Обходя лесок, конные русские витязи наметом ринулись через небольшое болотце, промерзшее до самого дна. Впереди, на верном лихом коне несся сам князь – надежа и опора Пскова. Сразу за Довмонтом скакал верный оруженосец Гинтарс, за ним – друг детства, литовский боярин Любарт, потом псковские латники-бояре – Козьма Косорыл, Федор Скарабей и – неожиданно! – Гюрята Собакин. Надо сказать, Гюрята Степанович, несмотря на всю свою спесь, особенно в походе не чванился, исполняя все приказания князя. Правда, большую часть пути Собакин провел в арьергарде, ближе к обозу. Имелся у него и свой обоз – с шатрами, запасом изысканных яств и даже с гулящими девками. Ну и что с того, что девки? Зато сколько денег боярин на поход дал! Дал не просто так, и в поход отправился не зря – датчане-то и на его северные вотчины да рыбные тони зарились.

По вооружению своему русские доспешные всадники мало чем отличались от тех же датчан или тевтонцев. Как и у рыцарей – двойная кольчуга с капюшоном – хауберк, у иных еще и усиленный панцирем-бригантиной. Кольчужно-бригантинный доспех, обеспечивающий более сильную защиту, чем просто кольчуга. Бригантиной называли доспех из металлических пластин, наклёпанных на суконной или стеганой льняной основе, или просто одеваемые поверх кольчуги нагрудники.

Треугольный шит, меч, длинное копье, палицы-шестоперы – все это тоже было одинаковым, разнились разве что шлемы. Ну, не любили русские витязи нахлобучивать на головы тяжелые ведра! Такой шлем, именуемый на немецкий манер топфхелмом, надевался поверх кольчужного капюшона, под который, в свою очередь, надевался подшлемник из войлока, для смягчения ударов по голове. Всем бы и хорошо, надежно, да вот беда – очень плохой обзор. Потому и использовались топфхелмы, как правило, только в копейной сшибке. Для рукопашной же схватки подобный шлем-топфхелм подходит плохо, и рыцари, если дело доходило до рубки, сбрасывали его. А чтобы дорогой шлем не потерялся во время боя, его крепили к шее специальной цепочкой или ремнем. В последнее же время под топфхелм стали надевать еще один шлем – каску – цервельер или хирнхаубе. В общем, много всего, однако ж русские воины обходились без этого, предпочитая конусообразный шелом восточного типа, иногда с флажочком – яловцем, вытянутый кверху и почти всегда – богато украшенный. Шею защищала кольчужная сетка-бармица, и почти у каждого имелась «дичина» – поднимавшееся забрало, железная полумаска с прорезями для глаза, в целях устрашения обычно оформлявшаяся в виде морды какого-нибудь чудовища.

Миновав болото, всадники князя с ходу вылетели к лесной опушке, где и стали дожидаться своих ополченцев – пехоту. Те так и не появились, прислали вестника, белобрысого быстроного парня с простецким лицом и внимательным взором. Звали парня Никодим, и был он подмастерьем у одного бондаря, из тех подмастерьев, что еще называют «вечными». Бедный, как церковная мышь, Никодим все же мечтал хоть когда-нибудь завести свое дело. Нужны были деньги – за этим-то парень и отправился в поход.

Все это Довмонт знал со слов Степана Иваныча, сыскного тиуна, давно положившего на Никодима глаз. Что ж, поглядим, как проявит себя парень в походе… а там и решим. Никодим, кстати, был из Гюрятиных рядовичей… как и его хозяин, кузнец. Все на Собакина работали, на его усадьбе и жили.

– Уходят, сволочи! – подбежав, быстро доложил вестник. – Наши преследуют по пятам.

– Кони пройдут? – Довмонт прищурил очи.

– Не! Лес там – на конях не можно.

По приказу князя всадники спешились и зашагали следом за Никодимом. Шли быстро, снега в лесу было немного, но деревья и кусты росли густо, да и буреломы случались – лошади не прошли бы.

Уже минут через десять князь увидел своих – спины ополченцев серели за орешником и разросшейся густо ольхою. Кое-кто был в короткой кольчуге, большинство же – в кожаных панцирях, усиленных нашитыми на них металлическими бляшками и пластинами. Секиры на длинных древках, толстые охотничьи рогатины, тесаки, и лишь не у многих – луки. Понятно, ополченцы не профессиональные воины, а чтоб метко бить из лука, надобно тренироваться всю жизнь. В этом смысле самострел – неплохая альтернатива, арбалеты имелись у многих.

