— Не надо было сегодня возвращаться. Не надо было вечер отдавать.

— Нет! — напряженно выдохнула Милана и уперлась ему в плечи, не давая приблизиться. — Нет, Назар. Не сейчас. Не здесь!

Он, совершенно опьяненный ее близостью, в это мгновение уже снова тянулся к ней, когда до него дошло. И эти ее ладошки, которыми она удерживала его, и ее просьба остановиться. Едва последнее проникло в сознание, он замер, все так же на весу, прямо над ней, лицом к лицу, и ошалело спросил:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- А?

— Нет. Я не хочу тут. Не могу. Это как-то… неправильно.

— В смысле тут? В твоей комнате?

— Она не моя, Назар. Это вообще дом твоего дяди. Там прислуга ходит, — Милана кивнула на дверь. — Говорить потом станут…

— А мы тихо… никого там нет, не услышат, — охрипшим, просящим голосом проговорил Назар и чуть толкнулся бедрами ей в ногу, будто передавая то возбуждение, которое до судороги сковывало его мышцы.

— Нет! — она еще сильнее уперлась ему в плечи. От этого ее отчаянного усилия он словно встряхнулся и резко отпрянул, сев на кровати. Мотнул головой, пытаясь вернуться в адекватное состояние, прижал пальцы к внутренним уголкам глаз у переносицы и остервенело потер их, заставляя себя выдохнуть все, чему нельзя давать воли. И только после этого посмотрел на Милану, замершую на подушке.

— Блин, — пробормотал он севшим голосом. — Ну ты чего? Ты стесняешься, что ли, Миланка?

— Ты меня еще в дом к своей матери приведи, — вздохнула она, села рядом и коснулась пальцами его ладони.

Может, туда и правильнее бы было… честнее… Если бы только Лянка иначе воспринимала ее. Даже без приставки — просто принимала бы. Этого Назар вслух не сказал. Они неделю спят, как такое сказать-то? Для него самого происходящее — как сон, в реальности этого происходить не может.

Вместо того чтобы озвучить свои мысли, он сгреб своей большой горячей пятерней ее ладошку и прижал к своему лицу, такому же горячему от неутоленного желания. А потом глухо ответил:

— Понял. Будем теперь играть в школьников. Чтоб никто ничего не подумал.

— Будто это сильно по-взрослому, втихаря лазить через окно… — улыбнулась Милана.

— Я к тебе и повыше куда влезть могу… — Назар помолчал, а потом поднял на нее все еще лихорадочно поблескивающий взгляд, глубокий и черный, утонуть можно. — Скажи хоть, что тебе тоже хочется, а то чего я один страдаю?

— Назар! — прыснула она и закатила глаза. — А еще что-то там про школьников втираешь!

— Так и знал, что не хочется! — рассмеялся и он, откинувшись головой на спинку кровати, и от его смеха затрясся матрас. — Милана, ты динамо. Это ж надо так бортануть!

— А я вот надеялась, что ты пришел о литературе поговорить, — похлопала она ресницами, мечтательно накручивая на палец прядь волос. — Но если тебя только это интересует, то учти: у меня через неделю еще и критические дни начнутся.

— Блин! Это для стимуляции моей мозговой деятельности, чтоб быстрее думал, где нам убежище найти?

— Я бы на твоем месте подумала, где раздобыть хорошего коньяка.

— Это зачем еще?

— Меня отпаивать.

— А? — Назар непонимающе уставился на нее. Вид у него при этом был самый потешный.

— Бэ! Через неделю узнаешь, — она легонько толкнула его локтем под ребра. — Так что? Литература, кинематограф или домой пойдешь?

— Не пойду. Спать буду. Здесь. Понятно?

Назар демонстративно развернулся, стащил с себя мокасины и джинсы. А после, пристраивая их на стуле, вытащил из кармана блестящий квадратик из фольги и заявил:

— Их там много.

— Вот и положи обратно, — велела Милана, убирая на тумбочку ноутбук и забираясь под одеяло. — Потом пригодятся.

— Угу, — вспомнил он свои совиные замашки и сунул презерватив обратно. Потом лег рядом с ней, на соседней подушке, пошарил рукой над головой, находя, где выключается бра, другой притянул ее к себе на плечо, а после, когда оба устроились, в темноте проговорил: — Какой, нафиг, коньяк? Тебя от наперстка вина на Ивана Купала развезло!

