Говорили, что вся жизнь дона Альваро де Менданьи состояла из непрестанной подготовки к путешествиям, которые так и не состоялись, да ещё из арестов и тюрем.

Наверное, он был упрям. Бесспорно — хороший моряк.

Но недруги твёрдо держались своего мнения о нём: никчёмная бездарность.

Они видели в нём неисцелимый изъян, клеймо, по которому было понятно, что он неспособен на какие-либо завоевания: доброе сердце. Кроме того, он не умел уживаться с придворными и так и не научился противостоять интригам.

Доброе сердце и ум без лукавства — не эти ли странные качества воодушевили некогда нашего отца, обычно столь недоверчивого? Сам-то он хорошо просчитал, с какой выгодой можно выдать одну из дочерей замуж за будущего, после колонизации золотых островов, маркиза Южных морей. Раздел Эльдорадо: пятая часть королю, остальное поровну между конкистадором и вкладчиком предприятия — казался весьма соблазнительным предприятием.

Ради этой перспективы он когда-то и предложил аделантадо Менданье пользоваться его капиталом под видом приданого. Тогда они договорились между собой; состоялось обручение.

Дон Альваро даже продал шкуру неубитого медведя: представился в Мадриде как супруг дочери знаменитого португальского конкистадора из Лимы.

Этот обман, предвосхищавший события, имел целью успокоить короля, который решительно не хотел поощрять холостых конкистадоров — бродяг, сеявших раздор по всей Америке. Его Величество желал устроить в Новом Свете прочное общество, Основанное на семейных ценностях. Что же может быть надёжнее, если супруга разделит с мужем жизнь в колонии?

Правду о семейном положении аделантадо правительство узнало тогда же, когда и Менданью уведомили о пострижении в монашество нашей сестры Беатрис — первой его невесты. Немного погодя он услышал и о моём замужестве. И сделал из этого вывод, что капитан Баррето устал его дожидаться. А сам в вихре бурной жизни и думать забыл об этом неверном деле — задуманной, но неудавшейся женитьбе в Лиме.

В то утро, в ноябре 1585 года, отец вдруг явился перед ним и вновь предложил брачный союз. На выданье была третья дочь — черноглазая блондинка, настоящее чудо, по его словам. Настойчивость капитана Баррето заставила дона Альваро заколебаться.

Сорок тысяч дукатов — это два галеона...

Как все моряки, Менданья был суеверен. Исабель? Какое совпадение: его мать тоже звали Исабель. Она тоже была черноглазой блондинкой. И ещё совпадение: мать его была урождённая Нейра-и-Гарсия де Кастро. Исабель де Кастро. Как твоё настоящее имя.

Предложение пришло вовремя. Подарок Провидения. Предписанный свыше союз...

Дон Альваро прождал столько лет, что теперь не терял ни минуты. Он откупорил бутылку, выпил с будущим тестем и немедленно согласился, так и сославшись на стечение всех предзнаменований.

Но, что касается судьбы, Менданья нарочно не уточнил некоторых деталей, связанных с датами.

Вопреки нашей семейной легенде, которую мы всегда рассказывали, ты родилась не в тот вечер, когда он отплыл на Соломоновы острова, потому что в тот день отплытие не состоялось. После церемонии отправления противные ветры заставили аделантадо вернуться в порт. Окончательно он поднял якоря только 20 ноября — на четвёртый день после Дня святой Изабеллы. Но какая разница? Эту святую он сам избрал в покровительницы своей экспедиции. Первой своей земле, первому острову, первому берегу в Тихом океане, при открытии которого он, говорят, испытал самое сильное чувство в своей жизни, Менданья дал это любимое имя: Санта-Исабель. Год спустя, также в ноябре, он вернулся туда, когда бушевала буря, в двух кораблях открылась течь — и святая вознаградила его за любовь. Гибель была неизбежна. Ураган сломал мачты, бурные валы оторвали руль. На коленях перед статуей капитан просил святую Изабеллу заступиться за него и его людей перед Господом. Она услышала его. Ветер утих. Пучина отхлынула. Это было 17 ноября 1568 года — ровно год спустя после церемонии отплытия из порта Кальяо. Ровно через год после твоего рождения.

