— О, какая красивая история, и с какими поучительными деталями! — воскликнул Божо, пощипывая себя за бородку. — Печальная, прямо трагическая история! Вот бы у всех была такая, чтобы поддерживать нас в жизни и укреплять моральный дух и характер.

— Я все-таки думаю, Божо, что ты преувеличиваешь! Как такая история может укрепить моральный дух? — заметил я.

— Ну, как же, ведь это, можно сказать, история женщины, которая борется с социальной несправедливостью, ужасами войны и негативными переменами в обществе.

— Да ладно тебе, Божо… давай только без жалкого пафоса.

— А почему ты, Оливер, на него нападаешь?! Неужели только потому, что он верит в мою историю? Ты ведь можешь в нее не верить, кто тебя заставляет, верь в свою собственную, если она у тебя есть.

— У каждого человека есть своя история, но моя, современная, передовая, слишком сложна, чтобы вы могли ее понять.

— Оливер, ты недооцениваешь наши интеллектуальные способности, — сказал Божо, — и это показывает, какое ты самоуверенное существо. Но я просто хочу, чтобы ты знал, что с юридической точки зрения ты имеешь полное право не говорить ничего, потому что все, что ты скажешь, может впоследствии быть воспринято как ключевой или дополнительный элемент обвинения, которое тебе будет предъявлено.

— О как! Значит, внезапно, ты, Божо, из человека, отвечающего за безопасность, превратился в человека, предоставляющего юридические консультации. А вы, Веда, замечаете ли вы, сколько лжи в этом мире и как много ее в каждом из нас?

К моему большому удивлению, Веду совсем не растрогали мои сетования по поводу лжи. Она тут же встала на защиту Божо и сказала мне — что сегодня каждый — конечно, кто больше, кто меньше, разбирается в юриспруденции, учитывая, что вся наша страна стала одной большой юридической консультацией, в которой все судятся и клевещут друг на друга. Поэтому не стоит удивляться тому, что господин Божо, возможно, лучше разбирается в юридических вопросах, а про работу в охране он, вероятно, сказал — так ведь, Божо? — просто от страха!

Становилось все более очевидным, что я один, что эти двое, Божо и Веда, медленно, но верно формируют некий союз, посредством которого они будут пытаться причинить мне вред. Хотя я не знал, то есть вначале не очень понимал, о каком союзе может идти речь, какую выгоду они получат, действуя против меня, учитывая, что мы все трое оказались в одинаковом положении. И находимся в тюрьме — одной на всех.

Вдруг послышалось пение.

Мы все замолчали и притаились. Как мыши. Снаружи кто-то пел. Я потушил свет, хотя дверь в помещении, где мы находились, была плотно закрыта, и свет из него не мог проникнуть наружу. Немного подождав, я потихоньку приоткрыл дверь, и мы втроем просунули головы в щель, чтобы посмотреть, что происходит. Мы думали, что кто-то еще оказался в ловушке, в которую попали мы, но вскоре поняли, что это не так. Хотя и могло быть. Если мы трое оказались здесь, то почему бы кому-то еще, четвертому, пятому, шестому и так далее не войти в магазин таким же образом, как это сделали мы? Через какое-то время помещение полностью заполнилось бы людьми. И тогда уже не имело бы значения, кто и зачем сюда вошел.

Перед витриной стоял пьяный.

Поющий пьяный… А дверь не сдвинулась, не открылась, не закрылась, как будто подхватила вирус. А пьяница все пел и пел свою нудную песню — о прощании парня с девушкой, которая решила расстаться с ним, потому что он днюет и ночует по кабакам, а он, несчастный, любя ее и страдая, говорит ей, что не может (да и не хочет) бросить товарищей и отказаться от вольной жизни.

— Я знаю этого человека, — уверенно сказал господин Божо.

