– Слушай, я уже много лет ей балуюсь… И знаю так же хорошо, как ты – форель и реки. Клянусь тебе, такого со мной никогда не было. Дело не в кислоте. Она так не работает, она не может настолько изменять реальность.

– То есть я должен поверить, что трилобит и этот старик… Что происходит, черт возьми? – в его голосе теперь слышалась не злость, а желание услышать слова поддержки.

Пьетро постарался успокоить его, как мог:

– Але, я не знаю… но давай сделаем вот что. Подождем здесь, пока эффект от наркоты пройдет. Несколько часов. Попробуй отдохнуть, поспать, а я постою на страже, если вдруг стар… если вдруг это существо придет сюда. Потом сменим друг друга. Главное держаться вместе…

Тут Пьетро заметил, что среди листьев над их головами распускаются невероятные цветы. Потом и трава покрылась шишкообразными переливающимися грибовидными наростами, а свинцовый свет начал пульсировать, напоминая вспышки стробоскопа в замедленной съемке.

Нет, о возвращении в долину, к машине, сейчас нечего и думать: они не в себе, а идти часа три, не меньше, по тропе класса ЕЕ. Надо ждать завтрашнего дня.

Я так хочу домой, подумал Пьетро, глядя в расширенные зрачки Алессио; по телу друга то и дело пробегали судороги. Я просто хочу вернуться домой.

Уснуть никто из них не смог. Стоило закрыть глаза, как в голове начинал кружиться вихрь геометрических узоров, к горлу подступали тошнота и паника. Лодыжка Пьетро распухла и стала похожа на свиную колбасу, а у Алессио начала неметь рука, которой он коснулся трилобита. Пузырьки постепенно исчезали, но пальцы покалывало, как бывает, когда руку отлежишь.

Они ни слова не проронили о случившемся, будто боялись, что от их разговоров страшный старик материализуется рядом. При этом все время оглядывались по сторонам, невольно ожидая увидеть его в любой момент, с трилобитом, прижатым к груди. Но заметили только сурка, стоящего возле норки и с любопытством разглядывающего незнакомцев, да гигантского королевского ястреба, который с пронзительными криками парил над утесами.

Действие наркотика заканчивалось. Трава больше не перекатывалась волной по лугам, а действительность перестала биться в конвульсиях. Только край видимого пространства все еще казался покрытым чешуей. Они чувствовали себя совершенно обессилевшими.

– Чуть-чуть осталось. Надо еще подождать, – прошептал Пьетро, наблюдая, как края причудливых облаков сплетаются со щупальцами тумана, поднимающегося из долины. – Уже отпускает.

– Да, – согласился Алессио. – Но мне все еще нехорошо. И рука… Я так устал, Пьетро. Будто мне восемьдесят.

Они прождали до сумерек, терзаемые вопросами без ответов и смутным ощущением встречи с неизведанным.

Когда на небе зарделся фантастический закат, двойная доза кислоты напоследок ударила по мозгам, словно рыба хвостом по воде; с изумлением открыв рот, друзья увидели, как в горящем небе языки пламени пытаются разорвать черную завесу облаков, а игра контрастов делает горы, освещенные серебристым светом, похожими на футуристические небоскребы, которые пьемонтская земля выплюнула в небо.

Чары невероятного зрелища рассеялись, когда стало уже темно. Долину окутывал голубоватый свет луны, без устали штурмуемой процессией облаков. У обоих в голове засела одна и та же мысль – сегодня к озеру возвращаться нельзя, тут и говорить нечего. А вдруг старик с залитыми кровью глазами, разинутым ртом и коричневыми зубами поджидает их, сгорбившись перед палаткой?

Они продолжали сидеть под деревьями, несмотря на холод и кладбищенскую сырость, пробирающую до костей. Становилось все холоднее, и оба поняли, что провести ночь здесь было бы глупо – на них лишь легкие толстовки, а в палатке лежат куртки, оставленные утром, которое теперь казалось бесконечно далеким.

Надо возвращаться. Предстоял тяжелый подъем, и Пьетро вряд ли осилил бы его без помощи Алессио.

