Мишка качает головой с луковой улыбочкой.

— Не сегодня. Мы его в другой раз позовем. Так что, потанцуем? Видишь, я приглашаю, а не настаиваю?

— Хочешь сказать, не закидываешь на плечо?

— Ну-у… примерно так.

Что делать, встаю. Парни на одном колене передо мной еще не стояли. Глеб на свидании тоже старался меня удивлять, развлекать, и с ним я, как будто приятно плыла по течению. Он же покоритель стихии воды, а я плавать люблю.

Думая о Мишке, представляется другая стихия. Огня. Да, с Медведем, как на вулкане. Мне жарче становится от наших встреч. Не сгореть бы, если вдруг обманусь.

Но разумные мысли так недолго крутились, ведь я уже танцую с Мишей. А он и не скромничает, крепко к себе прижимает. Возмутилась бы! Да что уже требовать, после полета, когда я висела на нем и отвечала на поцелуй, отключив полностью голову.

Дома упала на кровать и долго-долго вглядывалась в потолок. Искала ответы. Не нашла.

После свиданий с меченными парнями, чувствую, как еще больше запуталась. По всему видно, что мне ближе Глеб. И мне точно нравится с ним общаться. Почему тогда накатывает трепет, когда думаю о другом? Возможно, дело в поцелуях? Медведь же нападает, варвар он все-таки. С Глебом я не решилась, теперь перед ним вдвойне стыдно.

Перед тренировкой заезжаю к родителям. Отец собирается в суд, мама по своим делам. Недолгие посиделки получаются во время обеда.

— Девушку бы тебе хорошую, сынок, — мама вдруг опять решила напомнить, чего мне не хватает.

Отставляю чашку. Тру задумчиво лоб.

— Есть одна. Но непросто с хорошими.

— Понятное дело! — фыркает папа. — Привык, что за тобой всегда бегают. Возьми и добейся. Дай на нее информацию, мы быстро нароем, чем ее привлекать. Впервые не хвастаешь, а так удрученно вздыхаешь. Видимо, крепко зацепила тебя!

Вот уже эти прокурорские замашки.

— Когда придет время, сами узнаете. Пока говорить не хочу.

Родители обеспокоенно переглядываются.

— У нее что, судимость у родственников? Темное прошлое? — отец сужает глаза, и забывает, что собирался добавку салата накладывать. Так и застывает с ложкой в руке.

— Если хорошая, значит, и прошлое светлое, — встает на защиту мама, но не просто так, а чтобы я раскололся: — Миша, мы хотим о ней узнать? Мы же с ней незнакомы?

Эм-м… С ней нет, а с папашей ее очень даже давно.

Стоит хоть немного интригу приоткрыть, отец сразу вычислит. В течение часа тренер будет знать обо всем.

Пока отбиваюсь туманными фразочками, мол, у нас еще не дошло до серьезных отношений, все в процессе, рано загадывать. Родители еще больше удивляются. Они же знают, какой я. Быстро всего добиваюсь. Если что не дается сразу, то бросаю, время не трачу.

С Алиной не одна моя прошлая схема, как надо, не работает. Она такая загадочная. Упрямая. Бывает, раздражает непокорностью. Но рядом с ней у меня стабильно уже сносит башню от непреодолимого желания. Желания заполучить ее.

Позавчера на свидании я даже не вспомнил о споре. Мной владело желание преподать ей урок, когда надевал наручники и дразнил. Сделать незабываемое что-то вместе. Так и получился прыжок. В ресторане я не мог отпустить злую мысль, что она танцевала с пловцом. Заставил танцевать со мной долго.

Столько всего в тот вечер владело мной, что как-то стерлось из памяти ради чего… И тогда я понял, что хочу получить эту девочку. Хочу еще с ней полетать, слышать ее смех, забавные возмущения. Целовать ее, чтобы она меня не обвиняла потом. О других я вообще не могу больше думать. Только Алина сидит в голове.

Но в моей-то понятно. А в ее? Зачем она меня просила в конце свидания не нападать на пловца? Почему он так важен для нее? Для чего продолжает общаться с амфибией? Вот это бесит больше всего. Даже больше, чем подшучивание команды, как мои ворота отберут. Лучше бы долбанного Глеба отобрали!

Приезжаю к футбольному клубу. Оставляю машину. Прохожу до середины парковки. И что я вижу?

Через дорогу Алину с пловцом!

Уже и не скрываются!

