— Не знаю я, где он сейчас. И знать не хочу. А если б и хотел — сейчас-то чего? После того, как я его чуть не прибил? Он же… он же маме всю жизнь испортил. Она бы совсем иначе жила, если бы не он… она его любила, молодая была, мечтала о чем-то, а он женатый оказался, ну и в кусты… Преподавал у нее что-то там, а после того она универ бросила, домой вернулась и меня в подоле притащила. Если б хоть не забеременела, а так еще и я прицепом. Ей стыдно было, да и не до учебы с дитём, а как дед Ян умер — так вообще… Это я ее всю жизнь в деревне этой продержал. Цветок жизни, блин. Она его винила, а на самом деле… могла же и аборт сделать, а пожалела, получается.

— И где среди этого твой отец? Откуда он взялся? Ты его искал, что ли? — засыпала она его вопросами, мало что понимая из сказанного. Все это казалось ей каким-то ненастоящим, будто история из телевизора.

— Сам нашелся. Приперся на мой день рождения, когда мне шестнадцать исполнилось. Какие-то предъявы матери кидал, типа от меня не отказывался и вообще хочет с нами семью. Я тогда так нихрена и не понял. Мать его послала, а он потом через время снова приперся, бухой, ну я и…

Назар осекся и замолчал.

— Ну да, кулаками махать ты мастер..

— Да не дрался я! — запальчиво ответил он и заткнул самого себя, не позволив больше горячиться. Мотнул головой и тихо, хмуро продолжил: — Не рассчитал просто. Мать его выпихивает, он не выпихивается, я его за шкирку взял и на крыльцо… Я в шестнадцать уже приседал со штангой в пятьдесят килограммов на спине, откуда ж я знал, что он так полетит, блин. Силой я точно не в батю… а его вырубило там же, кровища…

Милана резко повернулась так, чтобы видеть его лицо, обхватила его ладонями. Оно было холодным, по-прежнему бледным, почти безжизненным.

— Прости, — зашептала она, — прости меня. Не надо было спрашивать.

Он будто не услышал того, что она сказала. Смотрел не на нее, а сквозь — на реку. И все еще говорил, не останавливался:

— Его увезли в больницу, а меня в участок. Не помню уже, сколько я там просидел, пока не приехал дядя Стах. Он вытащил. И отца отправил в столицу, в нейрохирургию… я знаю только, что он поправился и что с ним все хорошо. Я не спрашивал, боялся страшно, вдруг его калекой сделал, а меня отмазали. Потом как-то случайно застал разговор… Стах матери говорил. Я ему на всю жизнь обязан.

— Странно, что тебе не сказали… — пробормотала Милана.

— У Стаха семья погибла, ему было не до нас, а с мамой… мама и раньше беспомощная была, а тогда совсем в себя ушла из-за меня. Узнал — и ладно.

— Ну конечно! — раздраженно проговорила она. — У всех обстоятельства, один ты во всем виноватый.

Он вздрогнул и из своего междумирья вернулся к ней. Вспомнил, что она спросила. Вспомнил, почему рассказал. Взгляд его сфокусировался на ее лице — уставший и такой тяжелый, что не вынести. И звук его голоса сделался совсем потусторонним, глухим, севшим, едва слышным:

— Ты теперь меня бросишь, да?

— Как они? — фыркнула Милана, обнимая его за шею. — Ты почти ребенок был, а они походу нифига об этом не думали.

— Для ребенков есть колонии для несовершеннолетних. Они меня вытащили, а я сам… я же сам… Нахрена тебе это надо, такое пятно?

Теперь наступила ее очередь не слушать. Она задумчиво смотрела на воду и вдруг встрепенулась.

— А давай попробуем его найти.

— Это еще зачем?! — опешил он.

— Встретиться, поговорить…

— О чем нам говорить-то? Я его чуть не убил, Милана! Мать до сих пор иной раз на меня смотрит в ужасе.

— Это была неосторожность.

— Какая разница, что это было, если не исправить уже ничего. Да и… и мама не простит, если я попробую рыпнуться. Она его ненавидит.

— Ну… ты… тебе виднее, Назар, — миролюбиво проговорила Милана, — не сердись.

— Это ты на меня не сердись… это… это важно, понимаешь? У тебя отец большой человек, а тут я со своим прошлым. Зря я вообще к тебе лез, теперь же не отлипну, даже если пошлешь.