Лунный свет придавал пейзажу металлический оттенок, а когда попадал на пластинки слюды, зажигал огоньки под ногами. Тишина покрывала все вокруг непроницаемой торжественной мантией; лишь иногда кое-где осыпались камни, и у друзей сердце уходило в пятки.

Пьетро вслушивался в звуки ночного леса и вдруг заметил, каким хриплым и тяжелым становится дыхание Алессио, словно того одолевает страшная усталость. Он положил руку на плечо друга и обнаружил, что оно влажное от пота. Предложил остановиться, немного отдышаться, передохнуть, но Алессио лишь что-то прохрипел в ответ, не сбавляя шаг.

Вокруг, в темных ущельях между скалами и густых кронах деревьев, по-прежнему кружились маленькие вихри, рисуя затейливые узоры – прощальный привет от ЛСД.

Палатка блестела от росы, как серебристый космический корабль, прибывший из далекой вселенной и потерпевший кораблекрушение. Никаких следов чужого присутствия не было видно – казалось, ничто не может нарушить царящее вокруг холодное оцепенение. Нога болела, и все же Пьетро попытался пошутить, подбодрить Алессио, но тот ничего не ответил, лишь молча забрался в палатку. Он тяжело дышал, под глазами легли черные круги. Пьетро остался один.

Надев всю одежду, которая была с собой, и закурив, Пьетро решил остаться на страже в тамбуре палатки. Мелкие капли дождя, холодные, как ледышки, не попадая в такт, выстукивали по крыше грустную мелодию.

В трупной бледности лунного света, казалось, все вокруг таит угрозу. Что такое продолговатое и темное лежит вон там, на берегу – камень или жгущееся ископаемое, которое выползло из воды, чтобы снова потрясти их воображение одним лишь своим существованием? А черный силуэт на другом берегу озера – это старик или ствол дерева? Он как будто смотрит прямо на него…

Успокойся. Все нормально, приказал себе Пьетро. Надо подождать до завтра. Завтра все закончится. Вон, дождь пошел. Еще одна затяжка, и тоже заберусь в палатку, а то чего тут стоять… Вся эта дурацкая история останется в прошлом, и мы будем вспоминать о ней, как о забавном приключении; будет чем посмешить друзей, сидя после работы в баре.

Сигарета, которую он держал двумя пальцами, потухла. Морось сменилась ливнем, и отовсюду слышалось журчанье ручейков и водопадов, сбегающих по склонам.

Пьетро забрался в палатку, застегнул молнию и залез в спальный мешок.

Алессио уже храпел, тяжело, протяжно, как при воспалении легких.

Рассветные лучи и боль в лодыжке разбудили его резко, как пощечина.

Всплывшие в памяти странные, запутанные события вчерашнего дня показались ему сущим пустяком.

Скорее всего, дело в наркотике – просто он оказался сильнее всего, что они пробовали раньше. Ну, их и проперло. Плюс они тут одни, больше нет никого. Вот ситуация и вышла из-под контроля. Повели себя как два новичка.

Конечно, что-то из озера они вытащили, но уж точно не трилобита. Может, пресноводную креветку, хотя те вряд ли живут так высоко в горах. Да и старик действительно был, говорил всякие странные вещи, но не плакал кровью и не держал трилобита в объятиях, как ребенка.

– Бритва Оккама, – словно прочитав его мысли, пробормотал Алессио. Он сел, оставаясь по пояс в спальном мешке; на отдохнувшем лице сияла улыбка. – При равных факторах самое простое объяснение является предпочтительным. А самое простое объяснение состоит в том, что два придурка, то есть мы, поймали бэдтрип. Как твоя лодыжка?

– Лучше. Намного лучше. Но побаливает все равно.

– Я не все помню… но в следующий раз, если предложишь мне кислоту, которую купил в интернете, я тебе дам просраться.

Они засмеялись и вылезли из палатки, продолжая дурачиться.

Оранжевое солнце заливало землю жаркими лучами. Облака ушли, уступив место небесной синеве – такой яркой, что пришлось зажмуриться.

– Кофе будешь? – спросил Алессио.

– Даже двойную порцию.

– Я поставлю.

Пока друг возился с котелком, Пьетро снял куртку и пошел к озеру, чтобы умыться. Слышалось умиротворяющее попискивание сурков и жужжание насекомых.