В жизни дона Альваро этот день так и остался счастливым праздником. Семнадцать лет каждый год 17 ноября он приносил благодарственное подношение святой Изабелле. Однако новых милостей покровительница ему не оказывала.

Сегодня же случился сговор с сеньоритой Исабель, которая скрывалась тут, в нескольких шагах от него, и благодаря этому сговору он снова мог вернуться на остров Санта-Исабель в золотом архипелаге.

Осталось встретиться с суженой.

Отец с женихом взяли шляпы и отправились прямо на асьенду.

Пройти нужно было всего несколько улиц.

— Хотела, чтобы аделантадо просил твоей руки? — закричал отец, подойдя к арене. — Ну так вот он, я его привёл!

Знакомство не могло получиться тяжелее и обиднее. Всё происходило при нас при всех. Не прошло ещё двух часов после вашего разговора с отцом. Пахло скотиной, навозом и чесноком.

Ты спрыгнула со ступенек.

— Вот он, твой поклонник: ты его кликала, а он и пришёл со мной. Готов припасть к твоим ногам.

Ты побледнела — я тоже.

Я видела тебя: волосы разметались по лицу, вся пропахла сильным бычьим запахом... Ни одна испанка, ни одна жительница Лимы, ни одна женщина в целом свете не пожелала бы показаться жениху в таком виде. Отец это знал хорошо. Да и все знали про твою гордость и кокетство.

Совершенство... Со временем то, что девочка чувствовала инстинктивно, стало потребностью.

Чтобы существовать на равных с мужчинами вокруг тебя, ты обязательно должна была принудить их к восторгу и уважению. Подавить их величием и держать на расстоянии. Отцовское воспитание не оставило тебе другого выбора: ты должна была превзойти саму себя. Он вылепил из тебя такую знатную даму, которая была мечтой всего Перу: настоящую испанку не взять ни силой, ни золотом, даже близко не подойдёшь. Попросту говоря — полную противоположность обыкновенной женщине. Всегда убрана, всегда при украшениях, всегда надушена. Сейчас эта маска уже приросла к твоему лицу...

Подловив тебя за работой в хлеву — а в нашем мире даже самые бедные придавали такое значение приличиям и внешнему виду! — отец наносил тебе оскорбление.

И он, конечно, это понимал. То была умышленная жестокость.

Тут был он весь, каким я его знала: причудливый, переменчивый, вспыльчивый. Он сам не мог уследить за своим нравом и совладать с ним.

Желая унизить тебя, он кричал так громко, что даже индейцы в загоне отвлеклись от быков.

Все смотрели, что происходит.

Ты стояла напротив них. Тот, с кем тебя знакомили, был так высок, что тебя за ним совсем не было видно. Его я видела со спины. Братья подошли поближе. Им тоже хотелось повеселиться вместе с отцом.

— Ты же этого хотела, нет? Он на тебе женится. На такой, какая есть. Хоть ты сейчас и смотришься замарашкой.

Вслед за братьями я подошла совсем близко к аделантадо. Он явно такого не ожидал: нахмурился и наклонил голову.

Моё первое впечатление было такое же, как у тебя: никакое. Я не подумала о нём ничего. Он не соизволил показать себя. Глаза его оставались непроницаемы.

Зато в твоих глазах чувства читались ясно. Ты все их вложила во взгляд, который не предвещал жениху ничего хорошего.

Отец, конечно, понял его смысл: ты велела переменить тон или вовсе замолчать. Но он не стал с этим считаться. Что-то заставляло его обижать тебя при доне Альваро.

Что? Возможность тебя потерять, страх расставания, который он до этого мгновенья недооценивал? Потребность показать тебе, что он здесь всё равно главный? Боль, затаённая ревность к твоему замужеству, хотя отец сам желал этого события и устроил его?

Или страх быть одураченным своим будущим зятем? Почему аделантадо Менданья согласился так скоро? Не потому ли, что кошелёк его был пуст, что он был стар, разорён — конченный человек, и сам это знал? Не потому ли, что он видел в этом браке такие выгоды, которые обернутся ущербом для семьи Баррето...