Среди дня спокойненько стоят возле ее байка. Руки Глеба при нем, но я мысленно все равно их ему отрываю. Вдруг потянется — а все, нечем.

Стою и думаю. Перейти дорогу, что ли, набить его смазливую мордаху? Алина снова обидится. В прошлый раз из-за ее обиды я остался связанным с моральной травмой головы и младшего Медведя. Она только немного ко мне потеплела. Сейчас опять начинать все заново. Еще и обещание с меня взяла, хитрюга, с Глебом культурно общаться. Как знала, что я скоро офигею, застав их вдвоем.

Чтоб ему в бассейне прищемили ласты! Глеб все-таки сложил вокруг моей Звездочки лапы!

Тороплюсь перейти через дорогу. Но вижу, что это были обнимашки перед расставанием. Алина и сама трогается на байке. Гляди, какая конспираторша. Проезжает вперед, разворачивается и паркуется. С улыбочкой, довольная по дорожке идет. А я, как охмелевший Медведь, любуюсь. Красивая у меня Звездочка.

— Привет, заблудившееся в зарослях солнце!

— Ой! Мишка! — Алина подпрыгивает, за сердце хватается. — Ты меня напугал. Привет. И что ты здесь делаешь?

— Да я так… машины с места на место двигаю. Понаставили много, мешают пройти, — отлепляюсь от дверцы внедорожника Арса, там я наблюдал за подкатами Глеба.

— Почему сказал, что я заблудившееся? — припоминает, хлопая невинными глазками.

Выныриваю из ряда машин, и затягиваю ее к себе туда за руку.

— Ты знала, что кто с пловцами свяжется, на того потом сто несчастий обрушится?

— Опять выдумываешь? — Алина заливается звонким смехом.

В другой раз бы порадовался, что ее рассмешил. Сейчас не могу. Я бы с удовольствием попинал жесткую грушу. Лучше бы амфибию. Разозлил обнаглевший придурок. Довел до зубного скрежета.

— Не выдумываю ничего, — держу ее за руку со странными ощущениями. Вот же только она стояла через дорогу с другим. А теперь картинка для нас поменялась, как в треснутом зеркале нахожусь. — Ты просто не знаешь, что случилось с моим знакомым. Он с одной пловчихой связался, целовались, гуляли. Потом на него обрушилось всё.

Алина удивленно поднимает брови.

— Что всё?

— Машина разбилась, на голову падали камни, ветки с деревьев, десять раз отравился, а потом еще пловчиха изменила. Так он вообще приуныл, уже год не выходит из дома. Нельзя с ними сближаться. Ну я же говорил!

— Значит, как я тебя просила, чтобы ты был осторожен после свиданий со мной, то ты отшучивался, хвастался крепкой шкурой. Ты мне не верил, вот и я тебя слушать не буду.

— Не будешь?! — выхожу из себя, закипаю.

— Миша, перестань. Просто скажи, что видел меня с Глебом. Спроси, если так беспокоишься?

Не-ет, Звездочка. У меня не беспокойство. Зверею от ярости! Вот что!

Беспокоюсь я о другом. Как бы от амфибии не оставить мокрое пятно. Хотя пофиг. Лишь бы не видеть его больше с Алиной.

Еле сдерживаюсь, чтобы не проговорить это вслух. Решил ведь с утра действовать иначе.

— Хорошо. Спрашиваю. Ты собираешься с ним сегодня на встречу?

Каждое слово произнести ровным тоном дается с трудом. Бешенство рвется наружу.

— Нет, не собираюсь. Поеду домой. У нас будут гости, приедут дальние родственники. Не веришь, что ли?

Как она догадалась, что я не верю?

Наверное, выдал себя неморгающим взглядом с прищуром, сжимал ее ладошку крепче и дико рычал.

— Миш, я пойду. На, водички попей, — достает из сумки бутылочку, протягивает мне. — Желаю тебе удачной тренировки. И следи, чтобы на тебя не падали камни и ветки. Приставать к дочкам тренеров тоже примета неважная.

В конце хихикнула, вырвала руку. Я не хотел повторять за амфибией обнимашки. Сложил руки в карманы, и наблюдал, как Алина бодрой походочкой торопится в здание клуба.

— Дарский, ты меня встречаешь?

Фу-ты, черт.

Разворачиваюсь к тренеру. Самвел Маратович обычно громко, еще на расстоянии, предупреждает о своем появлении. Бывает, крикнет издалека: «Мишка, опять без дела болтаешься!» Значит, поздоровался, рад, все нормально.