Ну и врун.

До конца рабочей смены теряюсь в догадках. Что мог придумать Медведь? Надеюсь, я после «акции» выживу? Особых потрясений не произойдет? Если бы не оставила его одного после массажа, наверное, думалось бы не настолько с опаской. Слишком уж необычные встречи у нас получаются. Сумасшедшие, называть будет правильней.

И во-от! Интуиция знала, бурлило предчувствие, что Дарский задумал нечто коварное. Да он вообще оборзел! Потрясения начинаются с первой минуты.

— Такие мои правила, Звездочка, — Медведь терпеливо игнорирует все возмущения. — Ты едешь на первое место свидания с завязанными глазами в наручниках. Заметь, я не трогаю ноги, и не связываю веревками, чтобы на твоей нежной коже не осталось отметин.

— О, мне еще спасибо сказать? — недовольно фыркаю.

— Скажи, почему бы и нет. Поцелуй еще в благодарность.

— Дарский!

— Нравится моя фамилия? — ближе подвигается. — Твоим голосом особенно пикантно звучит, называй, не сдерживайся. И давай, красивые глазки прикрой. У нас тут кое-что есть. Узнаешь?

Вытаскивает из бардачка мой красный шарфик.

Прямо как напоминание, что он мне поддался, доверился. Значит, и я должна теперь его правилам подчиняться. Иначе коварной остаюсь только я, а не он, пострадавший от старательной процедуры массажа.

Так, ну что?

Мы не в медвежьей берлоге.

На мне одежда. На Мишке тоже.

Почему, когда я с ним, обязательно безумства случаются?

— Завязывай, только не туго, — решившись, откидываю голову, закрывая глаза.

Ух, страшновато.

Медведь сначала надевает мне на руки браслеты наручников, защелкивает. Выглядит таким сосредоточенным, что даже пугает серьезностью. Никаких шуточек не выпускает, напряженно сопит. Будто мстит и больше ничего не волнует.

Затем берет шарфик. Прикладывает к глазам, завязывает сзади на затылке. Шарфик пахнет Медведем, носил его, что ли, все дни с собой? Надев на меня шарфик, не отстраняется. Только я не вижу уже ничего. Не вижу, но чувствую, как он нежненько гладит мои волосы, дышит совсем рядом, словно носом ведет от моего ушка до шеи.

Руки рефлекторно подкидываю, но они собраны вместе из-за наручников. Запутываюсь, куда ими дергаться в сцепленном виде.

— Миша, ты что делаешь?

— Поправляю шарфик. Слежу, чтобы тебе не закрывало нос. Дыши ровно, Звездочка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ой ты, какая забота. Если я в наручниках и без возможности видеть, то значит, меня легко обдурить? Его руки вообще не там бродят.

Нервно верчусь на сиденье. Зачем я только согласилась попасться в ловушку…

— Только приедем, сразу освобождай!

— Точно сразу? Не потом, когда за тобой, возможно, приедут?

— Не будь жестоким Медведем!

— Как скажешь, моя добрая Звездочка.

Это он к чему про добрую? Пуга-ает?!

Машина трогается, больше на месте не стоим. Стало ли мне легче? Нет же. Пока сидели в одной из подворотен за территорией футбольного клуба, там, где тайно встретились, я еще ничего так держалась.

В пути раздражает ВСЕ!

И легкая музычка, словно предвещает, что это пока мне легко, дальше ого-го чего будет. И спокойный голос Медведя пугает, это значит, он прикидывается, усыпляет мою бдительность обещанием, что после свиданий с ним все почти выживали.

Да, но они же не оставляли его в квартире связанным.

Чем он отомстит? Вот чем?

Если спрошу — не ответит, конечно же.

Кусаю губы, волнуюсь. Догадываюсь я, что надо Медвежаре. Как завезет сейчас, как затянет в берлогу. Пусть и не домой, мало мест, что ли, где можно это самое воплотить для самца с озабоченными намерениями? А я-то готовенькая, руками не отобьюсь, ногами неудобно. Когда нападет, не увижу.

— Миша, выпусти меня, пожалуйста, больше не могу, — бормочу, пробуя податься вперед, но он меня к сиденью плотно пристегнул ремнем безопасности. Приковал! Издевается!

— Алинка, расслабься и смирно сиди. Недолго осталось.

