А почему именно я?

Потому что, как сказал Божо, его скромность часто ошибочно воспринималась как глупость, а честность, которая его украшала, означала, что в его биографии не было никаких пятен, что давало ему благоприятные возможности, не вызывая ничьих подозрений, заключать некоторые сделки. Он прикрывал бы Лазо, и тому не о чем было бы беспокоиться.

Я не могу, сказал Божо, и даже если бы мог, не хочу.

После этого в жизни Божо многое пошло наперекосяк, клиентов стало меньше, а приходящие в основном требовали у него погасить старые долги. Небольшие повышения цен в повседневной жизни медленно подвели его к существованию на грани голода, но тем не менее Божо не связывал эту ситуацию с Лазо.

— Тут середины не бывает, — объяснили Божо другие его люди, — человек либо с Лазо, либо против него, а если против него, то ему не позавидуешь, у него начинается трудный период в жизни.

Вот такой трудный период начался у Божо. И ему пришлось согласиться.

Когда Божо стал членом команды, его финансовое положение улучшилось, но от крайней нервозности умерли несколько его ближайших сотрудников. Нервозность в основном настигала их на дороге. Полиция и судебные органы, неспособные интерпретировать события иначе, как несчастные случаи, сдавали такие дела в архив. Божо работал, в финансовом отношении ему становилось все лучше, а душевно все хуже, пока однажды…

Пока однажды, — продолжила Веда, от которой пахло алкоголем и сигаретами, и которая тем временем начала смешивать алкоголь с некоторыми антидепрессантами, которые она вынула из своей маленькой сумочки, — пока однажды в дверь моих родителей, у которых была собственность на том месте, где сейчас находится этот магазин, пока однажды в дверь не постучал лично Божо.

Должна признать, что он произвел на меня приятное впечатление, элегантный мужчина с подстриженной по последней моде бородкой, с портфелем в руках, как в кино. И как такому не поверить, на него молиться хочется. А Божо, когда он пришел, представился адвокатом инвестора, заинтересованного в покупке дома моих родителей, за что они будут щедро вознаграждены. Как ты можешь догадаться, мои не заинтересовались, учитывая, что дом, хоть и разваливавшийся на глазах, достался нам от дедушки и прадедушки, но был записан на мое имя, а у меня были длинные волосы и короткий ум. Поэтому, как только я увидела инвестора Лазо, я растаяла сразу. Какой мужчина! Как красиво он говорил: хочешь, по-французски, хочешь, по-английски, хочешь, по-албански или по-турецки — все, что душе угодно. Кроме того, он несколько раз приглашал меня поужинать, после чего я согласилась выйти за него замуж и вместе строить нашу империю.

— Вскоре империя, — продолжал Божо, тем временем севший на пол, — оказалась величайшей ложью в истории наших двух несчастных жизней. Веду стали оскорблять и унижать с того самого дня, когда она подписала все документы, а меня уволили за ненадобностью.

Потом они вместе заговорили о мести, но я не буду пересказывать их слова, а прочитаю небольшой монолог о мести, который касается не только их, но и меня.

О мести

Существует бесчисленное множество философских трудов и памфлетов, в которых написано, что месть — самое уродливое явление в жизни человека. Считается, что месть, якобы, чужда христианскому вероучению, и если вдруг у кого появится желание ответить обидчику, то нужно его подавить и подставить другую щеку. Государство же в свою очередь утверждает, что не надо ни мстить, ни подставлять другую щеку, а полагаться на юридическую систему государства, которая законным образом накажет преступника к удовлетворению потерпевшей стороны. Другими словами, у государства есть законное право на отмщение.

