– Конечно, сейчас трудности будут другими, – согласился Мэвин. – Одним из новых имперских учреждений станет Схола Прогениум. Таким образом, нам потребуется преданный комиссар с безупречным послужным списком, дабы наставлять кадетов и готовить их к службе.
– Я едва ли могу назвать свой послужной список безупречным, – ответил я, скрывая потрясение за показной скромностью, которой он явно ожидал. – Я невероятно польщён таким предложением, но неужели из кого-то более педантичного не вышло бы лучшего наставника?
– Педантичность – одно дело, а лазразряды – другое, – ответил Мэвин. – Кроме того, если начистоту, ваша способность уклоняться от последних куда важнее умения дословно цитировать литании командования. Если вы сумеете передать толику вашего умения выживать на поле боя ученикам, это будет благом для всех.
– С этим я спорить не могу, – ответил я, не имея ни малейшего намерения спорить с самого начала. Похоже, я достаточно поработал для Императора, чтобы он поставил мне выпивку – не слишком охотно, но я не собирался от неё отказываться. С другой стороны, вероятно, не стоит соглашаться слишком быстро. – Могу я обдумать это?
– Сколько времени вам нужно? – разумно ответил вопросом Мэвин. – Мы бы хотели, чтобы вы начали преподавать в этом году, но если вы откажетесь, мы будем искать других кандидатов. Чем скорее вы решите, тем лучше.
– Хорошо, – сказал я, недурно изображая нерешительность. – Это огромная честь, и я должен сказать, что возможность передать свой опыт службы Империуму немало меня искушает. Но я не считаю себя вправе принять такое решение, не обсудив это с лордом-генералом. Мы долго служили вместе, и я не могу забыть о нём.
– Я не ожидал меньшего, – отозвался Мэвин, явно решив, что убедил меня, и может позволить себе показать снисходительность. – Я буду ждать вашего ответа.
– Я сообщу вам его завтра, – сказал я. – Сегодня я приглашён на ужин к лорду-генералу, а как вы сказали, медлить не стоит.
Лицо Мэвина снова исказилось в ещё одной предполагаемой улыбке.
– Тогда до завтра, – сказал он.
ГЛАВА 2
Я видел Коронус с орбиты так часто, что перестал обращать на него внимание, но сегодня вечером пейзаж, открывавшийся в иллюминаторе челнока, что вёз меня на праздничный ужин к лорду-генералу на флагман, показался мне по-новому восхитительным. Мы с Живаном уже несколько десятилетий были друзьями, насколько таковыми могут стать комиссар и лорд-генерал, и встречались при каждом случае, а возможность садиться за ним за обеденный стол или партию в регицид я считал одним из главных преимуществ своей службы при штабе – если не считать того, что здесь в меня куда реже стреляли.
Должен сказать, Коронус Прайм не был особенно живописен – планету почти целиком посвятили нуждам её вечно меняющихся гостей, которые, едва успев сделать тут передышку, возвращались в бесконечный вихрь войны, что представляет собой жизнь имперского гвардейца. Большая часть дневной стороны была покрыта пылью от постоянно взлетающих и прибывающих челноков и десантных кораблей, что покрывали поверхность, и без того усеянную всевозможными базами[11]. Ночное же полушарие было окутано мягким светом множества люминаторов – лишь несколько тёмных пятен указывали на пустынные участки планеты, отведённые для тренировок и боевых стрельб. Сегодня я был зачарован открывшимся пейзажем и мягкими оттенками, которых совершенно не замечал раньше.
Иными словами, я был в удивительно хорошем настроении, что было для меня незнакомо и немного пугающе. Прожив столько лет с ощущением неминуемой смерти и едва избежав её множество раз, я чувствовал, что моё нынешнее состояние слишком хорошо, чтобы быть правдой, – как я ни пытался, я не мог заглушить ноющий голосок в голове, который твердил, что рано или поздно случится что-то ужасное.
