Он улыбнулся:
— А мне сдаётся, я его уже порядком разбазарил.
Любая другая на твоём месте громко завопила бы и прогнала его. Тебе это и в голову не пришло. Я — другое дело. В общем, я только о том и думала: о твоём позоре, если кто-нибудь нас застанет. Такое свидание могло тебе стоить жизни... Да и всем нам троим.
Дону Альваро следовало быстро сказать тебе то, что нужно. Но он, кажется, был совсем выбит из колеи. Только глядел на тебя н не мог вымолвить ни слова.
Возможно, ты его напугала. Бедняга думал о тебе днём и ночью. Он очень хорошо знал, какую неприязнь ты к нему испытываешь. А я описала ему, как тебя стерегли эти месяцы.
Он представлял себе девушку с растрёпанными волосами, в грязных башмаках — такую, какой он тебя полюбил. А увидел важную даму, приодетую и разукрашенную.
В его глазах что-то такое промелькнуло. Должно быть, он догадался о твоём пристрастии к парадоксам: на улице ты в лохмотьях, дома — в парадном туалете.
Ты почувствовала его недоумение и перешла в наступление:
— Вы что-то хотели мне сказать? Извольте. Даю вам три минуты.
— Простите меня, что я столько медлил.
— Давайте к делу.
Я сжалась в кресле в комочек, стараясь стать как можно меньше. Но слушала — даже очень старалась не пропустить ни одного вашего слова. Этот разговор я должна была пересказать матушке. А если бы вдруг кто-нибудь появился, присутствие замужней дамы сделало бы вашу встречу хоть чуть-чуть менее скандальной.
Он начал:
— Не буду говорить вам о моих чувствах: я знаю, что вы в них не верите. В этом вы, может быть, не правы. Но я дал слово вашей сестре не докучать вам этим предметом.
— Если вы явились ко мне с такими речами, то можете удалиться. А если мой отец причастен к этому свиданию, скажите ему...
— Ваш отец к этому непричастен. А дон Херонимо защитит вашу честь. Он только что вызвал меня на дуэль. Мы дерёмся завтра.
— Ничего не понимаю.
— Я сейчас от вашего брата. Я разорвал свои обязательства перед вашим семейством.
— Уже?
— Уже.
— Окончательно?
Меланхолическая улыбка явилась во взгляде дона Альваро:
— И бесповоротно. Но не тревожьтесь: я не убью вашего брата.
— И напрасно откажете себе в удовольствии. Но скажите яснее: вы пришли ко мне объявить, что отказываетесь от этого нелепого брака?
— Я бы не стал употреблять таких слов... Увидев вас, я подумал, что передо мной чудо — это верно. Я видел вас рядом с собой: вы должны были стать королевой четырёх частей света. Познакомившись с вами, я подумал... Вы так полны жизни, донья Исабель. Но вскоре я понял то, что вы сами почувствовали инстинктивно. Я ничего не могу предложить такой девушке, как вы. Вы — сама жизнь; другого слова я не нахожу. И вся она перед вами. Я не имею права... Словом... Словом, я просто старый упрямец. В немилости у двора. Весь в долгах. Несколько раз разорялся... А хуже всего, что я не собираюсь сходить с этого пути. Я буду искать то, что искал, пока не найду. Когда-нибудь я вновь отправлюсь туда. Когда и как? Не знаю. Не знаю также, где кончается упорство и начинается безумие.
— Вы хотите сказать — чем настойчивость отличается от глупости?
— Да, я как раз об этом. Какая разница между Христофором Колумбом...
— И безумцем вроде вас? По моему мнению, никакой. Колумб, если я верно понимаю, ошибся во всём. Выходя в море, он не знал, куда направляется. Он даже не умел правильно пользоваться астролябией. Вы скажете на это, что я преувеличиваю. Мне это все всегда говорят. Тем не менее знаете, какое единственное различие между героем и сумасшедшим, между упорством и глупостью? Успех.
Аделантадо кисло улыбнулся.
— В таком случае, донья Исабель, про меня ответ ясен. Я полностью провалился! Огромная водяная пустыня перед моими глазами — должно быть, единственное место, где можно оставаться так долго, не видя ничего. Прошло целых три недели, пока перед нами из моря появилась тёмная глыба — наш первый остров.
— Вы уверены, что это был именно остров?
— Тогда я ни в чём не был уверен... Но вам, должно быть, скучно.