Но и государство, и религия забывают, что на земном шаре есть места, и, к сожалению, их гораздо больше, чем те, что сразу приходят на ум, где месть скрывается в глубине непроходимых лесов, в бескрайних пустынях, посреди песчаных дюн, в бесконечных белоснежных просторах Арктики, в неоглядных джунглях Амазонки, в таинственной тундре и тайге, в местах, где фикций, называемых государствами и массовыми религиями, не существует, где законы столь же воображаемы, сколь эфемерны и их исполнители. На земном шаре есть места, где время узнают не с помощью часов, а с помощью солнца, луны и звезд. На Земле есть места, и их в процентном отношении больше, чем остальных, где закон — это сам человек, его мысли, его жизненная философия и его убеждения. В этих пределах нет необходимости в навязываемых извне законах, потому что там просто мстят. Согласно определениям цивилизации, места, где не правят закон и порядок, где не действуют государства и религии, такие места, вернее, люди, которые их населяли или все еще населяют, раньше назывались примитивными, а теперь называются всего лишь необразованными. Но что делать с явлениями, когда в так называемых цивилизациях с высокими формами организованной государственности и законности все еще существует месть, иногда принимающая самые удивительные формы. Это означает, что человек, осуществляющий месть, абсолютно не доверяет государству и судебной системе, задача которой — оттягивать чувство мести до тех пор, пока оно не притупится.

Зная это, маргинальные группы людей, которые живут на окраинах городов и у которых постоянно кипит кровь, плюют на государство и массово мстят. С другой стороны, они глубоко религиозны и сразу после мести просят прощения у Бога, и, как ни странно, он прощает им грехи, если не тут же, то после смерти.

Неконтролируемая месть может быть признаком того, что государство со всеми его ветвями, такими как исполнительная и законодательная власти, не является самым лучшим решением для проблемы обеспечения жизни человека как свободного существа. Оно, государство, держит индивидуума заключенным в самом себе с помощью тех же невидимых сил, что и магазин, в котором человек заперт не по своей вине. Этот факт к тому же свидетельствует, что все мы находимся в плену у воображаемого всемогущества власти, вселяющего в нас ужас, из-за чего возникают такие отклонения, как массовые убийства и массовая месть.

— Опять его понесло! — воскликнул Божо.

Я, наверное, произнес последние фразы вслух, хотя и не собирался этого делать. А может быть, я произнес все эссе вслух, и они оба стали его слушателями, иначе бы не прозвучало замечание насчет того, что я увлекся.

— На, держи бутылку!

Они нашли еще какую-то бутылку, но теперь для меня не имело значения, откуда она взялась, потому что мне было более чем ясно, что Веда и Божо большую часть своих дневных и ночных авантюр проводили именно в этом магазине, так что они наверняка выучили тут все уголки наизусть.

Если я правильно понял, Веда и Божо планировали и готовили месть. Я еще не спросил их, как они собираются это сделать, и первое, что пришло мне в голову, — что они сначала хотят его утопить, затем, что повесить и, наконец, что замучить до смерти. Но это было не так, их месть была гораздо коварнее.

— А как вы собираетесь ему отомстить?

— Ну, поскольку юридически и экономически мы ничего с ним сделать не можем, тем более мы не можем прибегнуть к насилию, потому что я и Веда по своей природе против насилия, как, впрочем, и ты, мы подумали, что лучше всего будет, если мы ограбим его, лишим богатства, которое, веришь ты этому или нет, он прячет здесь, в этом магазине, а потом всю вину свалим на тебя! Поверь, твое незапланированное появление в магазине стало для нас спасением!

И они расхохотались.

Я все еще сохранял немного хладнокровия и сказал, что они вряд ли добьются успеха, потому что я расскажу об их отношениях, после чего Лазо позаботится, чтобы, когда они поедут в отпуск в Грецию, на шоссе их протаранил грузовик.

— Да, действительно, — сказал разочарованный Божо, — об этом мы не подумали. Но и тут у меня, то есть у нас есть адекватное решение, если его можно так назвать, потому что за свою долгую юридическую практику я никогда не отказывался ни от одного дела и никогда не говорил, ах, проблему решить невозможно, и я за этот случай не берусь. Напротив, я пробовал все, что в моих силах, чтобы разрешить проблему, и именно поэтому здесь, в этом небольшом недоразумении, возникшем между нами двумя, то есть между нами тремя, у меня, то есть у нас двоих с Ведой, у нас есть решение, которое удовлетворит всех троих, и мы сможем жить в мире, не мешая друг другу в дальнейшей жизни.