Есть такие люди, как, например, господин Божо, которые знают всех жителей города. Не может такого быть, чтобы они о ком-то вообще ничего не слышали. И если, не дай бог, они сразу, с первого взгляда, не опознают человека, то с помощью системы исключений, дедуктивных и индуктивных методов они, пусть приблизительно, определяют его место жительства, возраст и род занятий. И после того, как они более или менее поймут, кто перед ними, они переходят ко второй фазе узнавания, а именно — к установлению возможных связей этого человека со своими знакомыми в поисках общих. Эта социальная система работает по тем же правилам, как и установление делового доверия.

Когда Божо сказал, что он знает этого человека, я ни на мгновение не подумал, что он находился в близких отношениях с пьяницей, вероятно, он где-то видел его, может, они просто сидели в кафе за соседними столиками. Божо, например, узнал и меня, как только увидел, хотя я более чем уверен, что мы никогда раньше не были знакомы. Но у него есть некоторая интуиция, основанная на том, что, как объяснил Божо, по манере держаться, осанке, жестикуляции и выговору человека с большой точностью можно определить его происхождение и откуда он родом. При этом Божо использовал даже свои скромные познания в области лингвистики и диалектологии, которые, конечно же, не были научно обоснованными, а в большей степени являлись результатом его общения со всякого сорта людьми по всей стране.

Надо заметить, что эти обширные знакомства, как правило, являются формальными и показными. Когда такие, как Божо, остаются одни, они становятся самыми одинокими людьми на свете, потому что в сущности их самих практически никто не знает. Поэтому, когда они находятся в чьем-то присутствии, им приходится постоянно показывать, с каким количеством людей они знакомы. Тем самым они стараются повысить свой рейтинг человека, знающего всех в городе. «Я знаю этого человека» — это не просто их девиз, он становится жизненным кредо, а человек, который знает всех, а его не знает никто, обычно так увлекается, что теряет связь с реальностью. В результате через некоторое время, проходя по улице, он начинает здороваться с прохожими, и это часто интерпретируется как поведение, находящееся на границе между нормальностью и безумием. Раньше в сельской местности было принято, что два человека, встретившись на тропинке, проходящей по густому лесу, или на лужайке посреди рощи, приветствовали друг друга и заводили неспешный разговор. Это по неписаному правилу считалось необходимым — знаком уважения к проходящему мимо человеку. Но если вы начинаете здороваться с незнакомцами в городах, где толпы людей, то по прошествии непродолжительного времени вас автоматически станут считать сумасшедшим, то есть человеком, который разговаривает сам с собой. Я в курсе, потому что сам прошел через это.

— Я знаю этого человека, — повторил Божо.

— Если ты, Божо, узнал первого же человека, который остановился перед нашей витриной, то это может означать только две вещи: либо это игра случая, либо ты действительно знаешь тут всех, что маловероятно, учитывая, что в городе живет около миллиона человек. Так отреагировал я.

— Вот и хорошо, — сказала Веда, — что он знает этого человека, действительно похоже на чудо, но я ему верю. Давай, Божо, расскажи, кто он?

По словам Божо, этот человек был пьяницей, а звали его Тихо. Прекрасный человек с большим сердцем и патриот своей Родины. В сущности, он находится в таком состоянии, в каком мы его видели, из-за терзающих его невыносимых страданий. У него два сына, потерянных для него и для страны в результате утечки мозгов. Один мозг утек за границу, и о нем ничего не известно, за исключением того, что он работает над проектами в области биологии в Северном Ледовитом океане, где, среди прочего, активно борется за спасение белых медведей от вымирания. Другой же мозг растекся по тротуарам Скопье в поисках работы, соответствующей его высшему образованию. И вдобавок Тихо нигде не работает, из-за чего его жена пригрозила ему, что, если в течение определенного, отведенного ею времени он не найдет работу, позволяющую на зарплату прокормить семью, то есть помогать местному мозгу, плюс отправлять некую сумму денег заграничному мозгу на непредвиденные расходы, а домой приносить сумму, соответствующую потребностям хотя бы скромного существования, то пусть потом пеняет на себя. Отведенное время прошло, Тихо был вынужден обратиться за юридической помощью по своему делу, и юрист, то есть адвокат, посоветовал ему послать всех к такой-то матери. Как искони заведено на Балканах.