыкантов, жрецов и жриц… Надо будет разжечь костры в священной роще…

Как христианин, Довмонт не должен был ходить на бесовские игрища – смотреть, как язычники приносят людей – пусть даже врагов – в жертвы своим божкам. Как христианин и православный – не должен, но как князь и командующий союзным войском – обязан, тем более что пиршественные столы были накрыты невдалеке от священной рощи. Сию дилемму князь разрешил в пользу своего православия, языческих богов он давно уже терпеть не мог вместе с их погаными жрецами… ну, разве что одну жрицу… гм-гм…

Тем более, можно было сослаться на важные дела – похороны павших. Довмонт так и сделал, а к жертвенникам вместо себя отправил верного Гинтарса, совмещавшего в себе и христианское, и языческое. Боярин не отказался, и даже обрадовался – чего б и не посмотреть? Тем более, когда сам князь посылает.

Павших – и своих, и чужих – погребли быстро, бывший при княжьем войске священник, отец Николай, прочел молитву…

– Земля пухом, – перекрестясь, пробормотал Собакин. Вражье копье расцарапало ему щеку, оставив кровоточащий шрам, на что боярин не обращал никакого внимания, наоборот, выглядел вполне себе довольно и радостно, наверняка рассчитывая на хороший полон и часть трофеев…

И рассчитывал не зря – Довмонт вовсе не собирался обижать никого из своих. Наоборот, даже нашел время успокоить Собакина:

– Ливонцами, обидчиками твоими, займемся! А пока там, добро во Псков отправим обозом, с частью дружины. Под присмотром достойного и проверенному человека.

– Так есть такой! – тут же заверил Гюрята Степаныч. – Воевода мой, Дормидонт Иович. Тем более что в руку его ранили, да еще в правую… Все одно пока не вояка!

– Да, – князь задумчиво покивал, глядя на показавшиеся над священной рощей дымы. Оттуда же донесся шум – гром барабанов и крики. Судя по всему, язычники уже умилостивили своих богов… Ну да – вон и Гинтарс со своими людьми… скачет…

– Найшалк-кунигас зовет на пир, княже! – спешившись, поклонился оруженосец, наперсник и друг, друг с самой далекой юности!

– Сейчас пойдем, – Довмонт махнул рукой. – Переодеться бы надо…

Особо парадной одежки с собою не захватили – обычные поддоспешники, котты… разве что цветные плащи, богато расшитые золотой и серебряной нитью, да суконные шапки, отороченные собольим мехом – не для тепла, для солидности. Князь, кстати, шапок носить не любил, стягивая буйную шевелюру ремешком или золотой диадемой…

Как бы то ни было, а выглядел Довмонт на пиру очень даже неплохо. Ярко-красный, шитый золотом, княжеский плащ-корзно, был заткнут на левом плече золотой фибулой с изображением какого-то фантастического зверя, длинная туника дорогой ромейской ткани подпоясана наборным воинским поясом, с кинжалом и мечом в красных сафьяновых ножнах. Волосы и борода тщательно расчесаны – волосок к волоску – на голове королевской короной сияла златая княжеская диадема… Что ж… Сразу видно, кто тут властелин!

Народу за столами, к слову, заметно прибавилось… и все эти люди явно были не из простых… Особенно плечистый чернобородый мужчина в длинном польском кафтане и богатой мохнатой шапке…

– Тройнята! – узнав, удивленно воскликнул Довмонт. – Ты ж должен бы…

– Мы тоже разбили врагов, брат мой, Даумантас! – Тройнята сразу же полез обниматься. – Как и вы, как и вы… Теперь есть повод пировать! Вся Земгалия вот-вот будет наша… И в том есть и твоя лепта, брат! Ну, давай же выпьем… Давайте сюда кубки, лейте брагу, мед и вино! Слава Иисусу… и нашим добрым старым богам!

За срубленными из грубых толстых досок столами сидела только знать, остальные довольствовались расстеленными на большой поляне рогожками, иные же расположились прямо на телегах.