— Ничуть не скучно. Говорите. Я не буду вас больше перебивать.
— Нет-нет, перебивайте!
— Говорите, прошу вас.
— Да, это был остров.
Его голос дрогнул, и он замолчал. Ты повторила с настойчивостью, похожей на раздражение:
— Мне вовсе не скучно! Рассказывайте.
— При первых лучах рассвета 9 февраля 1566 года мы попытались подойти к берегу. Это было опасно из-за рифов. И вдруг перед нами, прямо над грот-марсом, явилась яркая-яркая, как бриллиант, звезда. Она сверкала даже в полдень. Я приказал взять курс прямо на эту звезду. Я понял: святая Изабелла послала её нам как путеводную. И привела она нас в бухту с прозрачной, глубокой зелёной водой. Я назвал этот остров Санта-Исабель и бросил якорь в бухте Звезды. Якоря звенели негромко, но огромно было наше чувство. С тех пор я и мои товарищи попали в рабство к островам Южного Моря.
— В рабство?
— Почему нет? Я никогда не видел ничего столь прекрасного. Туземцы, населявшие этот земной рай, тоже были прекрасны. У них был вождь, которого я смог очень полюбить. Его звали Билебанарра, а я называл просто Биле. Мы научили друг друга каждый паре слов своего языка и могли общаться. Я даже мог что-то объяснить и другим племенам. Но...
— Что случилось?
— Первое впечатление было прекрасное, но вскоре я осознал, что жители Санта-Исабель никак не хотят делить с нами трапезу. И здесь, и на других островах, которые мы открыли потом, туземцы не давали нам даже воды из источников. Если у них не было стрел и камней, они просто плевали нам вслед и показывали зад. Я из последних сил удерживал своих матросов: они желали проучить индейцев[9], но тех было так много, что я был убеждён в необходимости сохранять мир. Однажды, когда мы служили мессу на суше, передо мной предстал вождь банды, уже нападавшей на нас. Он нёс перед собой четверть человеческого тела и детскую руку вместе с плечом. Вождь протянул их мне и сказал: «Наэла» — «Съешь это». Тогда я понял, что мы высадились среди людоедов. Я взял то, что он предлагал мне, и тут же похоронил в земле. Вождь был страшно оскорблён и удалился вместе со своими людьми на близлежащий островок. Тут-то и начались наши настоящие злоключения.
В комнате было почти совсем темно. Ты слушала его, Исабель, как никогда никого при мне ещё не слушала. Я не видела лиц: ни твоего, ни дона Альваро. Только два силуэта... И слышала вдохновенный голос, раздававшийся в темноте:
— На другое утро я послал баталёра набрать воды на берегу. Там его ожидало более двухсот индейцев. С гор бегом спускались ещё новые. Увидев всё это с корабля, я прыгнул в шлюпку вместе с солдатами. Мы шли против отлива. До берега пришлось добираться долго, хотя мы гребли изо всех сил. Побежали к речке, где баталёр с помощниками должны были набирать воду. Там мы их не нашли. Я подумал, что они укрылись на речном островке. Переплыл туда и увидел своих людей, разрубленных на куски. У одних не было рук и ног, у других головы. Всем отрезали кончик языка и вырвали клыки. Если у кого голова оставалась на месте, то была разрублена надвое и вскрыта, как гранат: дикари съели их мозги. Это страшное происшествие нас поразило до глубины души. Туземцам удалось внушить нам ужас.
— И это вы называете земным раем?
— Я зову это новым светом.
— Но это путешествие в ад!
— И всё же такое путешествие стоит того, чтобы его повторить... Я приказал собрать бригантину, которую мы привезли в разобранном виде. Это судно вмещало тридцать человек и могло плавать по любому мелководью. На бригантине я послал своего главного штурмана, старого Эрнана Гальего, вокруг острова. Он открыл с другой стороны великолепный архипелаг, а самую большую землю в нём нарёк Гуадалканалом. Её вид напомнил ему золотые и серебряные рудники в родной андалусской деревне.
Пришло время двинуться дальше. Удача была с нами; мы смогли встать на якорь в бухте другого острова, который я окрестил Сан-Кристобаль. Я послал восемь человек искать драгоценные металлы. На них и тут напали индейцы; долго нашим продержаться не удалось. Но они вернулись и сказали мне, что видели на туземных воинах золото. Сами они не принесли ни унции, но клялись, что в ручьях на острове золота множество.