Мы постояли так ещё немного.

— Ты не бойся, что он узнает, — заявила вдруг Аня.

— А чего мне бояться? Я за свои поступки отвечаю всегда, — пожал я плечами. — И перед мужем твоим отвечу, если претензии предъявит.

— Не предъявит он ничего, я же уже сказала — у нас фиктивный брак! — воскликнула Аня. — Просто мы стараемся лишний раз это не афишировать. Но все знают. У Ивана Семёновича в Москве три неофициальные жены, не считая любовниц. И я про это знаю, и все знают. Соответственно, и он не лезет в мою жизнь совершенно. Мы два-три раза в год вместе выходим в свет, на какой-нибудь бал в столице, и всё. Наш брак исключительно формальный, не переживай.

— Я не переживаю, Ань, — произнёс я, обняв её за талию и глядя в глаза. — И я тебе верю.

Наши губы встретились, но продлить поцелуй оказалось не суждено.

В коридоре раздался звук шагов, и Аня, отстранившись, поспешно повернула ключ в замке. В кабинет практически сразу же ворвался посыльный, который выдохнул, посмотрел на часы и объявил:

— Воронов, тебя ждёт Владислав Степанович! Через пятьдесят три минуты ты должен явиться к нему в кабинет с Орешкиным.

— Сколько вы хотите?

Вот это я понимаю, серьёзный человек пришёл, не тратит время на прелюдии.

Фамильное сходство было на лицо. Но при этом, если младший боярич ассоциировался у меня с золотой молодёжью, а средний с отморозком, которому всё сойдёт с рук, то их отец был просто неприятен, в нём отсутствовала та харизма, какую ожидаешь увидеть у аристократа.

Поставь рядом Лисицкого и Верещагина, и назвать благородным можно будет только Сергея Валерьяновича. Вот у того был стержень и какое-то умение располагать к себе. А глава рода Лисицких больше походил на какого-то суперуспешного барыгу, дорвавшегося до больших денег и роскоши и ненавидящего всех, кто находился на ступеньку ниже него.

Не удивлюсь, если Лисицкие ещё три поколения назад были купцами или фабрикантами и по какой-то причине смогли получить боярский титул. Но так оно даже лучше — с таким будет проще договориться, такие умеют считать и сразу грамотно оценивают все риски.

— Четыреста тысяч рублей, — сказал я. — По двести каждому.

— Пятьдесят на двоих, — тут же выдвинул своё предложение Лисицкий.

Это был хороший знак: мужик показал, что готов платить. Впрочем, а какие у него ещё были варианты?

— Четыреста, — повторил я.

— Или пятьдесят, или ничего не получите.

— Вы больше потратите на адвокатов, — усмехнулся я. — И это я ещё молчу про то, что кто-то присядет.

Лисицкий гневно взглянул на меня. Но при этом он был спокоен. Хорошо держался. Честно говоря, я бы не удивился, если его показушная злость оказалась бы всего лишь маской. Возможно, в глубине души он уже смирился с тем, что придётся платить.

Слишком уж неприятной получилась наша история. И дойди дело до суда, одного того, что Лисицкие — ответчики, будет достаточно, чтобы от них отвернулись все их деловые партнёры. Ведь как работать с таким человеком?

— Вы ничего не докажете, — сказал боярин.

— Вообще-то, у нас есть свидетели, — напомнил я. — Прапор Кирюхин сидит в гарнизонной тюрьме, и там вы его не достанете, исполнители в СИЗО, и им вы тоже ничего не сделаете.

— Они ничего не скажут.

— Ага, не скажут, — усмехнулся я в ответ. — Я понимаю, что вы и им заплатили, чтобы молчали, и судье денег подкинете, чтобы немного им дал. А то и вообще до суда дело не дойдёт, если мы заявления не напишем. Пока ведь пострадавших как бы и нет. Но как только мы напишем заявления, дело примет совсем другой оборот. Мы уж постараемся, чтобы его раскрутили по полной, у Орешкиных есть для этого возможности.

— Уж денег мы на это дело не пожалеем, — подтвердил Гриша с такой мерзкой ухмылочкой, что даже маска Лисицкого дала трещину.

— И пойдут ваши исполнители на сделку со следствием, чтобы весь удар кулака Фемиды на вас перевести, — продолжил я после небольшой паузы. — И присядете вы хорошо и надолго. Ну, или не вы, а сынки ваши. Глядя на вас, не скажешь, что вы бы стали такую глупость творить.