Недолго до чего?…

О боже, как мучительно тянутся иногда километры.

— Если не сдержусь и в туалет схожу на твое новенькое кожаное сиденье? — угрожаю так, а что делать.

— Хм-м… — хмыкает, — ладно, не жалко. На свидании ни в чем тебе отказывать не буду, кроме выполнения моих правил. Автомойка с химчисткой справятся с твоими делишками. Приступай!

Насупилась, ничем не испугаешь Медведище.

Попробую хоть как-то разведать обстановку:

— А в твоих правилах есть меня трогать?

— Придется.

— Что-о?! Хочешь напасть?

— Скоро узнаешь, чего я хочу. Так чувствую, это будет далеко от твоих ожиданий.

Фыркаю себе под нос. Один раз. Второй громче, чтобы некоторые слышали мои возмущения.

— У меня никаких ожиданий. Я просто сижу и жду!

— Угу-угу, по коленкам заметно.

Что с моими коленками? Куда он смотрит? Водитель должен за дорогой следить, а не пялиться, куда не положено. Тем более тогда, когда мне его не поймать.

От мыслей, что глазастый Медведь везде проникает, к щекам приливает жар, в горле пересыхает, губы облизываю. Колени теперь еще крепче сжимаю, ну а куда мне их деть? Вот умеет Мишка взбудоражить и запутывать намеками, когда я и так на нервном пределе сижу.

Останавливаемся. Радоваться или кричать «Караул»?

Пока не поняла, кроме того, что мне в губы упирается горлышко от бутылки.

— Выпей водички. Я же вижу, ты хочешь.

Отпиваю несколько глотков. Вода обычная, но мало ли. Вдруг он мстит с размахом за массаж, намешал там чего-то снотворного? Так, ну все, поздно. Проглотила уже.

Продолжаем движение. Вскоре опять остановка.

— Все, Алинка, приехали. Развязывать или понравилось?

— Хватит издеваться, Дарский. Верни мне руки и глаза!

— Ладно-ладно, верну. А то как же обнимать меня и любоваться на свидании будешь, — наконец-то смеется, лучше так, чем пугал серьезностью.

Думаю, как и мне поострей подшутить, пока Миша расстегивает наручники, потом открывает глаза. Берется пальцами за мои запястья и заботливо растирает, поглаживая.

Мои глаза снова видят, но не поймут ничего!

Что мы делаем возле пешеходного моста? Такого поворота я не ожидала. Столько надумала, теперь стыдно самой от себя.

— Собираешься наброситься, раз я не спешу? Если что, никакой здесь берлоги, — подмигивает этот негодяй-искуситель.

— Не льсти себе, Дарский. Я ни о чем таком даже не думала, — вида не показываю.

— Ну и хорошо, зато я все придумал за нас, — довольный выходит из машины, и меня вытягивает, обойдя с другой стороны.

Вместе подходим к мосту. Вижу столпившихся людей, разноцветные резиновые ленты свисают какие-то. Как вдруг один парень поднимается на возвышение, объявляется старт и он… все, нет человека.

— Да вон он, видишь? Руки раскинул в полете, — Миша показывает на прыгуна, парящего над рекой.

— Мне даже от увиденного дурно. Зачем мы здесь? Пойдем дальше гулять?

Берусь за руку Медведя, как будто привыкла уже его трогать в минуты опасности. Вместо того, чтобы наоборот убегать.

— Обязательно дальше пойдем, — сияет для меня улыбкой, вроде бы больше не злой. — Сначала полетаем, а потом и пойдем, и поедем, и на руках понесу мою храбрую девушку.

— Мишка, ты где храбрую увидел? Ищи ее, она не я, — в панике дергаюсь, но руку мою не отпускают.

— Уже нашел. Звездочка, на аттракцион банджи-джампинг специально была акция для нас. За мной бежали три улицы, под колеса прыгали, по фарам стучали, лишь бы вручить для нас подарок — прыгнуть. Это судьба.

— Вот сейчас не верю! Ты мне мстишь!

— Еще чего! Я тебя радую!

От возмущения и страха у меня даже ругаться не получается. Открываю рот накричать, но дыхание сбивается, и вылетают бессвязные звуки. Дарский специально выдумал для меня сложное испытание, чтобы избавиться? Тогда почему вообще звал? Мог бы, в таком случае, обидеться и перестать общаться.