— Никуда меня не развозило, — возмутилась она, тихонько рассмеявшись, и вдруг резко оборвала свой смех. — Ты же завтра позвонишь? Уйдем из дома хоть ненадолго.

— Да. Пойдем погуляем по набережной до центра, за ручку, — проворчал Назар и поцеловал ее макушку. Поцелуй вышел мягким, теплым, каким-то очень уютным. Он прижал ее еще крепче и добавил: — Гостиница есть, но тогда весь город будет трещать. Потому просто погуляем пока.

— Хорошо, — сонно пробормотала она.

— Спать? — с улыбкой, угадываемой в голосе, спросил он.

— Угу…

— Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — шепнула она.

В комнате стало тихо. Милана чуть слышно засопела носом. Привычно, как несколько ночей подряд в их трейлере. А теперь здесь, дома. Она еще не заснула, он знал. Но уже почти. Без сладкого правда, но один черт — он был счастлив. Потому что она счастлива, и он словно заряжался этим от нее. Назар закрыл глаза и попытался расслабиться. А потом его подорвало:

— Я там цветок на балконе уронил!

— Спи, — успокоила его Милана, — утром клумбу обрывать не придется.

— Завянет!

— Будет гербарий. Спи.

— Сплю.

Утром вернулся Стах Шамрай.

И в доме началась кутерьма. Прислуга сновала туда-обратно коридорами, словно бы его приезд запустил какой-то жестокий механизм, спровоцировавший бурную деятельность. В кабинете, в который он приперся сразу по приезду, даже не заглянув в собственную комнату, не было ни пылинки, но он, тем не менее, все равно нашел к чему придраться. Кофе был недостаточно крепок и что за бездарь безрукая его варила, розарий за окном так разросся, что не видно двора, завтрак, поданный ему на рабочее место, тоже неудовлетворителен.

Настаивать на том, чтобы дорогая гостья составила ему компанию за столом, он не стал, судя по тому, что гостья все еще не покидала собственной почивальни, а он — торчал в кабинете. Приехал Станислав Янович, к слову, не один. С юристом. Сразу вызвал к себе управляющего с лесозаготовительного предприятия. Бурно обсуждали новые контракты. Ляна Яновна было сунулась к нему с личным вопросом и, обруганная за вторжение едва ли не по матушке, быстро ретировалась, не зная, как после такого на глаза попадаться. А уж тем более жаловаться на Милану, как планировалось изначально.

Весь этот вертеп Назар благополучно пропустил, уехав еще с утра на клондайк, пока его мавка дремала, перекатившись на его подушку и обняв ту обеими руками. В полумраке комнаты он несколько минут смотрел на нее — сонную и оттого податливую, с трудом оторвался и ушел тем же путем, которым вчера пришел. Нужно было возвращаться к работе, а не хотелось страшно.

Возможно, потому что в глубине души и сам понимал — чем-то не тем занимается. Не его работа. Да и можно ли это назвать работой?

Разве на нормальной работе держат под сиденьем машины короткоствол?

Впрочем, с утра обошлось без мордобоев — и на том спасибо. Рутина затягивала — в некотором роде все, что он знал в этой жизни, было на копальнях. И ничего другого Назар не видел. Менять патруль и общаться с мужиками — было привычно. Но все это происходило словно бы не с ним. Он все еще в той реальности, в которой плечо затекло от того, что на нем спит Милана, но мысль чуть сдвинуться — претит, иначе она проснется.

Когда вернулся, Стах уже всех выпроводил и несколько раз его набирал, только в лесу нихрена не работала связь. СМС о трех пропущенных вызовах на подъезде к Рудославу, несомненно, взбодрило, и потому оказавшись в поместье, Назар даже домой не забегал. Как был, в рабочем, сунулся к дяде Стаху.

А тот в это самое время пил вторую пайку кохве, на сей раз удовлетворительную. И, вроде бы, немного затих. По крайней мере, рычать перестал, но это не значило, что не сверлил Назара острым и почему-то сердитым взглядом, будто бы тот в чем-то провинился, но не настолько, чтобы раздувать из-за этого скандал.