И, конечно, я был прав, хотя даже в самых пессимистичных предположениях не доходил до того, каким пласталевым тазом всё может накрыться.[x1]
Первым намёком на неприятности стал лаконичный голос диспетчера с «Морского оркестра»[12], чьи отзвуки я слышал в комм-бусине.[x2] В силу старой привычки и нелюбви к сюрпризам, я слушал переговоры, и что-то в вокс-обмене вызвало слабое покалывание у меня в ладонях.
– Челнок два-семь-дюжина[x3], скорректируйте курс на одну целую три десятых градуса по Х, ноль целых четыре десятых по Z, – я не был знатоком трёхмерной навигации, но что-то подсказывало мне, что это довольно значительное изменение для такого короткого расстояния – мы были всего в нескольких километрах от корабля, а в мои прошлые визиты пилот-сервитор держался проложенного курса как костяшка на счётах.
Пеняя на свою чрезмерную осторожность, несмотря на то, что та спасала мою жизнь десятилетиями и позволяла выйти из почти смертельных передряг, я встал и прошёл в кабину пилота, почти по лодыжку утопая в ковре, которым был выстлан пол. Одно из преимуществ того, что вашими игрушками служат почти все вооружённые силы Милитарум в Восточном рукаве[13], заключается в том, что вы можете жить намного комфортнее простого пехотинца, и Живан хорошо это понимал (хотя в молодости он навидался достаточно грязи, так что я не завидовал роскоши, которой лорд-генерал окружал себя сейчас, – тем более, что он щедро делился ею со мной). Его личный челнок был обставлен не хуже, чем у среднего планетарного губернатора, но с бо́льшим вкусом – практичные переборки были скрыты за резными деревянными панелями (и целым рядом графинов с горячительным и иных средств скрасить утомительное путешествие) с лакированными аквилами и изображениями самых воинственных святых.
Когда я добрался до иконы Императора, за которой скрывался проход на лётную палубу, диспетчер заговорил снова – у него был спокойный и уравновешенный голос, как будто он пытался скрыть нарастающую тревогу.
– Два-семь-дюжина, скорректируйте курс немедленно. Приём.
– Курс утверждён, траектория обычная, – бесстрастно ответил пилот-сервитор с присущим их племени механическим упрямством.
Такая беседа не могла меня успокоить – я толкнул дверь плечом, ворвался в кабину, рухнул на место второго пилота рядом с тем, что было занято смесью плоти и металла, отвечавшей за полёт. Сервитор не обратил за меня никакого внимания – золотые пальцы недвижимо лежали на кафедре управления.
– Челнок два-семь-дюжина, повторяю, скорректируйте курс на одну целую три десятых градуса по Х, ноль целых четыре десятых по Z. Немедленно.
К моему бесконечному отсутствию удивления, сервитор как попугай повторил слова про то, что мы следуем заложенной в него траектории, чего мы явно не делали.
– Это комиссар Каин, – я перехватил инициативу, поскольку больше было некому. – Кажется, железный болван за штурвалом дал сбой. Как мне переключить его?
– Комиссар, – облегчение в голосе диспетчера совершенно меня не успокоило – он явно решил, что моего присутствия будет достаточно, чтобы решить любую проблему, что могло бы случится, знай я хоть что-нибудь об управлении челноками. К сожалению, я всегда оставлял такие заботы флотским, умелым сервиторам или гражданским, и хотя мне приходилось бывать в лётном отсеке, обычно вражеский огонь или перспектива во что-нибудь врезаться не оставляли мне времени наблюдать за пилотом. – Можете вы сесть за штурвал?
– Я не знаю, что с ним делать, – ответил я, воздержавшись от более лаконичного ответа, первым пришедшим на ум. Как вы понимаете, я был скорее раздражён, чем всерьёз напуган, а корабль Живана оставался лишь яркой точкой среди мириад других, висящих на орбите или горящих на небосводе вдали. Но с каждым мигом эта точка приближалась, и если я собирался что-то предпринять, предпринимать это надо было быстро.