Подумав про арбалеты, псковский защитник недовольно поморщился: именно из подобного оружия неведомый враг достал немецкого шкипера – агента. Да что там говорить, собственного подручного не пожалел, взял на стрелу, словно белку.

– Исчезли вражины, князь! – подбежав, доложил осанистый бородач сотник в наброшенной поверх кольчуги овчине. – Как сквозь землю провалились, гады.

– Искать! – приказал Довмонт. – Никуда они не делись. Где-то здесь, в лесу, прячутся. Балки, овраги и прочие урочища. Будем искать.

Князь приказал воинам вытянуться цепью, следом за которой выстроил еще одну, добавив и третью, и четвертую. Оставшихся воинов – спешенных всадников! – оставил при себе единым отрядом быстрого реагирования.

– Заметите врага – трубите два раза. А ежели что подозрительное увидите, тогда три.

Пошли. Зашагали по густому лесу, старательно всматриваясь в заросли. На левом фланге вспугнули кабанов, на правом – волчью стаю. Обо всем тотчас же докладывали князю, посылая гонцов-вестников.

– Медведя только из берлоги не поднимите, – пошутил кунигас. – Нам столько мяса не скушать – некогда.

Боярин Козьма Косорыл рассмеялся:

– Ой, княже, кабы мясо! А скушать – скушаем.

Пошел снег, мягкий и редкий. Здесь, в лесу не было ветра, и пушистые снежинки падали, тихо кружась, с таким дивным спокойствием, словно бы и не было никакого похода, никакой войны.

Князь поднял голову, невольно любуясь перламутрово-бархатным небом. Прятавшийся за облаками желтенький мячик солнца, неожиданно выглянув, весело мазнул лучиком по вершинам деревьев, тут же вспыхнувших золотом. Красиво! Была бы весна или лето – была б и радуга.

Справа показалась заснеженная пустошь – река. Тонкий, покрытый коричневатыми разводами лед даже на вид казался не столь и крепким.

– Не, здесь они не шли, – задумчиво промолвил Козьма. – Провалились бы, да и следов не видать. Поворачиваем, княже?

– Погоди, – Довмонт указал затянутой в кольчужную перчатку рукой в сторону густого ельника. – С чего б это воронье-то раскаркалось?

Действительно, вороны или какие-то другие птицы тучей взвились к небу.

Козьма Косорыл покусал губу:

– Не, не просто так поднялись. Небось, чуют кого-то. Не нас, мы-то от них далече. А вон, вон, гляньте-ка!

Из ельника вдруг выскочила лиса. Рыжая красавица, махнув пушистым хвостом, бросилась к реке и, шустро перебежав ее, скрылась в желтых зарослях камыша и осоки. Довмонт махнул рукой, приказав осторожно окружить ельник, что и воины и проделали… нарываясь на целую тучу стрел!

Затаившиеся вражины били метко – пораженный в шею, упал один ополченец, второй…

Видя такая дело, князь немедленно приказал трубить отход, после чего вызвал к себе всех сотников на небольшой совет.

Тут соизволил явиться и боярин Гюрята Собакин. Надменно прищурившись, поглядел на всех, да, не дожидаясь вопросов, щелкнул пальцами – подозвал своего человечка, Никодима.

– Говори, паря, ага.

Никодим оглянулся на князя – тот кивнул.

– Там, в ельнике, овраг преизрядный. В нем они и прячутся, – быстро доложил молодой воин. – Оттуда стрелы летят. Укрепились славно – и бревна, и камни, и заросли, цельная крепость!

– Пошли, – хмыкнул Довмонт. – Покажешь свою крепость. Поглядим.

– С осторожкою надоть. Там самострелы настороженные. Ну, как на дичь.

Вовремя предупредил, чего уж… Услыхав резкий звук спущенной тетивы, князь едва успел оттолкнуть Собакина. Звякнув доспехами, толстяк-боярин полетел в снег. Короткая охотничья стрела, просвистев, воткнулась в толстый ствол росшего неподалеку ясеня и зло задрожала, словно рассерженная тем, что не нашла на своем пути достойной жертвы. Если б не князь – нашла бы!

К поверженному тут же бросились слуги, помогая своему надменному хозяину подняться, отряхивая богатый плащ от налипшего снега.