— А что делать будешь?

— То же, что и раньше. Ходить за тобой везде и бить морды тем, кто тоже ходит, — проворчал Назар, а потом вдруг улыбнулся: — И целовать тебя. Ты же не устоишь, а?

— Не устою…

— Значит, у меня есть вундерваффе, — он коснулся большим пальцем ее нижней губы и запустил остальные за затылок, под волосы. А после приблизил ее лицо к своему, чтобы выдохнуть, уже почти дотянувшись: — Всегда буду тебя целовать.

— Спасибо, тёть Зой, — торопливо поблагодарила Надя Ковальчук аптекаршу и быстро сгребла из-под окошка упаковку метоклопрамида, витамины и два теста на беременность. Но сбежать быстро не успела, пока возилась с застежкой на сумке, тетка Зойка хитро ей подмигнула и по-родственному, хотя они никакие не родственники и даже мало знакомы, поинтересовалась:

— Что? Задержка?

Надя подняла глаза, поджала губы и сдержанно ответила:

— Нет покамест.

— Но тошнит! — кивнула тетка на сумку, в которой теперь было спрятано противорвотное средство.

— Меня от жары часто тошнит… и голова болит, — вздохнула Надя.

— То перестраховка? — вскинула брови назойливая аптекарша.

— Ага… Ну, до свидания, тёть Зой, — снова попыталась она сбежать, пока кто-то еще не зашел в аптеку и не стал свидетелем этого концерта.

— Давай беги! Эти тесты хорошие, до утра ждать не обязательно! Пора уже порадовать Лукашика твоего! — продолжала грохотать тетя Зоя, пока Надя вылетала на воздух, под палящее августовское солнце.

Все она Зойке соврала. И будь у нее время, то выбрала бы любую другую аптеку, лишь бы подальше от дома. Но до завтра сил ждать нет, а это единственная круглосуточная в их районе. И пока Лукаш с дежурства не пришел, они с Анькой решили провернуть свое мероприятие, от которого Надю слегка потряхивало, настолько грандиозными могли быть последствия.

Аню тошнило который день. Прямо выворачивало, она ходила тенью и разве что не по стеночке на работе. И если бы Надя в том же санатории не служила медсестрой, она бы могла просто не заметить. А сегодня увидала и сама чуть не осела от Аниного вида. Зеленая, с такими тенями под глазами, что на панду смахивала. И совершенно несчастная.

«Отравилась, отравилась», — повторяла эта бестолочь, но только Надя знала точно, что и накануне она чувствовала себя неважно. И опаздывать стала ни с того, ни с сего, иногда отговариваясь, что какой-то упадок сил у нее от жары и от влажности — воздух действительно сделался жарким, душным и волглым из-за речки. Но тут уже настолько наглядно было, что Надька взяла подружку за руку, затолкнула в туалет и выдала:

«А ну-ка, колись, подруга. Было что-то?»

А та в ответ разревелась, размазывая по лицу сопли и слезы, пока не подскочила, схватившись за рот, Надя только и успела, что затолкнуть ее в кабинку.

И вот пожалуйста. Вместо того, чтобы пойти купить тест самостоятельно, уговорила ее, Надю. Дескать стыдно, а Надя — при муже, что такого? Зато теперь про Надю разнесут на весь район, что она беременная, еще до родителей дойдет — и начнется. Нет, они с Лукашем планировали, конечно! Но сначала хотели денег подсобрать и дождаться Лукашевого повышения, потому что ее-то заработка лишатся, а на государство Надька не особенно надеялась.

На что надеялась Анька — для нее вообще было загадкой, но вариантов, кроме как выяснить все до конца, у них не было.

Потому, вернувшись домой и застав бледную, как смерть, Анютку сидящей на кухне чуть ли не в том же положении, в котором она ее оставила, Надя сунула ей под нос одну из двух упаковок с тестом и выдала:

— Вот. Сказали, очень чувствительный, утра можно не ждать. Дуй в ванную. Стакан на полке возьми.

Аня вернулась минут через пятнадцать. Вид ее был странным, немного растерянным, но все же ее лицо, по-прежнему выглядевшее больным и измученным, в то же время излучало торжество. Она села на стул, на котором ждала возвращения Нади из аптеки, и залпом допила чай, теперь уже совсем остывший.