Лисицкий нахмурился, но держался великолепно.

— А ещё у нас есть свидетель — Анна Леонидовна Васильева, наш преподаватель. Думаю, вы знаете, кто она такая. Анна Леонидовна оказала Григорию первую помощь и подтвердит в суде характер и тяжесть ранений, — привёл я новый аргумент. — Даже самый дорогой и успешный адвокат не сможет свести это дело просто к похищению. Это организация преступной группы с целью похищения нескольких человек и покушение на убийство. Я точно не помню, какие у нас за это сроки, но полагаю, что немалые.

Лисицкий нахмурился ещё сильнее. Очевидно, этот факт — что Орешкина откачивала жена заместителя министра обороны, готовая дать показания в суде, прошёл мимо боярина.

— Хорошо, двести на двоих и моё слово, что у вас больше не будет проблем, — произнёс он.

— Двести каждому, а слово оставьте себе, — покачал я головой. — У нас проблем и так не будет.

— Вы меня огорчаете, молодые люди, — уже даже не пытаясь демонстрировать гнев, заявил Лисицкий. — Двести на двоих — это очень хорошие деньги. Не стоит быть слишком жадными.

— Огорчаем? — наигранно удивился я. — Вы даже не представляете, как огорчился Григорий, когда его из автомата прошили, и он в лесу кровью истекал. И как огорчится его отец, когда об этом узнает. Он очень любит сына. Вы же должны это понимать. Вы же тоже любите свою семью, не хотите, чтобы ваши сыновья в тюрьму сели.

— Семья… — задумчиво произнёс Лисицкий. — Я слышал, у тебя сестрёнка есть. Ещё совсем маленькая.

Это был некрасивый приём, но вот так вот взять меня, как говорится, на понт — это надо быть совсем уж самоуверенным. Впрочем, и здесь я прогибаться не собирался. Видали мы таких угрожальщиков, и большая часть их в лесочке подо мхом осталась.

— Я намёк понял, но только вы ничего моей сестрёнке не сделаете. Если с ней что-либо случится, у меня есть два свидетеля, — я указал на директора и Орешкина, — что вы высказывали угрозы в её адрес. Вы никого из моей семьи не тронете. Просто не успеете, потому что деньги вы отдадите нам с Григорием уже завтра, а после этого у вас не будет резона мне мстить. Зачем рисковать? Чтобы всё же попасть под суд и уже таки присесть? Из-за каких-то четырёхсот тысяч? Но это же ерунда для уважаемого боярина.

Лисицкий нахмурился, некоторое время молчал, а затем недовольно произнёс:

— Что-то ты слишком уж умный. Откуда ты вообще такой взялся?

— Из Екатеринбурга. И вы не поверите, но я просто приехал в академию учиться. И учился бы и никого не трогал, если б ваш младший сын не решил самоутвердиться за наш с Григорием счёт. А теперь вот оно как всё вышло. Но ничего, четыреста тысяч, и мы всё начнём с чистого листа.

И я демонстративно перевернул лежащий на столе директора лист с заявлением чистой стороной вверх.

— Хорошо, — согласился Лисицкий. — Но не завтра. Через три дня. У меня нет такой суммы наличными.

— А наличными и не надо, — заговорил Гриша. — Перечислите каждому из нас на счёт. Так оно надёжнее будет. Но можно и через три дня. Но не позже.

И я снова демонстративно перевернул лист, на этот раз заявлением вверх.

— Хорошо, — произнёс Лисицкий.

— Я рад, что мы договорились, — кивнул я. — С вами приятно иметь дело, но, надеюсь, больше не придётся. Деньги переводить сюда.

После этих слов я достал из кармана лист бумаги с реквизитами наших с Гришей банковских счетов и положил его на стол поверх заявлений.

Дорогие читатели!

Первый том почти подошёл к концу.

Мы две недели писали и редактировали практически в режиме аврала, поэтому на выходные (суббота-воскресенье) берём перерыв. Хотим отдохнуть перед стартом второго тома. Надеемся на понимание.

В понедельник, в 0.15 мы выложим эпилог этого тома. И сразу же 1-ю главу 2-го тома.

Если вы ещё не подписались на авторов, то рекомендуем сделать это, чтобы не пропустить уведомление о старте 2-го тома со ссылкой на него.